— Умеешь убеждать. Я больно сомневаюсь, что Хаш что-то прояснит, Урсула же пыталась их отыскать, но попытаться стоит.
Как ни говорили Тобианом с Уилл сторонке тихо, три метра ничего не решали. Их спор, переходящий в согласие, слышали и Идо, и девочки. Люси, без того взволнованная и страшно обрадованная, просто засветилась от счастья, узнав, что она будет не одна, а с Тобианом и Уиллом. Семья — это дело сугубо личное, но случаются моменты, когда с семьёй хочешь соединить друзей в одно целое.
— Нулефер… а ты будешь с нами? Мне бы хотелось зайти в их дом с тобой, — робко произнесла Люси, пугаясь своих слов. — Не могу объяснить, но вот хочется, чтобы ты была со мной.
— Раз тебе это важно, — попыталась скрыть довольное смущение Нулефер, — то буду. Ведь надо попросить у твоих родителей прощение за тот день.
Идо для вида кашлянул.
— Наговорились? Я ждать не буду.
Друзья сняли с себя всю тёплую одежду и спрятали её в укромный уголок за ближний портовый трактир. Даже к Тобиану далековато ехать, чтобы переодеться, а время не ждёт. Хочется же побольше побыть в Хаше. Совместного завтра у них с Тенриком, возможно, и не будет.
Все вчетвером, раздетые до нижнего белья, они обхватили Тенрика и приготовились к перемещению. О да, для случайного прохожего зрелище казалось смешным и наталкивающим на похотливые мысли. Две девушки в сорочках и двое юношей, сохранившие брюки и носки, прижались к телу разыскиваемого преступника. К счастью, они не боялись чужих глаз. Кто в порту, кроме матросов, которые напьются так, что под вечер и не вспомнят, как зовут мать родную, увидит их?
— Говори, Бонтин, адреса, — впервые при Нулефер Идо начал командовать. — Если не позабыл, люсиных родителей зовут теперь Симон и Фиона?
— Так точно, Тенрик. Второй дом. Медная улица, — сказал Тобиан выученный на зубок адрес.
— Приготовились. Не бойтесь, руки и ноги не оторвутся при перемещении. Три, два…
— Люси, что ты забыла тут с Бонтином???
Ещё секунда, и Тенрик бы исчез. Но девичий визг раздался быстрее его магии. И силуэты, один маленький, хрупкий, другой тучный и неуклюжий, вынырнули, как только он приготовился. Ромила, придерживая за руку Фалиту, собравшуюся уже приложиться к купленной в трактире бутылке, разинула рот и, по-поросячьи прищурив глаза, захихикала.
— Элеонора же предупреждала, что вышвырнет тебя в ваш дремучий Рысь за встречу с Бонтином. Ай-яй-яй, как нехорошо! О, здравствуй, Нулефер.
— Всё не уймётся это ничтожество, — стиснула зубы Фалита, глядя на Тобиана. — Лишишься ты сейчас у нас подружки, мерзавец.
Нулефер вытянулась в полный рост и сильнее сжала руку Тенрика, подавая ему знак — перемещайся.
— И не буду с вами здороваться. Элеонора ничего не сможет сделать Люси — это не она пошла к Бонтину, а я собрала друзей, захотела вот отдохнуть в большой компании. Удачи нажаловаться, во всех бедах обвинят-то меня, а крика сестры я не боюсь.
***
Конория сменилась Хашем. Длинные широкие улицы и перекрёстки сузились, сократились и в то же время отодвинули дома друг от друга, превращая территорию в просторные дворики, в которых стояли качели, скамейки, пока ещё пустые клумбы. Дышать сразу стало легче. То ли воздуха было больше потому, что людей было совсем ничего. То ли лошади от проезжающих дилижансах не гадили и торговцы отродясь не выливали отходы от своих лавок прямо на проезжую часть и в полные воды широкой Скводж, которыми смело могла похвастаться конорская Юва.
— Я вспоминаю этот воздух, — с воодушевлением потянул носом Уилл. — Эти запахи сохранились. Сладкая смоковница, печенье с абрикосовой начинкой… Смолистые сосны. Их тут много, мы возле соснового парка.
Через дорогу за жилыми домами и облюбовавшими тротуар торговцами сладостей, за чёрной железной оградой ветер свободно прогуливался по ветвям сосен. Мощные деревья шумели, перекачивались, но вдруг замерли, когда на крыше храма загремел гонг.
— Твои родители живут в том доме, — Идо показал на первый, стоящий возле ограды с храмом маленький двухэтажный домик, который по двум дверям и разно выкрашенными этажами говорил, что в нём живут не только Кэлизы.
