— Хромаешь? — спросила Люси.
— Да, ревматизм у меня… Ну его, уже не обращаю внимания на новые болячки, — Фьюи безнадёжно махнул рукой. — Свыкся, что каждая клетка тела ноет и вопит. Терпимо, не думай, что я беспомощный калека, не держали бы меня тут, коль перестал бы двигаться.
«Скоро это произойдёт. Папа, я знаю и про кровь из носа, и про твой кашель». Фьюи вбирал в грудь больше воздуха и пытался подавить громкий скулящий кашель.
— А Майк читать и писать научился, — Люси приняла натянутую улыбку. — Его первое письмо тебе.
Фьюи взял в руки маленькое письмецо с причудливым размашистым почерком. Два слова говорили: «Папа, здравствуй!».
— Ты научила его писать? — улыбка Фьюи была искренней. — Как вы живёте? Люси, тебя без ошейника даже не узнать! Ты расцвела. «Не моя дочь!» — я чуть не закричал, когда сейчас ко мне вошла прелестная госпожа.
— Это оболочка. Я не госпожа, время движется течёт вокруг меня, я просто стараюсь не упасть.
Люси загибала пальцы на руке, про себя шепча отмеренные минуты. Всё, кажется, пять минут истекли. Люси резко поднялась, вытащила на стол все пирожки, разделив их на яблоки и капусту и взяла с раковины стаканы. Разломив первый яблочный пирожок, она вытащила маленькую капсулу, щелчком открыла крохотную круглую крышку и вылила содержимое в стакан.
— Раздевайся, папа. Я отвернусь, — приказала Люси, принимаясь за второй пирожок.
— Что это? — непонимающие глаза Фьюи уставились за странные капсулы.
— Зелье превращения для меня и тебя. Мы поменяемся местами, и ты сбежишь, — Люси быстро разворошила причёску и положила ключ на стол. — Раздевайся, чего стоишь. Вот ключ, можешь снять с себя ошейник, пока я разливаю зелье по стаканам.
Фьюи с недоумением смотрел на неё. Его ослабленный мозг отказывался понимать хоть что-то.
— Что ты делаешь, рысёнок? — от Фьюи прозвучал глупый, но ожидаемый вопрос.
— Готовлю тебе побег, отец. Сейчас ты покинешь это ужасное место в моём теле.
— А ты, Люси, останешься вместо меня на каторге?
— Да, но я уйду, как только подвернётся случай, ошейник будет открыт. Отец, на первой же дороги тебя встретят освободители и перевезут в Камерут и потом вернутся за мной. Майк с ними, о нём вообще не беспокойся.
Люси с невероятной скоростью наполняла стакан волшебным зельем, все тридцать пирожков проскакивали через её руки. Фьюи округлёнными глазами впивался в дочь. Помутнённый рассудок, ослабленный организм затормаживали его реакции. Фьюи хватило пары минут осознать, зачем его дочь явилась в эту жуткую темницу.
— Люси, я отказываюсь от побега. Убери свою гадость. Я остаюсь на каторге.
Люси обернулась на него с округлёнными глазами.
— Папа, ты умрёшь здесь скоро. Я должна тебя спасти. Брось свою напускную браваду!
— Кто тебе внушил эту ересь, что ты должна меня спасать? — скривился он. — Я спасусь, но моя дочь, ставшая недавно свободным человеком, останется гнить в неволе вместо меня? Я не знаю и не хочу даже слушать, как ты будешь выбираться отсюда. Тебя раскусят, оденут на шею вновь ошейник и спустят под землю на моё место. Ты должна меня спасать? Должен только я — остановить тебя. Люси, всё, выливай дрянь.
Он замахнулся над стаканами с зельем. Люси прикрыла стаканы своим телом. Фьюи остановился за миг, как ударил бы дочь.
— Папа, — Люси охватила его тощее лицо. — Посмотри мне в глаза. Ты болен, серьёзно болен. Тебе нельзя больше находиться на каторге. Мы сбежим, я и ты, всё получится. Эст, Луис, Зак, ты помнишь их? Мы целой командой обсуждали этот план, он пройдёт идеально. Ты выйдешь вместо меня, никто тебя не раскусит. Твой ошейник, на моей шее он будет открытым благодаря вот этому ключу, я сниму его, и никто меня не отследит.
— Люси! Боги, почему ты меня не слышишь?! Открыт или не открыт — не успеешь его снять, охранник нажмёт на чёрный винамиатис, и ты умрёшь! Солдаты не Казоквары, они не будут тебя пытать, им дан приказ: при побеге пробуждать ошейник окончательно. Ты не успеешь вскрикнуть, чёрный камень убьёт тебя за секунду! На моих глазах убили троих, ты хочешь стать четвёртой?
