— Я считаю, это просто гордыня, — вдруг прервал её мысли Фред. — Она не позволила Мариону спрятаться в место, где ему никто не будет угрожать, а потом, если бы повстанцы победили, то уверенно выйти и заявить, что он был с ними. Марион знал, что в ресторане у главной площади его поймают первым. Но… некоторые явления и многие вещи запрещают нам жить.
— Ваше Высочество, скажите, зачем вы пригласили меня на это… свидание? Я подозреваю, что наш разговор будет о Боне, — голос Люси резко стал тих. — Что с ним случилось, и почему вам нужна моя помощь?
— Пока с Бонтином всё в порядке, но когда-нибудь с ним обязательно что-нибудь стрясётся, — Фредер убрал улыбку. — И я не знаю что. Однако убеждён, он не успокоится, пока не разрушит себя или всех нас.
— С чего вы так решили? — подняла Люси на него удивлённые и напуганные глаза.
— Я его знаю насквозь. Я его брат, его друг, его… тень. Стою и наблюдаю, как Бона уносит круговорот жизни, пока я топчусь на месте. Люси, Бонтина не остановят отменённое вдруг рабство, новый справедливый Зенрут, мир в нём. Не для нас с тобой, не для униженных и порабощённых он сражается, а для себя. Не с Зенрутом, не с королевой, не с Афовийскими, а боги знает с кем! С мамой, с жизнью, которую у него отобрали, и теперь она преследует его… Люси, вы знаете без моих слов, Бонтин не остановится. Он в опасности.
Голубые глаза Фредера похолодели. Он отодвинулся на стуле чуть назад. Так было всегда, стоило только Фреду кому-то сказать нечто важное, тревожащее его, и даже признаться в сокровенном, как на лицо тут же наползала маска. Глаза становились стеклянными, улыбка замертво исчезала, Фред невольно пытался изобразить равнодушие.
— Как я могу помочь ему? — спросила Люси.
Фредер услышал в её голосе подозрение. В самом деле, на что способна эта девочка, если бессилен здесь он — брат-близнец? Уж не в ловушку ли её пытается заманить этот странный принц?
— Я не знаю. Но вы можете, Люси. Вы можете… — Фред затих. — Вы человек из его среды. Вы можете показать ему иную жизнь, вытянуть его из моего мира. Он не остановится, если не попрощается с этой жизнью.
Вот и заставил он вздрогнуть Люси. Растормошить. Напугать. Люси осторожно, с робостью положила на стол вилку, которую до этого прижимала к груди. Она смотрела на принца, не отводя от него глаз. Кажется, на них появились слезинка.
И вдруг вопрос.
— А вы, брат, на что? Зачем вы нужны, если ничего не можете сделать?
Смелый выпад. Фредер не ожидал нападок. Он же не во дворце.
— Я не умею протягивать людям руку. Она превращается в кинжал. Я почему-то очень ужасный человек.
Люси усмехнулась.
— Вы пытаетесь показаться мне злым человеком, но это не так. Ваше Высочество, вы перекладываете свою ответственность на других, но вы хороший человек.
Взгляд Фредера стал мрачным.
— Вы так считаете, Люси? Но я лучше знаю себя и я не перекладываю ответственность. Бонтин нужен нам обоим. Особенно вам, Люси. Особенно. Кто настолько же бесстрашен, как и вы, чтобы рисковать своей жизнью из-за рабов? Кто вам стал родным ещё в имении Казокваров? Кто у вас ещё есть, кроме него и младшего брата? Ваша мама в тюрьме, отец на каторге, и он очень слаб. Да, Люси, — грузным голосом произнёс Фред. — У отца вашего плохо со здоровьем, мне сказал Бонтин. Вам он ничего не рассказывал, не хотел расстраивать. А я рассказываю. Люси, я жестокий человек.
Кажется, слезинка не одна, а две.
— Вы меня не напугали, — расправила спину Люси. — Я понимаю и без ваших слов, и без слов Бонтина, что с моим папой всё ужасно. Иногда слова не нужны, я нахожу ответ в глазах Бона, которые не умеют лгать в отличие от его лица. Ваше Высочество, если вы просите меня спасти вашего брата, то спасите моего отца.
— Нет, я не могу идти против закона, — отчеканил Фредер. — Я направил часть собственных средств в качестве благотворительной помощи осужденным в Санпаве, но это капля в море. Люси, я с вами честен — вашего отца спасёт только освобождение, а его я не способен осуществить.
