Заточение Мариона располагалось в подвале тюрьмы. Чем ниже они спускались, тем сильнее ощущали зловоние, а со всех щелей дуло холодом. Джексон находился в самом конце. Когда испуганный писарь открыл дверь, и Урсула с Фредом вошли во внутрь, то вздрогнули они оба. Человек, называемый Джексоном Марионом, лежал на старом матрасе и стонал. Руки и ноги дёргались в конвульсиях, а тусклые глаза были широко открыты. На лице у Джексона было всего несколько царапин, истерзанное тело закрывали плотные слои одежды.
— Джексон! Джексон! — крикнула Урсула и бросилась к нему.
Джексон судорожно замахала рукой и пробормотал:
— Уходи… уходи…
Он не хотел встречаться глазами с Урсулой. Но это случилось. И как только Урсула увидела его мёртвый взгляд, то ветром выскочила из камеры. Она тяжело дышала и ничего не могла говорить. Фредер смотрел через приоткрытую дверь на Джексона и понимал, что пришёл он зря. Он не мог придумать ничего, что можно было сказать этому человеку, потерявшему любимую гордыню и волю к жизни. К тому же Джексон был слишком слаб для откровенных разговоров.
— Фанеса Фарар, — за спиной раздался голос Рэдликса, — вот какой замечательный человек усыпил вас снотворным, смешанным со смертельным ядом.
Тимбер Рэдликс, оказывается, умел не только руками и ногами мучить людей. Следователь гордо ухмылялся.
Фредера никак не оставляла в покое железная дверь, за которой томился Марион. Нашёл кого жалеть! Если б победа была за повстанцами, то в этой камере сидел бы он, такой же одичавший и сломленный. Кровь за кровь — давняя мудрость и безошибочная. Но боги, почему жизнь Мариона слилась с жизнью его семьи? Почему взяла за самое живое, которое, правда, уже как шесть лет считалось мёртвым? Он не палач Мариону и не судья, но под чёрным потолком, возле жутких орудий для признания Фредер ярко видел, кто же на самом деле распоряжается чей-то судьбой, кто конкретно берёт бумагу и перо и пишет, твёрдым почерком выводя короткое слово: «Казнить!». Когда-нибудь через много лет это бремя он примет в свои руки, а пока просто притворяется, что он никто. Хотя стоя сейчас перед Марионом, немного меняет печальное течение закатной реки узника.
Если даже ему не спокойно и больно, что же в таком случае творится в сердце Тобиана, ?
— Ваше Высочество, вы можете спасти его, если покараете истинного убийцу вашего брата, — сказал Рэдликс.
Убийца Тобиана. Убийца. Вершитель жизни Тобиана… Фредер сжал кулаки. Есть выход! Наконец уничтожить старую тайну, и оживить брата и его почти мёртвого убийцу!
Тобиан Афовийский жив!
«Но моё право на престолонаследие…»
***
Вечерние туманные улицы навевали особенную тоску. Среди тысяч людей Идо чувствовал себя как никогда одиноким. Он обладал всеми достоинствами, чтобы приковывать к себе внимание: подтянутый, красивый, с восхитительной бородкой, к тому же его голова постоянно мелькает на всех печатных изданиях. Но Идо имел удивительную способность быть невидимкой. Его хмурость, его отчуждённость, его незатейливый вид, его серое лицо, он проходил мимо сотен людей в серых картузе, рубашке и штанах и его никто не замечал. Не только потому, что Идо был проходящим, Тимер избрал его на роль разведчика. Главная причина заключалась в том, что Идо Тенрик был никем. Он появлялся внезапно и также внезапно исчезал. Он проходил тенью мимо людей, подслушивая их разговор, и слышал в след если только: «Шляются всякие». А за стеной, за углом Идо был незаметнее воздуха.
Собрать сведения о будущих жертвах, узнать об их увлечениях, о местах, что они посещают, о людях, с которыми они чаще всего видятся, в какое время суток непременно бывают дома, как они смогут защитить себя, в чём их слабости — обычное дело для Идо.
Он шёл за ней на расстоянии и, казалось, ветер проносится через невидимое его тело.
Он — сердце. Он — душа. Он — главный механизм Кровавого общества. Он его сила и власть, его могущество и неуязвимость, его незаметность, зрелищность. Его источник жизни.
