Выбрать главу

— Бонтин, — сказал Нейл, — у тебя есть союзники? Я говорю не о друзьях, а о союзниках, которые могут встать рядом с тобой. Ты, кажется мне, очень одинок. Героя, конечно, послушают люди, но без соратников твоим планам не суждено осуществиться. Один человек ничтожен перед сплочённой зенрутской машиной.

Тобиан мотнул головой.

— Нет, соратниками не завёлся. И друзей-то у меня нет. Сплошь да рядом одни рабы, а свободных сильных людей я растерял. — «Первые друзья ушли, когда умер Тобиан, вторые пропали с исчезновением Исали, друзья Бонтина тоже не вечны». — Нейл! Напиши просто, без лишних слов и красивых эпитетов: надежда для Мариона жива.

На том Тобиан и Нейл попрощались. Журналист заверил его, что не подставит жизнь и свободу Тобиана под удар. Само собой, сообщения Бонтина он не напечатает в газете, они дойдут до ушей друзей Мариона, а те разнесут весть Бонтина по людям. Тобиану было безразлично, говори, что хочешь. Да, Нейл чертовски прав, его не арестуют и не отправлять в цепях на каторгу. Огастус медленно будет выбивать из него последние кусочки блеклой ненастоящей жизни.

Он шёл по Кленовой улице, расталкивая локтями сонных прохожих. Казалось, вдалеке смотрят на него глаза соколов. Тобиану не привыкать к чужому вниманию. Он бы ни за что не отправился в подпольный журнал «Заря» к освободителю Нейлу Байтеру, журналисту законного «Голоса», но и Нейл был тоже соколиным узником. Зная, что за ним следят — его уже держали в тёмных застенках, — Нейл не сдавался и играл для публики. Он писал мощные, хлёсткие статьи, приказ на которые получал от Зенрута, в них он обманывался сложностью и преданностью, и, когда чуял, что сокол отворачивает взгляд, мышью доносил свои и чужие слова до народа. Взгляды о рабстве Байтер не скрывал: он хочет, чтобы люди были свободны. Если ему удавалось выиграть крупную сумму денег в карты, он на аукционе покупал и освобождал первого попавшегося раба. Но отношение к короне и к королеве — на словах он был закоренелым сторонников Афовийских, поддерживающий их любое слово. На людях Бонтин Бесфамильный и Нейл Байтер только и спорили, что о политике Эмбер. Нейла на свободе держало покровительство родни, к тюрьме и каторге приближала неутраченная любовь по убитой невесте.

Кленовая улица занимала две мили. Квартира Тобиана находилась в начале улице, на западе, но который раз он замечал, что идёт в противоположный конец улицы — на восток, где улица заканчивалась Пинийской крепостью. Там Тобиан останавливался, взирал на высокие мрачные стены, острые шпили, на караульные башни, оглядывал солдат на входе, пытался предпринять шаг, дабы зайти к Мариону и хотя бы взглянуть на лицо человека, которому скоро поможет умереть. Но отворачивался и брёл домой. Дорога обратно становилась удивительно долгой.

Иногда его останавливали прохожие, узнавали и выкрикивали благодарственные слова. Герой! Освободитель! «Я стану таким, когда освобожу от эшафота Мариона», — говорил себе Тобиан.

— Здравствуйте, фанин Бесфамильный! — прохожий снял перед ним помятую дырявую шляпу.

Слава, она была суждена Мариону, едко заметил Тобиан. Но прошёл какой-то год, и вчерашний раб со лживым лицом стал почитаем, а герой, освободитель, вождь миллиона людей ждал своего конца, трясясь в конвульсиях от ошейника рабства. Более издевательской иронии Тобиан придумать и не мог. «Я краду чужие судьбы, — усмехнулся Тобиан. — Моей собственной никогда не существовало. Мама назвала моё появление на свет ошибкой. И лишь отец…» Тобиана прервали подкатывающие к глазам слёзы. Он смахнул их прежде, чем кто-нибудь их увидит. Нет, воспоминания об отце принадлежат только ему, никому нельзя даже смотреть на робкую тень Конела, что кружит вокруг него!

«Отец, как бы ты поступил на моём месте? Вот забавно, когда ты встретишься с Марионом и скажешь ему: «Фанин, а Тобиан-то жив. Да-да, в приговоре, что вынесли тебе, даже преступления не содержалось». Отец… что я мелю, загробного мира не существует, как и тебя. Вот бы так исчез Марион, сгинул в небытии, да не моими руками».