— Отец, дай договорить. Сегодня тебе предоставлен выходной, я попрошусь в трактир. Когда меня приведут в трактир, я смешаюсь с толпой, превращаюсь в себя. В трактире постоянно крутятся проститутки, я сойду за одну из них и покину крепость каторги.
Фьюи смерил её долгим взглядом и провёл шершавой рукой по её маленькому личику.
— Охранники быстрее поверят мужчине, который скажет, что он явился ублажать каторжан, чем тебе. Из тебя проститутка, как из меня король. Люси, уходи. Ты зря пришла ко мне. Уходи. Я зову охрану. Не приходи больше ко мне, я не хочу рисковать твоей жизнью.
Люси вспыхнула. Брови сдвинулись к переносице.
— Я не хочу становится сиротой во второй раз. Отец, ты еле стоишь. Тебя осталось жить, наверное, год. Ты хочешь умереть, так и не став человеком? На что надеешься, папа? Тебе дали двадцать лет каторжных работ! Даже если боги будут тебя поддерживать эти двадцать лет, то после окончания срока ничего не изменится. Тебя не выставят на торги, как обычного раба, кто ж захочет покупать убийцу! Ты станешь собственностью Зенрута и продолжишь работать на этой же шахте, только смягчат тебе условия труда и снимут цепи. Но не случится этого. Папа, ты дрожишь, плохо говоришь. Тебе сорок лет всего, ты должен жить!
— Я должен жить! А моя дочь должна сгинуть и помереть! — Фьюи закинул голову. — Я понимал всегда, что мне вынесли сметный приговор. Ты только не видишь разницы между виселицей и каторгой для рабов. Почему меня сразу не убили? Для рабов, убивших свободных людей, один приговор — смерть. Я жив ещё, поскольку Зенрут нуждается отчаянно в лишних руках.
— К войне готовится Зенрут! — Люси заколотила его по руке. — Бои будут идти в Санпаве, кто пожалеет тебя, каторжанина и раба? Пожалуйста, папа, возьми зелье и выпей его. Я не хочу терять тебя. У меня никого не остаётся. Маме не поможешь, в городской тюрьме такой побег не провернуть. Папа, я не затем отдала Майка чужим людям, чтобы он в Камеруте так и не дождался тебя. Я не затем виделась с Нулефер Свалоу, боясь быть обвинённый в дружбе с Кровавым обществом. Не затем я встречалась с принцем Фредером! Не затем училась стрелять из ружья… Если надо, я убью, но не дам тебе умереть. Ты мой отец. Отец…
— Отец, — ласково сказал Фьюи. — И, если я отец, то бремя долга лежит на мне, не на тебе.
Люси чувствовала, что сейчас она сорвётся. Вот-вот, и она впихнёт эту противную дурно пахнущую жидкость с цветом грязной человеческой кожи в рот отцу. Как устала она ждать решительных действий от других и прогибаться под судьбу. Когда кажется, что жизнь расстилает перед тобой объятия, какая-нибудь злосчастная мелочь преграждает путь. Она была почти на пределе, отец, видимо, намеренно изводил её своим нежеланием спасаться.
— Папа, не сдавайся! Ты был отважным, ты умел бороться. Папа, ты почему ты доверился своему предчувствию и маме, когда перебил людей в комитете по рабам, а мне не можешь поверить? Я твоя дочь, моя смелость — это твоя заслуга. Я была трусихой, пока не поняла, что ради вас с мамой, ради Майка, должна стать сильной. Ты вошёл в историю, как первый раб, который сбежал из комитета! Ты самый первый, кто избавился без помощи освободителя от ошейника, и сбежал! Ты должен бежать!
Фьюи покачал головой, руки его чуть заметно подрагивали, пытаясь сжаться в кулаки.
— У тебя неверное представление о долге, рысёнок. Долг лежит на мне, на твоём отце. Позволь хоть раз, Люси, мне стать для тебя настоящим отцом. Наша с мамой самонадеянность, когда мы обворовывали Свалоу, обрекла тебя на одиночество. Наше убийство и побег привело к тому, что и Майк никогда не увидит ни меня, ни свою мать. Моя главная ошибка, что я вообще дал зову своего тела повлиять на разум: родилась ты, родился Майк. В тот момент, когда я дал вам жизнь, я доказал перед небесами, что из меня никудышный отец. Только дурак допустит, чтобы его дитя страдало от рождения. Люси, — шепнул Фьюи, — я отвратительный отец. Один раз в жизни, прошу, дочь, дай мне защитить тебя. Свою жизнь я отдаю тебе, проживи её достойно.