— Вы мне разрешаете? Вы мне что-то разрешаете? — маленький Тимер ахнул от удивления. — Можно думать о маме и почему её убили у мальчика из того красивого домика?
Он молчал, поглядывая на аппетитную кашу, и более уверенно произнёс:
— Как это… убивать?
В приюте было скучно, голодно, каждый день били. Но приют отныне часто снился в розовых, сладких, напоминающих малюсенькую булочку с изюмом, тонах. Теперь над головой было синее, часто дождливое небо, а под ногами непроходимая грязь, притом нестерпимо пахнущая.
— Попади в дом, мы слышали, там хорошо, — обнимали в последний раз Тимера маленькие друзья, когда его забирал плосколицый долговязый человек с худыми, будто обглоданными куриными ногами.
В приюте среди детей поговаривали, что их иногда забирают в дома, где тепло, кормят неиспорченными объедками со стола, и им дают красивую яркую одёжку. Но Тимера ждала другая участь — коровьи хлева, овчарни и тысячи глупых птиц. Смрадный запах, ударивший в нос, тут же заставил Тимера закашлять, вырваться из крепких рук хозяина и побежать на воздух. Под ноги бросилась тупая курица, и Тимер пинком швырнул её в сторону.
— Мальчик, зачем ты это сделал? — спросила его худющая женщина с яркой штуковиной на шее, похожей на ту, что недавно надели на него.
— Мои воспитатели так всегда делали, когда они злились. Разве мне нельзя было ударить её? Я думал, когда меня заберут из приюта, и я смогу всех лупить.
Но били Тимера. Тощий фермер не прощал никаких промашек. Его ферма, одна из самых богатых в городе Ларк, расположившимся у Сипинского океана, кормила Ларкскую и Бэхрийскую провинции и поставляла еду даже в столицу. Хозяин скорбел над каждым бином, от чего и сам был худым и бледным, как смерть. Тимер всё мечтал, когда же ветер сдует с земли хлипкого хозяина, но в костлявых руках господина сидела мощная сила. Тимер рос и видел едва ли не по три раза в год, как кто-то израненный издыхал в ночи у себя в хижине, как кто-то умолял своих близких перерезать себе горло. Ибо самому страшно, боги не одобряли самоубийство.
О богах часто говорили на ферме. Здешние рабы были сильно верующие, наверное, потому что в Ларке находились древние развалины. Слушая красивые легенды от стариков, Тимеру не терпелось увидеть настоящих хозяев своей жизни. Когда господин уезжал куда-нибудь с семьёй, Тимер сбегал с фермы и нёсся к разрушенным пантеонам и к строгим статуям богов. Он знал их всех поимённо:
Богиня любви Андорина — седовласая старушка, старшая и любимая дочь Создателей. Страл — бог планеты и земли. Могучий мускулистый Кислор — бог войны, чьё оружие — это меч, скованный из его бороды. Калеб — покровитель дорог. Айрин, собравшая в себе все знания этого и, быть может, даже других миров. Таниса — богиня семьи и дома. Хас — справедливый судья для братьев и сестёр, а также их детей. Молодые и ослепительные близнецы Никиниас и Фания, идолы красоты мужского и женского тел. Лореамо — двадцатилетний бог искусства. Герматена, взявшая на свои хрупкие девичьи руки труд и упорство. Десятилетняя Ино — покровительница животных и растений. И, наконец, малыш Морон, хранитель снов и мечты, проводник праведных душ в мир вечной жизни.
О, как Тимер обожал предания про силу и благородное возмездие богов в схватке с безжалостными демонами! Убирая за свиньями, смотря, как хозяйских кнут вырывает из тела провинившегося невольника куски мяса, он представлял себя на месте четырнадцатого ребёнка Создателей, видел себя борцом с исчадиями ада. «Мсти, мсти, сметай преграды, наказывай, да посуровее», — запоминал Тимер финал каждого предания.
Правда, иногда на ферму к рабам приходили слухи, что это всё легенды, Супруги-Создатели и их дети не были столь жестокими, историю богов переписали тысячелетиями назад. И тогда Тимеру становилось печально. И он по-детски искренне радовался, если узнавал, что человека, распространяющего эту чепуху, наказывали вплоть до высылки из страны. В Зенруте не любили еретиков.
Но ничто посторонее, кроме рассказов про богов, не могло проникнуть на ферму к Тимеру. Разве что жестокие хвастовства приятелей хозяина о расправах над такими же как он, Тимер, в других городах. Он знал, что друзья у хозяина похожи на него: крепкие на кулак, быстрые на пробуждённый винамиатис, только толстые и медлительные.