У ворот старой кельи Тобиан увидел бредущую Урсулу. Она шла к нему навстречу, смотря под ноги, не замечая ничего перед глазами.

— Здравствуй, — сказал Тобиан, столкнувшись с ней впритык.

— А… приятного дня, — встрепенулась Урсула.

Руки её крепко прижимали к груди небольшой свёрток, изящная фигура скрывалась в чёрном плаще, великоватом Урсуле.

— Очередная передачка для Мариона? — догадался Тобиан. — Ты стала часто навещать Мариона. Мда, до обвинения в убийстве принца старый одноклассник не шибко волновал тебя.

— Это не его смерть. Джексон не должен так закончить жизнь, — губы Урсулы слабо зашевелились.

«Правильно. Это моя смерть. Вслух ты, конечно, это не скажешь».

Тобиан повнимательнее посмотрел на Урсулу. Ещё недавно она была для многих мужчин и даже для него идеалом женственности — прекрасная, утончённая и сильная. Плащ, похожий точно на мужской, убивал знакомую Тобиану Урсулу.

— Разворачивайся обратно. Я краем уха услышал, что сегодня у Мариона вновь выясняют обстоятельства гибели Тобиана. Тебя не пустят к нему.

— Приду завтра, — лаконично ответила Урсула.

И они пошли по Кленовой улице вместе. «Так Урсула до моего дома дойдёт, — заключил Тобиан. — Я и не знаю, куда Люси запрятала сладости к чаю. Ну, не найду, так съедим угощение для Мариона. Что уж, раз обворовывать Мариона, так обворовывать, за жизнь его позаимствую и печенье».

— Бонтин, я каждый день ловлю тебя у стен крепости, — заговорила Урсула. — Ты не смирился с будущей казнью Мариона и с тем, что использовали тебя. Ужасно, когда не можешь спасти человека, который стал частью тебя.

— А ты посоветуй мне, что сделать, — угрюмо ответил Тобиан. — Выломать двери я не могу. Залезть на верёвке в окно тоже план так себе. Подкуп не поможет. Урсула, стены крепости сломает лишь сила, превосходящая возможности простого человека. Ты, к примеру, затопишь город и вынесешь на свободу Мариона. Да только говорю я небылицу.

Урсула на удивление кивнула.

— Да. Один тенкунский маг не способен сломить город. Моих сил недостаточно, чтобы снести водой каменное здание.

— И манаровский дар убеждения не силён… Эмбер отказывается со мной разговаривать.

— Эмбер не состоялась как королева. Пешка спустя двадцать лет правления, — голос Урсулы посерчал. — Она билась, одна понимала, что Марион нужен Санпаве и всей этой стране. Огастус лишний раз доказал, что он голова. Но мозгов в этой голове я не вижу, Джексон… Он необходим Зенруту! В преддверии войны он спасёт Санпаву от развала!

— Это Санпава вынуждает тебя приходить к Мариону?

— Нет. Джексон был моим другом. Друзей никому не хочется терять.

— На площади Славы ты по-иному относилась к своему другу, — припомнил Тобиан. — Год назад ты передала Мариона в руки наказующему правосудие и ждала, когда он примет судьбу Эйдина наравне с ним. Урсула, что поменялось в тебе за год? Меня вот с Марионом свёл общий человек — убитый принц Тобиан.

Сейчас он почувствовал, что так привычно разговаривает о Тобиане в третьем лице, будто и должно быть так. «В самом деле жизнь Тобиана была моей?» — задумчиво осёкся он.

— Я выполняла свой долг и спасала страну.

— Долг… Ты не офицер, присягу не приносила, дабы долг появился. Когда натравила на Уилла отряд военных —тоже назвала долгом? Уилл бы не справился, погиб бы твой ученик, которого ты воспитывала с пяти лет. Это долг? Терпеть не могу слово «долг»! Ибо сам должен Мариону.

— Я спасала Уилла. Дала ему возможность обрести свободу, — Урсула положила руку на плечо Тобиану.

— Да ну? — не поверил Тобиан. — И каким днём обман доверием считается спасением? Уилла спасла твоя оплошность. Мужество для сражения ему предала любовь к Нулефер.

— Мы ждали этого от Уилла. Я и Фредер, — сказала Урсула, смотря Тобиану в глазу. — Оступилась я намеренно, давая ему возможность сбежать. Твой брат сказал мне мудрую вещь: ради близкого человека Уилл попытается перебороть себя. Я из всех его друзей отобрала самого близкого — Нулефер. Бонтин, ты не знал правды, Фредер просил не рассказывать её мне тебе, его это долг, он так выразился.