— Повезло им возле парка жить, — сказал Уилл, пребывая мыслями в далёком прошлом. — Такая тишина. Простота.
Да, выпирающей конорской помпезностью и не пахло. Маленькие дома, маленькие дорожки и улочки. Уилл преувеличивал, что было тихо. Кричали шаловливые мальчуганы, бранились старики-торговцы, возле храма лаяла собака. Но тот шум не сливался в глухой неразборчивый гул, в котором и свой голос-то разобрать невозможно. И лишь листовка, наклеенная на столб, напоминала, что Санпава и Конория принадлежат к одному звену. «Спасём Мариона от судилища!» — написала тяжёлая рука.
— Я пойду, — оторвался от сладких воспоминаний Уилл. — Для начала хочу побеседовать со старым хозяином, может, что-нибудь прояснится. Ты давай, Люси, действуй. Я в тебя верю.
— А ты найдёшь ваш старый дом? — забеспокоился Тобиан.
— Это где-то в пяти кварталах отсюда. Найду. Поспрашиваю у прохожих, если заблужусь. Ну, счастливо вам.
Уилл похлопал на удачу Люси по плечу и пошёл своей дорогой. А друзья остались, всматриваясь в розоватые стены дома, в котором, по словам Джексона, должны жить так называемые Кэлизы. Люси боязно позвонила в висящий возле двери колокольчик. А вдруг её родители живут не на первом этаже? Вдруг их комнаты выходят в другую дверь? Откроют ей соседи, узнают Тенрика и тогда… «Не думай об этом, страхи должны остаться в прошлом».
Она позвонила. Послышался резвый топот. Дверь отворилась, и рыжий трёхлетний мальчуган закричал:
— Вы к нам, платье принесли?
Топот. Более громкий, быстрый.
— Майк, кому я сказала не открывать дверь?.. О милостивые боги и их дети… Люси… Фьюи, спустись скорее!
Это была высокая, морщинистая женщина, с давней изнеможённостью в глазах, несмотря на красное упитанное лицо. Её возраст на взгляд сложно было определить, может под пятьдесят, может на десять лет больше. Руки старые, опухшие, кожа жёлтая и эти изъевшие лицо рябью морщины…
Люси плюхнулась в живот женщины. Обняла её. Джина в ответ стиснула дочь. И обеих разразили слёзы. Выбежал Фьюи и бросился к дочери.
Крупный, сильный мужчина с мягкими усами и реденькой рыжей бородкой, ещё мгновение назад намертво застывший на лестнице, с неподвижными глазами припал к Люси на колени, только и бегали его широкие глаза, рассматривающие дочь. Они плакали сдавленно, со скулёжом, пытаясь удержаться, потом громко всхлипывая, прерывисто дыша, потом уже облегчённо затихая и только вздрагивая плечами. Так уткнувшись в плечи друг друга, отрываясь лишь бы поднять глаза и снова прижаться, дочь, отец и мать попеременно то целовались, то обнимались, не находя нужных слов, которых можно было сказать друг другу.
— Это кто? Кто это? — тиснулся к родителям Майк.
— Твоя сестра Люси.
— Моя сестра? Ты правда моя сестра? — вытаращил маленькие глазки Майк. — Такая ты большая!
— Да, я твоя сестра, — сдерживая хлюпающий нос, Люси присела к мальчику и поцеловала его в яркую макушку.
Переживали ли они счастливее моменты? Нет. Мир застыл, он перестал существовать. Для Люси остались лишь родители и маленький брат, для Фьюи и Джины, надевших маску смирения, всё ещё отпечатывающеюся на их телах и в глазах, кроме дочери ничто не существовало. Ну, не считая младшего и такого же горячо любимого ребёнка. Они пребывали в покое, и в то же время их душа пылала бурей, волнений, жаждой выбежать на улицу и закричать: «С нами дочь! С нами Люси!»
Но недолго длилось искренне счастье. Постепенно стали возникать лица и других людей, находящихся возле двери. Фьюи и Джина почернели, сделали пугливый шаг назад, прислоняя к себе детей, как тотчас они завидели Идо.
— Что тебе надо? — зарычал Фьюи. — Где Тимер? Меня не проведёшь, он скрывается за твоей спиной и выжидает, чтобы напасть. Вы использовали нашу дочь как приманку! Во твари!
— Папа, не стоит волноваться, — поспешила всё объяснить Люси. — Я по своей воле здесь, Тимер ничего не знает об этой встрече.
Но её прервал Идо:
— Не ищите во мне подвоха.