Рабы, увидев, как их госпожа выходит из кареты со страшным зверем шарахнулись, попрятались за колонны и деревья. Элеонора только крикнула горничную и приказала приготовить ванну. Она сама мыла Живчика, обтирала его чёрные от саже лапы и целовала в грубую макушку. Живчик скалился, пробовал наброситься на неё, Элеонора не боялась атаки и была готова подставить горло под острые клыки.
— Мама, это Живчик! — закричала от восторга Тина, когда Элеонора привела накормленного и помытого пса в свою комнату и позволила забраться на кровать.
— Мама, а дядя Эван, дядя Нормут, тётя Фалита разрешат Живчику остаться с нами жить? Его ведь многие не любят, — Тина спросила испуганно.
— Им придётся смириться, — улыбнулась Элеонора, расчёсывая спутанную шерсть, — Я, как-никак, тоже хозяйка на этой земле.
Живчик нехотя давался в руки Элеоноре и Тине. Но огрызался он меньше, чем когда его только привели в дом. Страх сходил на нет, и вспомнился голод, двух мисок с супом и мясом оказалось ему мало. Живчик поглядывал на печенье Тины, которое лежало в вазочке на окне. Подождав так пару минут, он залаял, настойчиво потребовав печенье.
— Хорошо, угощу, но не ёрзай, — пригрозила Элеонора и взяла печенье.
Но Живчик и не думал покорно дожидаться, пока еду положат перед ним. Он подпрыгнуть и чуть не откусил ей палец. Элеонора взвизгнула, и Живчик почувствовал вину. Залаял и прыгнул на неё, чтобы облизать лицо. Оба покатились с кровати. Элеонора отмахивалась от сошедшего с ума от радости пса и от его слюней.
— Мама, а почему Живчик тычет носом тебе в живот? — спросила любопытная Тина.
Разом исчезла радость и беззаботность. Элеонора отпихнула от себя настырного пса и молча, с гордой спиной поднялась на ноги. Она мило улыбнулась и посмотрела в глаза дочери, сдерживая напускную улыбку, проговорила:
— Наверное, чувствует. У животных, особенно у собак, сильнее развито чутьё. Тина, я беременна.
Элеонора поцеловала в щёку дочку, которая сияла от счастья и кричала, путаясь в своих же словах: «А кто будет, братик или сестричка? Можно потрогать животик? Его папа дядя Эван? Мама, мы напишем о моём братике или сестричке бабушке и дедушкой? Я хочу, чтобы были близнецы!» Пока Тина облепляла её сотнями вопросами и счастливыми возгласами, Элеонора села за стол и написала коротенькую записку:
«Ваш пёс в надёжных руках. Он будет жить со мной в любви и заботе. Пишет вам его новый друг».
Потом позвала дворецкого и потребовала принести ей винамиатис, запечатывающий свет на бумаге. Карточку со счастливым, причёсанным и накормленным Живчиком она положила в конверт. Элеонора отвечала Тине на все вопросы, на которые только могла знать ответ. До чего же любопытны дети! Тина уже думает, во что она будет играть, когда мама родит ребёнка, Элеонора же размышляла, правильно ли сделала, что рассказала свою тайну дочери. Значит, Тенрик заслуживал её мести, но Эван достоин стать отцом?
— Вот, — Элеонора позвала раба — юношу, купленного Нормутом три дня назад и ничего ещё не знавшего о своих хозяевах, кроме слухов.— Отнеси этот конверт Люси Кэлиз по адресу, указанному в объявлении. Скажи, что Живчик в надёжных руках, если девушка попросит назвать имя человека, который нашёл собаку, передай, что он предпочёл остаться неизвестным и в вознаграждении он не нуждается.
Раб кивнул и покинул комнату, Элеонора вышла за ним. Она слышала, что прилетела карета Эвана. Разговор предстоял короткий, простой. Эван был побит. Он крался наверх в свою комнату, видимо, опасался встретиться с Нормутом или Фалитой, но при виде Элеоноры он заискрился как ребёнок, бросился на колени и завопил:
— Жена, мне нужны деньги! Я всё проиграл, меня убьют, одолжи две с половиной тысячи аулимов в долг! — мольба так и скакала по его бледному избитому лицу. — Меня убьют!
— Нет, не дам ни бима, — твёрдо произнесла Элеонора, не опуская головы, чтобы взглянуть на мужа.
— Меня убьют, я много задолжал!
— Меня это уже не беспокоит. Я жду от тебя ребёнка, одним Казокваром в мире меньше, одним больше… Я ничего не потеряю.
