Но Люси рассчитывала на свои силы. Ей и так много чего удалось! Друзья, храбрые и славные освободители, никогда и ни за что не примыкавшие к Тимеру и его бойне, согласились ей помочь. Нулефер и Идо дали ключ. Принц Фредер подарил зелья. Для Люси его подарок был неожиданностью. Фредер вручил ей две бутылочки и сказал, что хочет внести хоть какую-то лепту в её рискованное дело. Он долго разъяснял, как пользоваться зельем, говорил, чтобы Люси раньше времени не отпила ни миллиграмма, чтобы не нарушить эффект, чтобы она не ждала, пока растворится полностью волос, опущенный в жидкость. Хотя Люси и без его подсказок знала все эти тонкости. Бонтин давно рассказал. Она уже придумала, ключ она спрячет в своих волосах, под шпильку. Даже если охрана посмотрит на её нижнее бельё, никто не догадается притронуться до рыжих волос, собранных в тугой пучок. Зелье будет в пирожках. Целых две бутылочки пронести невозможно, как бы она не старалась, а одной или двух капель недостаточно для превращения. В маленьких капсулах, засунутых в пирожки, она спрячет капли волшебного зелья — в яблочных пирожках для себя, в капустных для отца. В камере она разломит пирожки и выльет содержимое в стаканы для водицы. Безусловно, при входе в крепость у неё заберут несколько пирожков для проверки, вдруг яд, или ключ, и поэтому самые ароматные и красивые пирожки будут со вкусной начинкой, а прогоревшие держать спасение отца.
Люси так задумалась о своём, что не заметила: приехали. Крестьянин высадил её у ограды имения и пожелал славного дня. Да уж, славы желали и для Нулефер, и для Тобиана. Теперь и её через наступил. Люси шла по липовой аллее, ведя за собой Майка, и озиралась по сторонам. Ничего не изменилось! Имение Свалоу краше всех округе. Липы ровно стояли у дороги, за ними расстилались кусты сирени и шиповника. У самого дома росли рододендроны.
— Майк, поздоровайся, когда увидишь взрослых людей, — Люси напомнила брату о правилах приличия.
Их ждать долго не требовалось. Скоро выскочили садовник Питар, конюх Юнес, мальчишка Фэрт, его сын, и рыжая конопатая горничная Арра, подруга Люси.
— Люси! Люси! А мы не ждали тебя! Ох, повернись, дай на тебя посмотреть!
— А это кто за тобой? Неужто ребёнка родила?
— Так это её брат, дурень! Какое у тебя платье! Люси, ты надолго?
— Люси, как живётся на воле? А мы слышали, мы слышали, что ты стала свободной женщиной! Элеонора тебя продала, а тебя, хоп, и освободили! Ну поздравляем тебя! Хоть ты из нас в люди вышла! — воскликнула Арра.
— Да, я свободна, — кивнула Люси и обняла старых друзей.
Если бы можно ей было зацеловать их до смерти, она бы зацеловала. Чувствовалось, что вернулась в семью, к друзьям, в дом. Если существует родство между людьми на каком-то духовном, неосязаемом уровне, то Люси окунулась в него. И ушли прочь старое одиночество и тоска, давние, такие древние дни, когда родителей продали, а она никому была не нужна. Люси не винила никого в прошлых страданиях, особенно своих товарищей.
— Люси? — послышалось удивлённое эхо.
Из дома вышел Оделл Свалоу. Глаза у него были непроницаемы, холодны, лоб наморщен, скулы сжаты. Люси увидела неловкость на лицах друзей-рабов, когда появился хозяин. Однако Оделл недолго разглядывал Люси упрямым мрачным взглядом, он улыбнулся и спустился вниз с лестницы.
— Здравствуй, Люси. Я рад, что ты не забываешь нас. Ну, могу от чистого сердца поздравить тебя! Ты больше не рабыня, ты полноправный человек!
— Спасибо за ваши тёплые слова, фанин Свалоу, — сказала Люси. При слове «фанин» рабы повернулись на Люси, но она не показала виду, что это обращение как-то значит, что-то меняет. Фанин и фанин, Люси произнесла его с такой лёгкостью, будто всегда Оделла звала фанином.
— Свалоу? Это тот самый!.. — крикнул Майк со злом.
Люси прервала его и подтолкнула к Оделлу:
— Мой братец Майк.
— Рыжий, похож на вашего отца, — ласково сказал Оделл.
Люси ответила улыбкой.