Что такое Кровавое общество без него, без Идо Тенрика? Да ничто. Сборище мужчин с ружьями. Только он спасает жизнь каждого его члена, только он переносит всех к цели и забирает в убежище тотчас приходит опасность, убеждал себя Идо. Он любил свою гордыню, свою уникальность, он считал себя избранным. Один из немногих, кто покоряет абсолютно всё пространство. Разве что кроме Чёрного океана…
Он и есть Крылатое общество.
Ах да, Крылатого уже нет. Есть только Кровавое.
Кровь и разруха. «На тебе держится общество». Освобождение несчастных от бичей хозяев. «Я невидимка». Месть за покалеченные души. «Но я сердце, которое никто не замечает, пока оно не застучит слишком сильно». Падение в пропасть. «Общество, Тимер, не утаскивайте меня за собой, я хочу, чтобы люди имели возможность жить».
— Здравствуй, Элеонора, — произнёс Идо.
Он шёл сзади неё. И вот он спереди. А она даже не заметила, только уродливый пёс громко залаял, когда почувствовал знакомый запах. Она стоит перед ним, в осеннем платье цвета золота, с плетённой корзинкой на плече, держит за руку малютку и вопросительно смотрит на него зелёными, как лето, глазами.
Он заговорил первым:
— Ты такая грациозная, статная, как графиня или даже герцогиня. Но мерзкий пёс подобран не по статусу. Он портит тебе всю картину истинной аристократии.
Элеонора злобно улыбнулась:
— Если графы позволяют себе ходить в бордели к потрёпанным шлюхам, почему я не могу позволить себе гулять с непривлекательной собакой?
Живчик оскалил зубы. Он ощутил злость и напряжённость хозяйки. А ещё её страх. Это нормально, за Идо могут прятаться освободители, их ножи будут острее всех зубов Живчика.
— Что тебе нужно? — Элеонора обошла Идо. — Я с ребёнком… Давай разберёмся без неё.
— Боишься, — Идо мягко улыбнулся Элеоноре. — Здравствуй, Тинаида, — он уже смотрел на маленькую девочку, робко прячущуюся за мамой. — В наших последних встречах Элеонора, ты вела себя иначе. — Снова обращается к ней.
Она качнула головой. Гневная ухмылка не сходила с лица.
— Я боюсь только за свою дочь. Идо, если ты решил использовать её против меня, то твой план удался. Если у тебя ко мне другие требования, ты глубоко ошибаешься. Я уже знаю, что без своих друзей ты никто. Идо, ты — никто.
Права. Трижды права! Не смог помешать Тимеру устроить бойню пятидесяти человек. Никто не смог. Не смог. Он протянул руку, чтобы погладить Живчика. Пёс зарычал сильнее, от укуса его сдерживал тугой поводок.
— Но твоя собака не считает меня пустым местом.
— Ненавидит, хотя ты был одним из друзей его прежнего хозяина.
— Просто соратником, не другом.
Тина зажалась за спину Элеоноры, большие глаза широко и испуганно смотрели на Идо. Она помнила его, вернее, короткое появление его тела, когда он забирал Нулефер. «И почему при встрече с Элеонорой меня окружают то мёртвые генералы, то беглые рабы, то малолетние истязательницы?»
Элеонора задавала себе другие вопросы. О них Идо мог только догадываться, в слух он же услышал:
— Что тебе от меня нужно? Я склонна считать, что тебя отправили приманкой, чтобы заболтать меня и, когда я потеряю бдительность, то убить. Или есть более милосердный вариант — ты явился простым посыльным от моей сестры, она что-то хочет мне сказать.
Идо отрицательно вздёрнул голову.
— Нет, не угадала. Я здесь просто так… Захотелось увидеть лицо, устал любоваться твоей спиной.
Элеонора, трепетно гладя Тину по голове и придерживая сердитого Живчика, хитро проговорила:
— Будь ты другим человеком, то я бы подумала, что ты собираешься меня сам покончить за старые счёты. Но у тебя нет с собой оружия, тебе невозможно пронести с собой охотничий, или револьвер.
— Может, я храню с собой острую заточку.
Элеонору это насмешило. Она отпустила Тину, но держала злую собаку, и подошла к Идо. Не дрогнула рука, когда она залезла к нему в карманы, расстегнула ситцевую рубашку и проверила внутри, дотрагиваясь до холодной кожи Идо.
— Заточки нет. Говори, что ты хочешь от меня? Я не могу ждать, ребёнок просится домой, и он тебя боится.