— На семьдесят процентов, дорогой Тверей, я думаю, что Бабира погиб, — жестоко сказал он, не заботясь о чувствах стоявшей внизу женщины. — Мы находимся на расстоянии десяти миль, дальше, если судна заплывают, то обычно не выбираются. Бабиры нет ровно целый час, он легко мог попасть в пасть чудовища или просто оказаться смытым волной. Печально, если он не вернётся. Я буду горевать по своим мухам.
— Старейшина Видоном! — прикрикнул Аахен.
Морщины на лице Ваксмы причудливо заиграли и в конце озарились искренним удивлением — непониманием того, что можно переживать за чужую человеческую жизнь. Особенно Тверею, потомственному старейшине. Особенно за Бабиру Кария.
— Ваш приятель — чудак, а век таких людей значительно меньше нашего. Смиритесь с правдой жизни, Тверей.
Седая борода Ваксмы зашевелилась, из неё поползли маленькие чёрные жучки. Ваксма взял бороду в руки и трепетно подул на жучков.
— Насекомым вреден холод. Они теплолюбивые создания. Надо сказать, людям тоже нельзя на холоде находиться. Все мы одинаковы. Но почему-то своих насекомых я больше ценю, наверное, так наши боги распорядились. Несправедливо даются магические способности, согласитесь, Тверей? Вы такой искренний человек, но понимать вас могут только растения и двое чудаков Кариев, а моя судьба вообще незавидна — быть частью ползучего мира.
— Но стали вы верховным старейшиной людей, — смерила Ваксму презрительным взглядом Куфира. — Не прощу вам вашей улыбки, если с моим мужем что-нибудь случится. Как и королеву Эмбер за то, что хочет казнить нашего друга Мариона.
Время шло, лёд ослабевал. Куфира грызла ногти, волнуясь за Бабиру. Ну где же знак от мага света и тьмы? Дай, Бабира, о себе знать в своей родной, зловещей стихии. Наполни её светом!
— Тверей, учитесь смиряться. Когда, ну, если это «когда» свершится когда-нибудь, — мы вытащим экспедицию людей в Чёрный океан на сказочный остров Абадония, то мы потеряем, истину говорю, не одного человека. Невозможно преодолеть самую мощную концентрацию природной ненависти без жертвы. Даже тридцать первого герматены, когда согласно дневнику Хакена, океан спокоен со стороны острова, у нас он также гневен и безжалостен. Вы пробовали тридцать первого герматены переплыть его — не получилось.
Аахен сжал кулаки.
— Я знаю. Но я, в отличие от вас, не постыжусь склонить голову за отважных героев, которые погибнут за Абадонию.
Ваксма продолжал согревать свою бороду. Он ловить на себе горячую злобу Куфиры. Эх, вот почему маги снега не мёрзнут — их согревает страсть набить кому-нибудь лицо.
В самом деле, он не ошибался. Куфира сгорала от злости к старейшины, от волнения за мужа, от того, что за этими водами находится её мечта. Неизведанная, таинственная земля. Она жила тридцать шесть лет и не знала, что скрывают от всего мира чудовищные воды Чёрного океана. И не знала до сих пор, лишь полагалась в последние месяцы на смешную веру молодого старейшины Тверея в проклятую землю и могущественных созданий по имени абадоны. Ледяная полоса таяла, стихия ослабевала под натиском чувств и времени — силы были на пределе.
— Я бегу за Бабирой! — крикнула Куфира, отмахнула от лица длинные локоны и бросилась вперёд.
Она стремительно пропала из поля зрения Аахена и Ваксмы.
— Стой! — крикнул Аахен и по привычке дёрнул руку в сторону.
Но деревьев в океане нет, чтобы своими ветвями они смогли бы остановить безумную женщину.
— Вторая жертва Чёрному океану, — изрёк Ваксма.
Аахен плюнул на палубу. Побери Агасфер местную сумасшедшую. Связался на свою голову. Сколько раз они проговаривали план, когда выходили в воды. Но стоило было поддаться чувствам и всё.
Внезапно свист ветра прервал крик.
— А-а-а! Земля уходит из-под ног! Я утону!
Кувыркаясь, бежав сломя голову по скользкой, залитой водой дорожке, бежал Бабира. Ноги путались, расходились по сторонам и раза три Бабира проехался носом, прежде чем свалиться в воду. Он забултыхался, отчаянно закричал:
— Спасите, я же тону!
Аахен приготовился уже броситься в воду, вытаскивать утопающего. Но на льдиной тропе показалась Куфира.