Тринадцатилетний Тимер ждал оживившегося ошейника, когда собранные им яйца упали и разбились из-за внезапного лая собаки, а потом перепачканные желтком руки Тимера случайно коснулись белого пальто толстой женщины.
— Ничего, мальчик, не пугайся. Я выстираю пальто, — улыбнулась вдруг ему женщина.
От неё пахло столькими запахами, что нос Тимера даже не мог уловить: корица, абрикосы, яблоки, свежая уха, сладкие конфеты с повидлом, ароматная индюшка, каша. Ммм!
— Я вам его сотру, — заявил Тимер. Он знал, что это «ничего» в разговоре женщины с хозяином обернётся столбом с верёвками на палящем солнце.
— Ой, да не надо. Не утруждай себя зря, мальчик. Грэди, ты скоро?
Такой же румяный и широкий мужчина, названный Грэди, вышел из кареты, взял женщину под руку и пошёл в сторону хозяйского дома. Тимер собрался уже уйти, но тут он заметил на шее Грэди маленький кулон, напоминающий Кислора. Могучий бог был точно как на статуе в храме, только… без меча.
— А почему нет меча у Кислора? Как он воевать будет? — тихо себе под нос пробубнил Тимер.
Внезапно Грэди обернулся и направился к Тимеру. Тот вздрогнул, зная, что последует шквал ударов за длинный и слишком громкий язык. Грэди опустился на одно колено и показал кулон с богом.
— Мальчик, Кислор воюет не мечом, он объединяет народы своим большим сердцем. Так утверждают легенды, ну, не те, которые ты слышал.
Тимер недоверчиво и до сих пор подозрительно, ожидая пробуждённого ошейника, поглядывал на мужчину.
— А во что тогда часть бороды Кислора превратилась?
— Кислор раздал свой волос каждому враждующему народу для примирения.
— Где вы слышали это? У нас рабы говорят только про меч и…
Тимер не успел договорить. Кто-то стремительно выбил у него почву из-под ног и начал бить тяжёлыми сапогами по голове. Зажёгся винамиатис. Это был тощий хозяин. Тимер стонал, кричал, и всё же не мог принять новую правду.
— Кислор сделал меч. Меч! — заорал он Грэди.
Он понимал, что ему будет за дерзость. Однако почему-то Грэди и его спутница начали оттаскивать хозяина, а потом и вовсе бросились поднимать Тимера.
Тимер в тот день не работал, он подсматривал в окно и слушал беседу хозяина с Грэди и женщиной по имени Линда. Те что-то спрашивали про древние карты, путешественников Конорию и полоумную вдову начальника дворцовой охраны, что живёт поблизости от Ларка. Хозяин сидел спиной к окну, супруги — лицом. И они не отводили глаз от Тимера, качая головой всякий раз, когда он слишком сильно заглядывал в комнату.
Вечером они уезжали, но обещали наведываться в гости, пока остаются в городе — будут жить недалеко, сняли у моря маленький домик. Тимер прятался за бочкой, внутри кипело, взрывалось — то пылала досада, что он так и не разузнает про богов.
— А можно нам на время взять вашего мальчика, который нас встретил? — вдруг сказала Линда, не сводя глаз с бочки, за которой прятался он. — Мы вам заплатим за него. Просто мы всё время будет заняты с мужем, а так ваш мальчик готовил бы нам еду, убирал дом, чтобы мы потом не выглядели свиньями перед его владельцами.
— Так он же сам свинья, — засмеялся хозяин. — Спит с ними рядом и ест из одного корыта. Если вам нужен помощник, то у меня в доме есть почище рабы.
Грэди подошёл к хозяину и шепнул на ухо ворчливо:
— Знаете этих женщин, вобьют себе в голову и не переубедить, — и подмигнул Тимеру.
Пробубнив что-то себе в ус, хозяин кивнул и приказал позвать за Тимером. Он наградил его на прощание ошейником — понял по быстрому появлению мальчишки, что тот сидел где-то рядом и подслушивал — и разрешил пойти с Грэди и Линдой, наказав вернуться под утро. Заботу о скотине никто не отменял.
Теперь Тимер сгорал от нетерпения узнать что-то про богов Зенрута, послушать новую легенду, увидеть на картинках незнакомую статую, он мчался к Каньете с рассветом солнца, вставая даже пораньше, чтобы успеть ещё покормить животных. Но Грэди и Линду волновал тощий вид мальчонки, его впалые щёки и чумазое лицо. Они давали ему две, а то и три тарелки супа и лишь потом что-то рассказывали про божества. Порой резко останавливали свой рассказ и начинали говорить про большой и огромный мир, читать книжки с какими-то сказками и романами, где боги занимали даже не третьестепенного место в сюжете были.