Его слова, сказанные спустя несколько минут после казни Эйдина… Было ли это бредом уставшего мозга?
Фредер не находил ответа. И не знал, кто сможет найти его вместо него. «Тобиан», — только и шептали его слабые губы в последние дни.
Особняк Урсулы Фарар всегда представлялся Фреду таинственным, красочным местом. Почему-то он видел его в жёлтых красках, с большим садом и фонтаном со львами. Дом оказался действительно большим, но серым и невзрачным, без единого лишнего рисунка в дизайне.
— Здравствуйте, Ваше Высочество, — Урсула поприветствовала вышедшего из кареты принца. Чёрные волосы были крепко завязаны в пучок, подол коричневого делового платья чем-то напоминал мужские брюки.
— Здравствуйте, фанеса Фарар. Я не отниму у вас много времени. Надеюсь, наша встреча пройдёт в тайне? — тихо сказал Фредер.
— Да, Ваше Высочество, я никому не рассказывала о сегодняшнем вашем визите. Но, — она покосилась на телохранителей, — я не отвечаю за других. Вашу карету, летящую из академии к моему дому, кто-нибудь да видел в городе.
— Мне важно, чтобы я с вами мог нормально поговорить, чтобы к нам внезапно не порвались мамины или дядюшкины слуги. Узнают мои родственники потом о нашей встрече — не огорчусь.
Фредер приказал телохранителям оставаться снаружи и прошёл в дом Урсулы. У Фарар было всё прибрано, каждая вещь лежала на своих местах. Создавать впечатление уюта и чистоты — готовилась хозяйка к приёму важного гостя. Фред шёл за ней и думал вовсе не о чистоте. В которой комнате на втором этаже жил Тобиан, а в которой Уиллард? Изменилось ли там что-нибудь после ухода мальчишек? Где завтракал и обедал его брат? Наверняка не в столовой. Где он отдыхал? Как вообще жилось? К Фредеру подошла пушистая кошка песочного окраса и ласково потёрлась об его ноги, замурчав. Она замяукала и попросилась на руки. Фредер улыбнулся дружелюбному зверьку — Тобиан и Уилл вечно ему рассказывали о гордой натуре урсулиной кошки, которая всегда на них фыркала и всем видом показывала, что она в доме хозяйка, а люди лишь прислуга для неё. Фред задумался, кошка тоже, как и люди, превращается в лизоблюда при виде наследного принца, или же он своим обаянием и энергией способен внушать ей полное доверие?
— Садитесь, — Урсула подвинула Фредеру кресло. — Для меня было неожиданностью ваше желание поговорить со мной.
— Фанеса Фарар, вы знаете, что меня к вам привело. Мы чужие люди, но одно нас объединяет. Даже не знаю, как начать…— Фредер замолчал, ища нужные слова. Стол Урсулы пустовал, за исключением чашечки чая и хрустящего печенья. Тоб и Уилл говорили, что на нём нет свободного места от бумаг и перьев. Фредер заметил, как бы Урсула не пыталась устроить ему королевский приём, заполненный папками шкаф, из ящиков стола и комода торчали листы бумаг. — У меня всё ещё стоят перед глазами Брас, Эйдин и Фон. У вас такого нет?
— Я не была на казни и не смотрела её по стеклу, — сказала Урсула, скорбно поджав губы. — Это очень тяжело — наблюдать за смертью людей. Я никогда не хожу на публичные казни. Не моё. Тяжело. Хотя я думаю, что должна была там присутствовать, если способствовала отправлению этих людей на смерть. Возможно, проглотила бы всё, как сделала это на площади Славы. Тогда же я позволила себе смотреть на умирающих в огне людей.
— Не вините себя в том, что не можете сделать. Ваше присутствие или отсутствие на трибуне для зрителей судьбу Эйдина, Фона и Брас не изменило бы. Фанеса Фарар, вы рады, что смерти избежал ваш приятель Марион?
Вопрос Фредера прозвучал слишком неожиданно для него самого. Он не хотел лезть в душу Урсуле, но в то же время он пытался понять, что происходит с человеком, который держит другого на краю пропасти и в любой момент может его отпустить. Или спасти.
— Да. Больно было ожидать приговора, страшно. Я не хотела смерти Джексону, хоть его поймала я.
— Он, должно быть, радуется несказанно своей победе?
