Освободители планировали захват поезда, в котором из Санпавы в Зенрут возвращался военный министр. В последнюю минуту на них напал отряд краснолицых соколов, спрятавшихся в товарных вагонах. Битва началась немилосердная, соколы давно знали, что Лендар один из лакомых кусочков для освободителей. В той схватке освободители потеряли двадцать пять человек — половину команды. Тимер разозлился не на шутку.
Операцией по захвату освободителей руководил полковник Буше, владелец обширных плантаций винограда, и Тимер решил наведаться к нему в гости. Когда освободители вторглись во владения полковника, они встретили сопротивление. Нет, не краснолицых соколов. Вооружившись мушкетами, палками, вилами и всем, что могло попасться под руку, освободителей встретили разъярённые рабы Буше. Сто яростных мужчин окружили территорию дома и не подпускали малочисленный отряд своих спасителей.
— Вас хорошо кормят, тепло одевают, так решили стать безмозглыми псами! — зарычал, отстреливаясь, Карл.
— Никто не причинил столько вреда за такой короткий срок, как вы, — огрызнулись невольники.
Силы палок и пуль были бесполезны против мгновенного перемещения Идо и сокрушительной атаки Нулефер, освободители заранее узнали в каких местах дом охраняют магические замки и уничтожили их. Отряд подходил к дому. Там, спрятавшись в комнате с ружьём, полковник Буше отчаянно звал через винамиатис на подмогу подчинённых. Но струя Нулефер быстро вырвала из его рук камень. Она хотела достать и самого полковника, но на балконе выскочил раб, загородил хозяина и стал обстреливать освободителей. Карл не церемонился, прячась за пальмой, он выстрелил в грудь. Невольник потерял равновесие, пошатнулся и завис, застряв рукой в перегородке между прутьями балкона. Полковнику стоило бы бежать, прятаться, но он принялся вытаскивать ещё живого раба. Это было ошибкой, Карл нажал на курок. Он не рассчитал цель, и пуля насмерть сразила Буше, а ведь Тимер хотел самолично судить его.
Оставалось идти в дом и искать хоть кого-то из членов семьи Буше. За минуту ватага освободителей пышный, вылизанный начисто дом превратила словно в разрушенные после землетрясения обломки.
За одной из дверей Каньете увидел женщину в переднике и с ошейником на шее и… о, боги, Тимера пронзила молния, он остолбенел, перестал дышать, сердце забилось с невероятной мощью. За рабыней пряталась шестнадцатилетняя девушка. Но что эта была за девушка! Тимера ни разу не встречал таких красавиц. Тонкая, изящная, с рыжими вьющимися волосами, с ясными голубыми, как чистое небо, глазами. Она цвела и пахла юностью и самой жизнью, так красиво пряталась за няню и, слегка приоткрыв ротик, смотрела на Тимера, точно райская фея.
— Не трогайте мою Грив! Не трогайте! Убейте меня! — ринулась на Тимера няня.
— Фанеса, мы принесли вам свободу, — хмыкнул Карл и достал ключ, похищенный с рейда в комитете, — мы можем вас освободить и дать дом в Камеруте. Что вас держит здесь?
— То, чего вам никогда не понять! Любовь! — закричала женщина и повисла на Тимере.
В ту секунду сорвалась с места девушка.
— Стой, Дженни, он же убьёт тебя!
Дженни вырывала из рук Тимера ружьё, выцарапывала глаза, защищала хозяйку. Грив изо всех сил боролась с Карлом, который загородил от неё друга.
Раздался тяжёлый удар. Тимер тяжёлой железной вазой разбил голову женщины. Грив бросилась на тело няни и зарыдала.
— Дженни, Дженни, за что… за что…
— Такие люди никогда не изменят Зенрут, они, как крысы, только мешаются под ногами, — ровным голосом сказал Тимер и крепко за руку поднял девушку. — Я ненавижу дряблость души.
Он опять впился глазами в её безупречное чистое белое тело, потрогал кожу и ощутил, какая она нежная. Тонкое лоснящееся платье так и манило главаря освободителей спустить его и посмотреть, что оно скрывает под собой. Тимер до этого дня никогда не задумывался о любви, о женщинах. У него была возлюбленная, была жена — вера в победу Общества над элитой Зенрута, мечта, которую он должен исполнить заместо ушедших родителей.
