«Я решила, что не сдамся, не сломлюсь, не подчинюсь!» — внутри у Люси кричало. Боги, да почему все так пекутся о её жизни, об её уюте?! Отец, Тобиан, Фредер, Оделл Свалоу — ну когда же она перестанет быть слепым щенком для них?! Сколько ещё надо стрелять по окнам, по людям, дабы прислушался кто-то к её просьбам. Защитит она себя, не думайте! Но кто вспомнит о Майке, об отце, о маме, коль не она? Семья, семья… детство обидело её на материнские объятия, отцовские игры. Семья разом укатилась на край света, и всё также отдалялась, стоило ей приблизиться к отцу и матери хоть на час. Но что семья вдали, если знаешь, что брат и отец где-то там имеют право жить. Без неё, без Люси, её семья будет существовать, но если она оставит всех по разным частям света, то семья исчезнет. Навсегда.
Люси с силой вырвала с головы отца клок волос и поспешила к зелью. Она бросила в стакан с омерзительной жидкостью волосы, пальцы наскоро расстегнули пуговицы на груди. Чёрное платье стало просторным, Люси тотчас сбросила его к ногам, представ перед отцом в тонкой белой сорочке.
— У тебя не остаётся выбора, отец. Я обернусь тобой, тебе придётся пойти на мои условия. Иначе стража увидит в одной камере двух Фьюи, и наказание последует для нас двоих.
Люси закинула стакан над головой и осушила всё до дна. Зелье было самым неприятным напитком, что она пила. Люси ощутила в жидкости отцовские волосы. «Так и должно быть?» — спросила она, задерживая дыхание.
Фьюи смотрел на дочь пронзительным взглядом, объятый страхом. Люси зажмурила свои глаза, с безумием принявшись ждать, когда её тело начнёт меняется. Осталась секунда до превращения.
Люси ничего не почувствовала. Робко приоткрыв глаза, она увидела свои тонкие руки, поднесла их к лицу и нащупала мягкую кожу щёк.
— Уходи, — заявил отец.
***
Каждую ночь Ханна видела свою дочь. Обычно, маленькую, пухленькую, начинавшую совершать первые небольшие шажки в длинной рубашке без рукавов. Просыпаясь, Ханна подсчитывала дни, прошедшие после последней встречи с Нулефер. Она не была с дочерью четыре с половиной месяца! Развод с Оделлом благополучно закончился, за имущество Ханна не билась и даже не узнала, осталось ли что-нибудь за ней или Оделл распустил свои руки на часть её дома, её украшения, её завод. В Рыси Ханна не была три месяца.
Уйдя от мужа, она занялась поисками Нулефер. Полиция и Зоркий сокол не шибко откровенничали с матерью террористки. Они сами вели наблюдение за Ханной. Ханна наняла частного зенрутского детектива, тенкунских мыслечтеца и превращателя. Безуспешно. Освободители не оставляли улик, способных привести след в их убежище. Они уже долго не нападали на людей. Затаились, готовятся к следующей атаке, нутром чуяла Ханна. Последнее убийство освободители совершили полтора месяца назад, в жилом доме, убив пятьдесят человек! Нулефер в то время была в Тенкуни, последняя весточка о её дочери. «Спасибо, спасибо, вы уберегли мою дочь от тимеровской резни», — шептала Ханна благодарственные молитвы богам. Нулефер не убила вместе с Тимером детей и стариков в тот день, одна эта мысль грела сердце Ханны и заставляла отпихивать в сторону неловкие предположения — а если и не с Тимером, но сумела Нулефер замарать руки в крови?
Нить Нулефер рвалась в Тенкуни, когда ей пришлось сражаться с оруженосцами, и обрывалась в лесу вблизи Конории, где Нулефер и Уилл вступили в бой с зенрутскими солдатами. Ханна тщательно изучала все детали тех дней и событий, где-то же должна быть спрятана зацепка к её дочери! Детективы и маги выяснили, что до этого жуткого дня, окрещенного в Зенруте Убиением пятидесяти лебедей, а в Тенкуни названного неудачной попыткой схватить Идо Тенрика, Нулефер несколько раз навещала Аахена Тверея. Но когда оруженосцы, потеряв Тенрика, чуть не поживились ею, Нулефер покинула и его. Ханне чувствовала омерзение, вникая в подробности драки у ресторана. Оруженосцам, слугам тенкунских господ, её дочь была не нужна, оказывалось, они знали и раньше о встречах Нулефер и Аахена, но с усмешкой закрывали глаза, так бы и забыли про Нулефер, да только она сама спровоцировала бой и дала понять, что Тенрика оруженосцы получат, если схватят её. «Когда вы прекратите использовать мою дочь?» — хотелось Ханне не то что кричать — выть! Она ненавидела Ваксму Видонома не меньше Афовийских и Тимера.