— Возможно, да. Джексон стал слишком странным, чтобы его можно было понимать. Он стал другим. Высокомерным по неузнаваемости, королём, запертым в клетке.
— Мне говорили, что Джексон всё время высокомерен, — Фредер усмехнулся. — Я слышал, за два дня до вынесения приговора он написал жалобу, что якобы с ним жестоко обращаются в камере. Марион решил сочинять стихи и сочинил, что ему не приносят мятных конфет, тем самым у нет вдохновения для написания стихов, а это означает следующее — бесчеловечное обращение с заключённым. Теперь, перебравшись под домашний арест из тёмной камеры, Марион должен похлеще спектакли показывать.
Урсула покачала головой.
— Раньше, когда я навещала Джексона и пыталась с ним поговорить, у него на какое-то время падала маска. Хотя бы слова прощания перед моим уходом он произносил обычным не напыщенным голосом. А сейчас нет, я навещала его два раза в арестантской квартире — он ни разу не сменил спесивости. Я говорю ему, что видела Живчика, — это его любимая собака, Ваше Высочество, — Джексон и глазом не повёл.
— Что ж, будем радоваться, что хоть кто-то может себе позволять такую прекрасную самоуверенность!
Далёкий звук пистолетного выстрела ударил как гром. Фредер вздрогнул.
— Не пугайтесь, Ваше Высочество, — Урсула поспешила к окну и закрыла ставни. — Это просто мой сосед, полковник в отставке, в своём дворе сделал тир и каждый день проверяет свои навыки. Это не то, что вы подумали. Не освободители.
— Я не боюсь, — солгал Фред, поглядывая на окно.
Урсула заметила ложь в его голосе и понимающе улыбнулась.
— Не нужно мне врать. Ваш страх естественен. Вы должны опасаться за свою жизнь. Ваше Высочество, освободители сейчас в городе. Я после зимнего восстания хорошо общаюсь со столичными военными и с Зоркими Соколом, мне сказали, что в преддверии встречи Её Величества с Ваксмой Видономом освободители собираются устроить теракт в столице.
— Я знаю, — холодно заявил Фредер. — Но моего и вашего знания недостаточно для предотвращения бесчинств. Пока Зоркий Сокол не найдёт их логово, люди не перестанут бояться. Хорошо, конечно, что нашли склад с боеприпасами в Конории, но где склад самих освободителей? Они могут жить где угодно, с магией Тенрика не составляет труда перенести освободителей из другого города или даже из другой страны в Конорию. Фанеса Фарар, я вот зачем к вам пришёл…
Как только подошёл момент сказать самое волнующее, слова растерялись, Фред смолк и обессилел. Даже одна мысль отдавалась болью.
— Тобиан… я его теряю… Я теряю их обоих — Тоба и Уилла. Тобиан сказал, что только смерть сделает его свободным. Я даже не знал, что ему ответить… Он верит своим словам… Уилл давно смирился со своей участью, и даже боги, кажется, не смогут его растормошить… Фанеса Фарар, вы воспитывали Тоба и Уилла пять лет. Они жили под вашей крышей, ели ваши еду, проводили совместные с вами вечера, вы должны их знать как родная мать! Как можно спасти моего брата и моего друга?
Урсула сглотнула большой комок и виновато произнесла:
— Я не была и даже не пыталась стать им матерью. Я воспитывала Тоба и Уилла потому, что мне приказали и платили за выполнение моей работы.
— Но после неудачной попытки бегства шесть лет назад вы сами вызвались взять в свой дом Тобиана, чтобы спасти его и Уилла от наказания Огастуса.
— Это отголоски моего прошлого, проведённого в отряде освободителей Грэди и Линды Каньете… Ваше Высочество, мне постоянно приходится выбирать между двумя злами. Я иду в сторону меньшего и задумываюсь, а может быть такое, что большее зло окажется большим добром? Я ушла из отряда, выбрав между ним и своей безопасностью. Моя жизнь и свобода — вот что изгнало меня из отряда. Это потом я начала активно доказывать, что не одобряю деятельность освободителей, и лично пошла к армии бунтовщиков. Но где, скажите, где общее между кроткостью Линды и Грэди и войной их сына Тимера? Я люблю Уилла, и Тобиан мне дорог, но мне никогда не проникнуть в их разум. Это может сделать близкий человек, такой, как вы, Ваше Высочество.