— Бессилие, — произнесла Люси.
Фредер ждал от неё других слов. Громких и высокопарных, обвиняющих его в трусости, в лености и в слепоте. Но Люси лишь сказала одно слово. Бессилие. И замолчала, повернувшись головой к оркестру. Фред смотрел на её рыжий затылок и представлял её глаза — честные, прямые, поглощающие любовь, верные. Она только на словах вздорила с ним, лгала, выставляя наружу показное равнодушие. А сама принимала его просьбу. Но вот как? Как её осуществить? Особенно, если не веришь человеку.
— Все вы такие, — заговорила Люси. — Уилл вон как верил фанесе Фарар. Гляжу, она в начале пообещала одно — закрыть глаза на его встречи с Нулефер — а потом напала на них из-за аулимов.
— Не судите Фарар, Уиллард выбрал свободу благодаря её подлости.
— Но подлость есть подлость! — не выдержала Люси и закричала.
— Но Уиллард стал свободным. Люси, не избегайте жестокости, она может обернуться в добро. Вы играете же в непос, знаете правила. Там нет милосердия и прощения, только безжалостная игра на истребление. Иногда, когда понимаешь, что у тебя осталась одна фигура и ты проигрываешь, остаётся ставить на друга. И сколько раз порой приходится вытеснять друга с доски, чтобы он вдруг увидел перед собой один единственный выход — опасный, но верный! А что в это время делает враг? Наблюдает за вашей схваткой и проигрывает. Люси, я не хочу, чтобы вы обвиняли Урсулу. Я запрещаю!
Он вскрикнул и обнаружил, что посетители, среди которых много знакомых лиц — графы, бароны, офицеры с жёнами — смотрят на него.
— Вы с фанесой Фарар сблизились лучше, чем со мной, — хихикнула Люси.
— Это так, — радушно кивнул Фредер. — Урсула стала мне очень дорога. Она не только моего друга спасла, но и меня встряхнула. Хорошо так, как ударом пушки.
Он встал и протянул руку Люси.
— Пойдёмте, я провожу вас до дома.
Люси в карете сидела возле Фредера. Он смотрел в окно, она на него, и изредка удавалось им переглядываться да улыбаться, не скрывая грусти. Но несмотря на тяжесть, они чувствовали что-то лёгкое, родное, что окутывало их двоих, когда они встречались взглядами или случайно касались плечами друг друга. Единство и тепло. Фред даже на малую долю секунды пожалел, что Люси знает гнусную правду про Тобиана и их семью, а так бы сам, не теряя времени позволил бы себе довериться ей и открыться, рассказать главную тайну Афовийских.
Спаси их, спаси, хотел было снова кричать Фредер. Да не получалось больше, стыдно было. Бессилие. Самая тонкая характеристика наследника Зенрута, потомка короля Афова, потомка Зенрутской империи! И так хотелось верить, что ещё не всё потеряно, надежда есть. Их мало, с каждом днём становится ещё меньше — друзья и соратники исчезают, растворяясь в своей жизни, которая им же и принадлежит. Отец среди богов, Уиллард свободен и неизвестно где, подруга Люси, Нулефер, несёт смерть. И правильно, что у каждого из них свой путь. Вот только бы Люси ещё чуть-чуть, но побыла с Тобианом, оберегла бы его.
Они прилетели к дому Люси и Бонтина. Фредер протянул ей руку, чтобы помочь спуститься из кареты, но Люси отказалась. То ли чужих глаз боялась, то ли не хотела восприняла его помощь как часть своего бессилия. Какими бы друзьями они не называли себя, трудно вчерашней рабыне стоять нога к ноге с принцем, а то и сделать шажок вперёд.
Тобиан, услышавший гул летающей кареты, открыл им входную дверь.
Мрачно посмотрел и поплёлся обратно в дом. Даже слабая эмоция не проскочила на его лице. Ни радости, что к нему наведался брат. Ни злости, что Люси была с Фредером. Его окликнули. Тобиан не отозвался. Показалось, что бледнолицый Бонтин стал ещё бледнее, чем только можно представить.
Неспокойно дыша, Фредер и Люси шагнули в дом. Тобиан прислонился рукой к стене, не оглядываясь на Люси и внезапного гостя. Лишь крикнул грубо и с бранью Майку, чтобы он исчез в свою комнату с его глаз. По середине комнаты стояла Урсула Фарар.