— Не бойтесь меня, фанеса, — Тимер отпустил Грив, улыбаясь, — я не трогаю женщин, детей, стариков и котят. Ну, если они не хотят меня убить, — он кивком, даже не собираясь скрывать усмешку, показал на тело Дженни. — Чтобы я тронул девушку — да провалиться мне на месте! Я благородный человек, который уважает слабых. А вот мой друг Карл не такой. Карл, иди сюда, Грив твоя.
Сзади Тимера Нулефер и Идо смотрели расширенными от ужаса глазами на своего лидера. Их грубо растолкал Карл и, насвистывая, взял Грив и потащил пинками в соседнюю комнату. Через минуту послышался душераздирающий визг девушки и насмешки поэта.
— Пошли, Нулефер, — потребовал пришедший в себя Идо, дёрнул застывшую соратницу за руку и повторил ещё настойчивее. — Пошли, ты ей не поможешь, Грив Буше — заслуженный трофей Карла.
Вскоре в одной из газет вышло стихотворение Фанина Ястреба «Пойман я таинственною любовью». Неизвестный своим лицом публике поэт посвящал оду милолётной спутнице, попавшейся ему на тернистой дороге жизни. Читательницы до слёз восторгались прекрасному слогу поэта, умилялись его тёплой и открытой душе.
Дневные ходки Тимер любил. Если ситуация позволяла, он залезал на ближайшую крышу и любовался паникой, шумом, криками и беготнёй, которые незамедлительно озаряли улицу после сокрушительного взрыва. С высоты все люди неожиданно становились маленькими, крохотными, как букашки, людишками, чёрными точками на фоне горящих зданий и разбросанных осколков. Они сливались с собаками, лошадями и превращались в одну неразумную кучу каких-то шевелений и криков.
Тимер предугадывал каждое движение и слово. Он знал, тотчас прогремит взрыв, и улица наполнится толпой паникёров, что просто будут орать и бегать туда-сюда, их безумство в кратчайшие сроки станет заразнее любой лихорадки и чумы. Моргнёшь глазом, и уже беснуются десятки, а то и сотни прохожих.
Но в двух метрах будет тихо, как в пустыне, там застынут в ужасе безмолвные трусы, что не смогут отвести глаз от горящего здания и забавляющихся там освободителей. Они не уйдут — не будет у них сил! А ведь они не пострадали! Ещё несколько метров левее плачут женщины, стонут так, будто их слёзы обладают даром исцеления. Но не глупо лить слёзы по незнакомым людям? Плач на публику, хорошее средство, показаться добрым человеком. Лежит под ногами выпавший из окна ребёнок, ещё живой, зовёт на помощь, но они стоят на месте и плачут, ведь душа их болит за его жизнь. Уже собирается толпа любопытных, хлебом которых не корми, дай поглазеть и послушать. Выколи им глаза, отруби уши, всё равно любопытство будет ввести навстречу страху, погибели. Бросить бы ещё одну гранату, эх, в здании друзья.
Страх человека зловещ, опасен и чертовски прекрасен. Была прекрасная улица, живущая в привычном годами темпе, и вдруг все закопошились точно муравьи, коим разрыли муравейник. Толкаются, снуются всюду и не подозревают, что за каждым их шагом наблюдают. Ушло человеческое величие, появился животный страх, крики руководят разумом. Есть, правда, храбрецы, которые на своих спинах выносят раненых, но разве их действие чудо?
О них тоже знает Тимер. Он убеждён, что найдутся неравнодушные мужчины и женщины, начнут спасать раненых, уводить в сторону детей и стариков. Но в тёмной толпе и они ничтожные маленькие пятнышки без имени и без лица, что так противно мелькают перед глазами.
Стоять на крыше и наблюдать за поражёнными людьми было для Тимера любимым занятием. Он становился властелином, хозяином, правителем, а испуганные погибающие люди внизу были даже не рабами, что забавляли своего господина, скорее, примитивными насекомыми, заточёнными в его банку.