Тобиан полез в шкаф за сундучком, где хранились деньги, попутно от переоделся из тёплой одежды в летнюю рубаху и рабочие простые штаны, которые подчиняются магии проходящего.
— Я не слышал такой легенды… — смутился Фредер.
— Ты никогда не любил мифологию и не интересовался ею.
— А ты не упоминал в своих мольбах богов. Истории про первых людей и времена наших Создателей вызывали у тебя один смех. Житие…
Фредер подошёл к письменному столу и взял Житие в руки. Он открыл книгу по закладке, смятая бумажка лежала на сказе об Андорине, на том моменте, когда богиня любви покинула землю и возвратилась к Отцу и Матери.
— Брат, что у тебя на уме? Объясни мне, неразумному.
***
Воркование городского белого голубя встречало прибывший на перрон поезд. Выходя из вагона, Люси видела лучи запоздавшего зимнего солнца, прорывавшего на горизонте через перистые густые облака. Голубь тоже устремлял свой взгляд к солнцу, воркуя ему быструю, нетерпящую замедления песенку. Поздно, но к девяти часам жизнь пробуждалась, и светила самыми яркими красками.
О, разноцветные хаотичные дома Санпавы! Купола зелёных, красных, фиолетовых крыш окружали кольцом серое здание вокзала. Лихорадочно у Люси заиграла мысль — кружиться! Стоило вступить на землю, она на одной ноге перекружилась, не отнимая головы от неба. Пёстрые крыши слово неслись за ней. В нос проникал вокзальный запах поездов, запудренных пассажирок и провожатых, зевающих торговцев булочек. «Санпава, Хаш, здравствуйте! Я недолго погощу у вас», — Люси прислушивалась к голосам города и провинции.
— Санпава не будет принадлежать Камеруту. Мои предки просто так жизнь отдавали на Иширутской войне?
— Да ты в Камеруте гражданином себя почувствуешь, с выращенными животными не будешь кусок хлеба делить.
— Марион не допустил бы увеличения цены на хлеб. При нём налоги только уменьшались.
— Марион должен жить. Я пойду за ним хоть в могилу! Без Мариона Санпава погибнет, он её надежда. Её король.
— Я готов завтра перекрыть железную дорогу. Ты со мной?
— Марион дал моей семье земельный участок и дом на нём. Бейли и Эмбер отобрали его. Мой ответ один — за Мариона готов умирать.
Свободные люди спешили к своим поездам. Рабы оттирали от клея стены. Местами были видны клочки сорванных объявлений:
«Жизнь Джексону Мариону! Санпава рядом с Отцом!»
«Отец, жди меня. Я тоже тебя не брошу. Если придётся, то моя жизнь станет твоей». Совсем как при Зимнем восстании, Люси ловила мятежный недовольный воздух, он заставлял её сердце сильнее колотиться. Солнце освобождалось из-под гнёта облаков, голубь взметнулся ввысь, крича ей одной:
«Санпава с тобой».
========== Глава 43. Родительское сердце ==========
Чёрные кожаные полуботинки утопали в грязи. Подол бархатного платья стонал от серой пыли. «Я снова возвращаюсь в кошмар», — знала Люси, встречая перед собой рабов и просто осуждённых каторжан. Но не было страха и колотящей дрожи, что посещала её постоянно у Казокваров. За красной крепостью шахтная равнина была темна от земли, будто выжженной, на которой даже летом не растёт трава. В сыром мраке передвигались немые лошади, таща за собой вагонетки с углём. Люси поднимала голову. Голубые небеса, ясное полуденное солнце — мир никогда не потеряет красок, если она не забудет просто закидывать голову вверх.
Где мой Майк? Сегодня ли его переведут через границы? Нет, вряд ли успеют. Она и её приятели-освободители находились в Хаше, а до ближайшего приграничного с Камерутом городка Форе добираться восемь часов. Люси покорно шла за массивными чёрными охранниками через пропускные пункты. А тремя часами ранее её окружали немного потёртые, улыбающиеся люди, которые она так спокойно в руки передала Майка. «Ты будь осторожна, нас не подводи. Тебя раскроют, и мы все падём за тобой», — сказали ей на прощание освободители. Эст, Луис, Зак, Эшли, Джейна, имена невидимых помощников Зенрута проникли в её шепчущие губы. Наверное, люди и забыли, что освободители могут одевать рясы священников или ставить в карточную партию свой дом, требуя в награды за выигрыш красавицу-горничную, свою единокровную сестру. Что могут они собирать деньги на лечение раненных и проведывать остроги. Освободители. Уже давно свобода неотделима от смерти и всеобщей ненависти одних к других.