— Кого испугался? Жену свою? Ну-ка быстро вылезай!
Вода под Бабирой затряслась, вспенилась и превратилась в пласт льдины, покрытой снегом.
— Живой он! Живой, господа старейшины! Бабира уже возвращался назад, как тут я появилась. Мой собственный муж принял меня за морского змея! Уж радоваться ли мне, что он не погиб, а?
Ветер усиливался. Он тропы почти ничего не оставалось. Аахен и Ваксма занесли на борт шхуны кашляющего замёрзшего Бабиру и повернули растопленное к этому времени Куфирой судно на берег.
Бабира был бледен как смерть, зубы стучали от холода, на курчавых волосах висели сосульки, он трясущимися руками создал маленький шар света и стал согревать себя. Больше получаса Куфира и старейшины тревожно давали ему горячий чай, укрывали одеялами. Бабире нравилась чужая забота, он разлёгся на подушках, превращал падающий на него дождь в пар, снял грубые ботинки на толстой подошве, продолжая меж тем жаловаться, что помирает от холода и ему нужно больше чая, а лучше всего — бокал виски, докладывал о своих путешествиях:
— Не встретил я ни змей, ни рыб! Досада. Жуткая досада! Я две мили прошёл, и до самого бы острова дошёл, но, как назло, закончилась тропа Куфиры. Что за страшное место Чёрный океан! Представляете, в меня чуть не попала молния. А если бы дальше зашёл? Господин Видоном, как вы просили, я отправил вглубь океана тёплый шар, с заточёнными вашими мухами. Видите, его нет у меня. Отправил шар в океан, жду, смотрю в бездну, ощущаю присутствие света в своей руке и чувствую, как мухи летают в сфере. И резко кто-то прервал связь между мной и моим шаром. Как бы объяснить, будто кто-то проглотил шар. А так до последнего чувствовал, как бедные мушки шевелились и пытались выбраться из моей клетки. Эй, дайте больному утопленнику ещё чая!
Но Куфира вместо чая дала мужу подзатыльник. Так подставлять людей! Все переживали, мёрзли, ждали, пока он с мухами возился и выискивал морских обитателей. Пять матросов на шхуне просто почернели от холода Чёрного океана и от её, куфириного, льда, который не давал судну уйти под воду.
— Циркач, — всё также немногословно сказал Ваксма на Бабиру.
— Старейшина, — с такой же грубостью отозвалась Куфира.
Аахен молчал. Нет нужды сейчас вмешиваться и как-нибудь укорять Ваксму. Они с ним разные люди. Они другие. Он — сумасшедший адепт науки, что и малеры Карии. Ваксма же прожжённый старейшина, правитель Тенкуни, как и его отец с матерью.
— Я не ставлю своей целью копаться в тысячелетнем наказании богов, — сказал ему Ваксма Видоном, когда шхуна только входила за границы Чёрного океана. — Если книжонка права, и абадоны существуют, то мы сможем преодолеть океан. На абадон не действует гнев океана и его чудовищ, поимка одного из них станет для Тенкуни немыслимым счастьем! Все проклятия, шторма, молнии в миг пропустят корабль, в котором будет сидеть абадоны. Для Тенкуни откроется северный путь в сотни стран. А это деньги, Аахен Тверей, новые связи и договора. Это мощь и развитие Тенкуни.
Аахен не спрашивал Видонома о дальнейшей судьбе пойманного абадоны. Если зверя поймают, то его жизнью будут распоряжаться уже вечные люди. И слово Аахена не поможет.
— Старейшина Тверей, — громко крикнул кашлявший минуту назад Бабира, — вы помрачнели. Чем-нибудь помочь? Я знаю много хороших номеров, вас развеселить?
— В следующий раз, Бабира, — ответил Аахен, немного помолчал и добавил. — Не называй меня так. Я больше не старейшина.
***
Через три дня судно вошло в бухту прибрежного городка Зий. Оно трещало, развалилось на части. Матросы целовали землю — давно согретые, они не приходили в себя. Нужно время, дабы привыкнуть к выходу в Чёрный океан, а они были новичками. Нужно время, дабы привыкнуть к выходу в Чёрный океан, а они были новичками. Преданными людьми Ваксмы Видонома, который не желал лишних смотрящих на него глаз и развешанных ушей. Как не просили Карии и Тверей взять команду из своих людей, Видоном гнул свою линию. И спорить с ним было бессмысленно. Как и протестовать против первейшего старейшины.