— Проходи, Люси, в дом. Будешь гостьей у меня, — Оделл поднял чемодан Люси и рукой показал ей на дверь.
Люси взяла Майка за руку и вошла в дом. Оделл сразу указал ей на гостиную комнату, отдавая одновременно домашним рабам приказ накрыть стол для гостей. Рабы зашуршали, зашумели, ставили тарелки с пирогами, кусочками торта, приносили конфеты, разлили вино. Люси стояла в сторонке, находясь будто в прошлом. Год назад она сама так бегала, когда кто-нибудь приезжал к Свалоу в гости. Но теперь всё изменилось. Горничная Арра, ответственная за стол, шикнула Люси:
— Садись на стул! Не стой как неживая.
И Люси села. Пока рабы готовили небольшой стол для двух взрослых и одного ребёнка, Оделл молчаливо сидел во главе стола.
— Фанеса Ханна в гостях? — спросила Люси. — Я её сегодня не смогу увидать?
— Нет, — у Оделла сузились брови, — Ханна здесь не живёт. Мы развелись.
Ещё одно ошеломление! Сколько Люси себя помнила, супруги Свалоу никогда серьёзно не ругались, в изменах замечены не были. Но развелись так развелись, Люси не стала спрашивать, почему и кто виноват. Хоть и хотелось знать, но не её это дело. Жалко, что Ханну так и не увидит. Интересно, Ханна бы так же радушно звала её к столу?
Майк был хмур, он же слышал от сестры, что Оделл Свалоу был её хозяином, продавшим когда-то их маму и папу. Но ложка варенья, булка с джемом, овсяное печенье постепенно заставляли мальчика забывать, у кого он находится в гостях. Майк с аппетитом ел и иногда влезал с детскими вопросами в разговор взрослых. А Оделл и Люси разговаривали о всякой ерунде.
— Этот джем из инжира, — рассказывал Оделл. — Вчера мне привезли. Попробуй, Люси, и посоветуй, заказывать у Эндерсов ещё джема?
Видно было, что Оделлу неловко всерьёз начать настоящий разговор с Люси. То ли стеснялся, то ли боялся, то ли просто не знал, что спрашивать у бывшей своей рабыни, поэтому Оделл говорил о вкусностях и рассказывал про окотившуюся шестицу назад кошку. Ненароком он спросил:
— Ты приехала остаться в Рыси?
— Нет, я еду в Санпаву навестить нашего отца на каторге.
Оделл мгновенно сжал губы, сконфуженно промолчал и снова перевёл разговор на новорожденных котят. Люси решила, что отговариваться им больше нельзя.
— Фанин Свалоу, а как вы поживаете? Я, как стала свободным человеком, то потеряла с вашей семьёй связь. Как у вас жизнь идёт?
Оделл стиснул в руках ложку. Он ожидал, что Люси спросит его про семью, но вовсе не желал рассказывать про себя. Придётся, если позвал Люси в свой дом как гостью, ответить на такой простой вопрос.
— Худо всё стало. Нулефер. Моя дочь разрушила мою семью. Ханна так трепыхает над ней, не верит, что Нулефер, находясь в здравом рассудке и с полной свободой действий, сама перешла на сторону кровавых освободителей. Я пытался доказать ей обратное, что наша дочь стала чудовищем и человекомучителем, но Ханна всё ни в какую, за доброе имя Нулефер готова была мне в глаза вцепиться. И мы развелись. Не могу я по-прежнему называть своей дочерью человека, который несёт страдания миллионам людей, и неважно, заслужили их люди или нет. А Ханна не готова смотреть на моё отвращение к Нулефер. Вот, я сижу здесь, а Ханна бросила свой завод и отправилась спасать Нулефер. А так что ещё сказать? Дела идут у меня плохо. Когда Нулефер стала террористкой, то многие мои покупатели и партнёры отвернулись от меня. Люди не хотят связываться с носителем фамилии Свалоу, у многих рабовладельцев кто-нибудь да пострадал от освободителей. Тут недавно меня вообще обвинили в связи с освободителями! Месяц назад было у нас в Рыси неудачное покушение на одного промышленника, он выжил, хоть и лишился пальцев руки. Мы с ним с последнее время в большой ссоре состояли, поругались, что он мне продаёт некачественные вагонетки. Так он сказал, мол, я попросил Нулефер натравить на него освободителей. Я весь в долгах, боюсь, что может настать день, когда мне придётся продавать своё имущество… Но я в последнюю очередь, если уж опущусь на дно, начну распродавать своих людей. Думаю, надо просить помощи у Казокваров…