Теряясь в догадках, где может быть дочь, Ханна поняла одно — все дороги Нулефер приводят к Аахену. Прячась, скаля зубы на всех людей, Нулефер тянулась к Тверею. Ханна через винамиатис пыталась достучаться до Аахена, он умело её игнорировал.
«Аахен знает, где Нулефер. Я выбью из него правду, чего бы мне ни стоило», — зареклась Ханна. В порту она купила билет на ближайший рейс до Намириана, и через шестицу была в Тенкуни.
Где искать Аахена, Ханна не представляла. Он то бывал в Зие, то ездил по стране, навещая товарищей, таких же увлечённых энтузиастов по Чёрному океану. Ханне не хотелось идти к Твереям, его родителям, за помощью. Её аж всю сверлило в душе, когда она только начинала думать о лоснящихся ехидных Леокурте и Даитии с их хитрым злым взглядом. Но выбора у Ханны, похоже, не было.
Известив заранее о своём намерении с ними встретиться, она дождалась от них добра на встречу и поехала в их дом. Леокурт и Даития встречали Ханну в том же зале для приёма гостей, как и в первый раз. Обстановка повторяла предыдущую встречу: столик с угощениями, близко друг другу поставленные стулья и белощёкая казарка Джая, сидевшая у Леокурта на руках. Ханна часто замечала, что во многих домах место хозяина принадлежит большому пушистому коту или вальяжной кошке, которая удобно обустраивается у хозяина на коленях или же занимает всегда лучшее место на кресле, вынуждая человека искать себе какой-нибудь маленький стул. У Твереев хозяином дома была казарка. Все хотят поставить во главу жизни своё дитя, даже если это только кот или казарка, фыркала Ханна. Свой дом, своё кресло, свой покой она отдала Нулефер. Но дочь не оценила любовь матери.
— Фанеса Свалоу, — на зенрутском языке сказал Леокурт, — нам весьма приятно вас видеть. Но почему вы раньше не сообщили о своём прибытии, мы бы послали за вами проходящего! Никогда я не любил корабельные каюты, укачивает, если я даже просто говорю о кораблях.
Он был всё таким же живчиком.
— Не захотела вас стеснять, малерз Тверей, — честно ответила Ханна. — Я ищу свою дочь. Малерз Тверей, мале Тверей, ваш сын Аахен поддерживает дружбу с Нулефер. Я прошу вас, помогите мне найти мою дочь! Вы моя последняя надежда, прошу, я не знаю, куда уже идти! Про Нулефер никто не знает, лишь ваш сын! Скажите, скажите, где Нулефер? Я обыскалась по всему Зенруте!
— О Нулефер известно нашему сыну, — Даития кивнула. — Но не нам.
— Так прошу, узнайте, — руки Ханны подрагивали. — Я хочу вырвать Нулефер из Кровавого общества! Но как? Я даже не знаю, где моя дочь. И жива ли она… Порой я хочу услышать, что освободители снова кого-то убили, и с ними была Нулефер, успешно скрывшаяся с места преступления. Кошмарно, но это говорит, что она жива! А сейчас… Боги, малеры Твереи, помогите мне!
— Богов, фанеса Свалоу, с вами нет, — устало молвила Даития. — Аахен, наш сын, уверяю, промолчит, когда мы приведёт его к вам. Он изменился, как познакомился с вашей дочерью. Вы знаете, что Аахен отказался от поста старейшины… Он променял власть на Чёрный океан, мы его сами редко видит. Аахен может пропасть на несколько шестиц, не писать, не звать нас по винамиатису, появиться на часок в доме и исчезнуть. Что у него в голове? Нам, мыслечтецам, не дано знать!
— Как что? — лихо крикнул Леокурт. — Чёрный океан! Животные из детской сказочки под названием абадоны! Фанеса Свалоу, вы бы видели Аахена, не узнали! Безумец, а не парень! Он забудет, наверное, наши имена, но будет помнить, как зовут каждого абадону. И пусть, если бы эта была юношеская блажь. Пусть! Забавы дурака греют душу небесам. Но Аахен стал молчаливым, озлобленным, на людей косо смотрит и бредит про своих обезьян, — Леокурт замолчал резко и уставился в одну точку, его пальцы продолжали гладить головку казарки. Через минуту Леокурт взглянул на Ханну и воскликнул, смеясь: — Был нормальным человеком, но повстречал вашу Нулефер, узнал про абадон и стал безумцем! Фанеса Свалоу, наш сын причитается с вас.