На лбу Эвана долго играли складки, он проникал в суть каждого слова Элеоноры, пытался представлять себя с ребёнком на руках.
— Ну тебя, так и знал, что откажешь, — Эван плачевно заскулил. — Деньги мне нужны позарез, продам своего раба Стейси. Хороший малый, жалко расставаться… но этим вечером я должен отдать долг.
Элеонора обошла мужа и пошла к Тине и Живчику. Ребёнок в животе ещё не умел толкаться, но она его прекрасно чувствовала — маленького, беззащитного, родного. Казоквара-младшего. И не утешало, что его отцом был приблудный Эван, даже этой посредственности передался жестокий след своего рода.
Молодой раб с конвертом уже убежал, гнаться за ним было бессмысленно. Почерк-то! Элеонора поняла: надо было попросить кого-нибудь написать за неё письмо. Люси узнает её почерк.
========== Глава 36. Одна мечта на всех ==========
— Яблоки, яблоки. Не желаете яблочка, юная дева?
— Нет, моя спутница ещё очень мала, чтобы принимать еду из рук незнакомых людей.
Нулефер и Идо старательно обходили приставучих торговцев. На нём — чёрный с капюшоном плащ, на ней — короткое серое платье и тёмная накидка. Они остановились у прилавка с клоуном, возле которого столпилась толпа детишек, и Нулефер купила баночку мыльных пузырей. Позади запах тёплого печенья, впереди аромат хмеля. Вокруг кружили озадаченные своими проблемами маги, приходилось даже наклоняться, чтобы какой-нибудь летящий на воздухе человек не задел голову. Намириан… Он источал запах морского бриза, яств всего мира, тянул к себе мыслечтецов, проходящих и зверовещателей.
Нулефер была занята созданием большого пузыря и походила то ли местную жительницу, которая выбралась на прогулку со старшим мрачным братом, то ли иностранку, любующуюся красотами города. В Намириане она была недолго: переместилась в столицу Тенкуни сразу после конорского леса. С Зенрута Нулефер принесла с собой короткую записку Уилла: «Ты в опасности. Нужно поговорить. Я буду в лесу завтра утром», которая не давала ей покоя. Что произошло, если Уилл неожиданно набрался смелости, чтобы предупредить её об угрозе?
— Я чувствую запах пороха… Идо, будь начеку, — взволновано дёрнулась её бровь.
Вода, которая тонкой материей обволакивала тело проходящего, задрожала. Она была их оружием. Пистолеты и мечи не перемещать через пространство с Идо, Нулефер применила свою магию, чтобы обезопасить себя и друга.
— Полицейские ходят. Мы же в центре Тенкуни.
— Присмотрись к ним, проверь, нет ли среди них агентов из Зенрута. Это на всякий случай.
— Попросить меня, Идо Тенрика, человека, которого каждый ребёнок знает в лицо, приглядываться к полицейским. Нулефер, ты даёшь. Моё призвание, если не забыла, жить в тени.
— В таком случае, зачем вызвался сопровождать меня сегодня весь день?
Идо сморщил лоб и смолчал. Они с Нулефер продолжили крутиться на улице и ходить от одного дома к другому, выражая большую заинтересованность различными мелочами вроде красивых цветов на подоконнике.
— О, смотри, знакомая голова! — вдруг Идо вытянул руку.
Из столичной гостиницы мирно и не спеша шёл Аахен Тверей в сторону ресторана, который располагался через дорогу. Он нёс под мышкой папку и был одет в чёрный парадный костюм. Словно он снова стал старейшиной и идёт выполнять свои обязанности, показалось Нулефер. Она быстро кивнула своему проходящему и направилась в сторону Аахена. Идо наблюдал, как Нулефер, глядя себе под ноги, будто бы думала о своём, шла на Тверея и внезапно столкнулась с ним лицом к лицу.
— Аахен, ты? Вот так встреча? — радостно удивилась Нулефер, при этом не голосила на всю улицу.
— Нулефер… М-м, как неожиданно, — нахмурился Аахен и поправил съехавшие набок очки. — Что ты здесь делаешь?
— Да так, по делам общества оказалась в Намириане, — Нулефер взглядом показала на Идо, — потом вот захотела отдохнуть от суеты. У вас сейчас последний осенний сбор яблок начался.
— Мда, надо ж так получиться, что в этот самый день ты оказалась на одной улице со мной, — усмехнулся Аахен. — Учитывая ещё то, что я почти не бываю в Намириане, а провожу своё время на севере Тенкуни. Совпадение! Не иначе!