«Смерть Грэди и Линды уничтожила отряд освободителей, — сказал Люси чернявый неседеющий в свои шестьдесят лет Эст. — То, что затеял Тимер, нельзя назвать избавлением людей от рабства. Я ушёл, когда он объявил себя преемником воли родительской. Невозможно протягивать кому-то руку, когда от рядом стоящего с тобой человека так и несёт гневом и желанием откусить тебе руку. Тому ли я помогаю? Достаточно этот раб восставал против своих хозяев? Ах, прощает своих поработителей! Нет, Эст, ищи кого-то другого, кто подостойнее нашей свободы».
Охранники вели Люси по внутреннему двору тюрьмы, что была на территории шахт, даже здесь были слышные громкие приказы надзирателей. Перед входом в зал для свиданий последняя проверка. Да, их действия Люси предугадывала с офицерской точностью. Её щупали везде, Люси чувствовала, как соблазняется ею молодой конвоир, не дотрагиваясь лишь до объёмного пучка на голове. Осматривали корзинку, не искушая себя попробовать свежеиспечённые пирожки, над пригорелыми поморщились и небрежно только провели по ним рукой.
— Цель? — глухо спросил один охранник.
— Я долго не виделась с отцом, — ответила Люси.
— Тебе нет девятнадцати. Мать, опекун есть? — спросил другой.
— Мой опекун позволил мне в его отсутствии встретиться с отцом, — Люси протянула разрешительную грамоту от Тобиана. Скольких усилий ей стоило уговорить своего опекуна, Бонтина Бесфамильного, дать добро своей подопечной на свидание с каторжным отцом, ей не забыть. Тобиан настойчиво заявлял, что поедет с ней в Санпаву, но Люси оказалась настойчивее. «Занимайся фанином Марионом», — сказала она. И короткими словами одержала вверх над сломившимся Тобианом. Его брат подсобил и без лишних сложностей получил у начальника санпавской каторги разрешение для Люси.
Безотказная помощь Фредера радовала Люси и в то же время пугала её. Чем рисковал это принц, протягивая руку будущей преступнице? Всем! Понять бы, что за мысли у Фредера, мечтала Люси. Увы, Фредер никому не давал ключ от запертого мира своих дум.
Последний скрежет засова и звон ключей. Люси, придерживая на руке корзинку, вошла в тёмную камеру. Её освещали три лампы с горящими фитильками. Окон не было. У неотёсанного серого стола стоял Фьюи.
— Доченька! — отец распростёр руки, и Люси бросилась к нему.
Она прижалась к груди, успев посмотреть на отца какие-то мгновения. Не просто худой, а высушенный скелет! Согнутый, с померкшими глазами, кожа кажется болезненно-жёлтой, ершистыми рыжие волосы начинали белеть. Рубаха и штаны были не серыми, а чёрными, впитав в себе немереное количество частичек подземных пород.
— У вас два часа, — сказал охранник, как отрезал, и покинул комнату для свидания. Закрылась на дверь ключ, донеслись уходящие шаги.
— Доченька, рысёнок мой, ишь удивила отца! Думал, никогда больше не увижу тебя, — голос был слаб.
— Должна была. Должна, папа.
Слов своих Люси не слышала, она прислушивалась к звукам снаружи, точно ли охранник покинул их? Взгляд изучал камеру: углы, где можно запрятать винамиатис, пусты. Единственный винамиатис в этом помещении находился в грязной раковине, там стояли два стакана для утоления жажды. Люси не прогадала в расчётах.
— Садись, папа, — она поставила корзинку на стол.
Фьюи, прихрамывая, подошёл до стола и взял в руки пирожок.
— Какой вкусный запах! Сама испекла! Дар у тебя от мамы!
— Нет, папа, не ешь! — дрогнула Люси. — Попозже… — в первые пять минут ещё могут их подслушивать, надо молчать, — поговорим с тобой просто так, потом нагуляем аппетит и поедим.
Счастье пестрило на вымученном лице Фьюи, немного, правда, сконфуженным, он не верил, что дочь решилась навестить его.