Эван пробормотал что-то нескладно и прислонил сонливую голову к плечу Элеоноры.
— Мама, — настойчиво она сказала. — Мне важна эта рыбалка, я прошу у тебя всего два дня. Два дня побудь с Тиной и с отцом. С нами. Я теряю тебя. Два дня посвяти рыбалке, моему любимому увлечению. Я возьму Живчика, возьму Ромилу, так уж и быть, они будут стоять между тобой и отцом. Выйди в море на пару дней, или ты мать Нулефер, но не моя мама?
Ханна бы позволила прямо сейчас убить себя, лишь не видеть этот преданный несчастный взгляд Элеоноры. Конечно, Нора была той шантажисткой, у неё же училась, собственная мать была примером, как выдавливать из глаз пустые слёзы, белеть и прикрываться больной головой или разбитым сердцем. Но в груди у Ханны щемило, как если бы слова Элеоноры были самыми искренними. Да вытерпела бы она общество Оделла! Вытерпела бы и морскую качку, и дурацких рыб! В другой только день, первого кислора она должна спасать Нулефер. Губы у Ханны задрожали, сейчас вылезет наружу слабое млеяние, догадалась она. Нет, она станет жестокой и избавится от лишней заботы о себе.
— Я остаюсь в этом доме. В этой комнате. Я буду ждать вестей от моей Нулефер. Доходчиво объяснила?
Эван разразился смехом.
— Помираю, ой! Фанеса Свалоу, если освободители нападут на нас, вы так и будете сидеть на этом кресле и ждать смерти от них?
Она обернула голову на хохочущего зятя.
— Всё верно. Я дождусь смерти от руки моей дочери. Дети наша жизнь, сказал Нормут. Я добавлю: они и наша погибель.
Элеонора встала с кресла, позвала за собой Тину и Живчика, подошла к Ханне и поцеловала в щёку. Руки её были холодными, а на лбу воссели две маленькие капли пота.
— Мама, сходи в храм тридцатого калеба. Очистись накануне нового месяца перед пятнадцатью богами.
***
Нулефер любила гулять по развалинам города Кьяруса, ставшим основным штабом Кровавого общества. Череда длинных колонн уходила за горизонт, где соприкасалась с белёсыми мутноватыми облаками. Воздух пропитал мороз, и крыши словно трещали под его натиском. Мраморное напольное покрытие домов тоже скрипело под медленными шагами, когда Нулефер заглядывала в двери и улыбалась милым жильцам — притаившимся в забытом городе барсукам. В преддверии каждого наступления Нулефер боялась, вдруг что-то пойдёт не так. Сейчас ошибки не должно быть, если они не справятся, то Казоквары определят им мучительную смерть. Нулефер старалась не думать о плохом. Тимер учил их иному! Верь в себя, творца судьбы. Верь в брата-освободителя своего, ибо едины вы верой в победу. Верь в Тимера, помазанника небес. Верь Создателям, поцеловавшим тебя избранием своим.
«Верь. Верь», — повторяла Нулефер. Десятки побед освободителей превратили её веру в знание, она точно знала, что они уничтожат Казокваров, иначе не бывает. И всё же она боялась, надоедливо крутились в голове плачевные сценарии. То её придушит Элеонора, то Карл отрубит голову Тине, то Тимер нарушит своё слово и прикажет ей стать палачом для сестры. Также ясно она видела Нормута Казоквара, расстреливающего её братьев.
«Я ваша избранница, — говорила Нулефер, низко преклоняя голову перед статуями Великими Супругами, стоявшими на входе в храм, в котором жили освободители. — Меня не возьмут простые людишки».
Перевалило за полдень, в их доме полным ходом шли приготовления. Освободители прорабатывали план, упражнялись в рукопашной. Никсон и Гринк спарринговали, используя грязные приёмчики — подножки, задушивание, молотый перец в глаза, сильно били друг друга деревянным ножом, до синяков. Брэттли точил настоящие карманные ножи. Дэн, брат-близнец Брэттли, гладил нагретым утюгом тонкие рубашки и штаны, в которых пристоит совершить перемещение в дом Казокваров. Огонь горел перед алтарём Создателей в старом котле для жертвоприношений. Джим жарил в этом котле оленя. Идо проверял свои способности, он совершал одно перемещение за другим в разные точки Зенрута.
— Знайте, завтра утром освободители напомнят о себе Зенруту после забытья, — сказал Карл, пишущий стихи, сидящий на высоко поднятом проёме для окна.
— Боги нам в помощь! — раздалось в храме.
Среди освободителей не было ни одного неверующего. Ведь длань богов опускалась на их головы каждый раз, когда они выходили из битвы победителями, а троих наградила особым даром. Идо родился гением перемещения, Нулефер было дано изменить устои природы, Тимер стал живым богом для смертных. Про товарищей, которые погибли ещё на зарождении общества при неудачном захвате поезда, Карл шепнул как-то Нулефер, что боги избавили лучшие семена от гнилых.
— Нулефер, потренируемся? — встретил её Гринк, мужчина с острой бородкой и большими жёлтыми глазами. — Хочу убедиться, что ты не стала слабее.
— Нападай! — Нулефер изъявила желание драться. Надо размять кости.
Грин, вооружённый деревянным ножом, побежал на неё. Она не двигалась, дождалась, когда он будет совсем близко и его рука с ножом взметнётся над головой, и подставила быструю подножку. Тут же Грин споткнулся от неё, полетел вниз, Нулефер стремительно взмахнула рукой, даже не смотря на него. Из ведра для мойки пола выстрелила вода, схватила Гринка и выбросила его из храма в большой сугроб.
— Бери воду из котла, горяченькую, — усмехнулся Идо, стоявший в проходе. Гринк пролетел над его головой и больновато задел ногой. Идо потирал ушибленное место.
— Твои шутки неуместны, — с недовольством сказал Карл. — Ты после улицы Лебедей стал чересчур шутливым.
— Перед боем принято шутить. Я вот не вижу смысла строчить стишки для каких-то девок.
— Идо, Карл, а ну перестаньте! — Нулефер встала перед ними. После улицы Лебедей отношения Идо и Карла стали скользкими. Карл говорил, что их проходящий маг струсил и почти что предал Кровавое общество. В тот день Идо, по его словам, ныл и размазывал слёзы по полу, умоляя Тимера остановить убийства.
Карл, задетый оскорбительным словом «стишки», спрыгнул с подоконника, чтобы показать на кулаках Идо, что он думает о нём. Нулефер раздвинула между ними двумя руки.
— Осталось несколько часов, не устраивайте потасовки! Что Тимер о вас подумает, когда увидит своих лучших бойцов с разбитыми носами? Тимер вообще связывался ночью с нами? Меня пугает, что они с Рэем пропали, не связываются пятый день.
— Нет, Тимер и Рэй не подают сигнала, — сказал Карл.
— Может быть, их разоблачили? — невесело предположил Джим.
— Нет, Тимер и Рэй прокричали бы нам по винамиатису, что их взяли! — возмутился Карл сомнению напарника. — Уж не потеряли ли они винамиатисы… Нет, Тимер не допустит такой ошибки. Тимер занят, вот и всё.
— Если Тимер и Рэй сегодня не появятся, мы переносим атаку? — Никсон, стоявший на улице, через толстый слой стены подал голос.
— Тимер появится, — упрямо процедил Карл. — Он не потерпит, чтобы атака перенеслась. Ты понимаешь, в чём смысл, Никсон, Казокваров, отродье рабовладения, мы должны уничтожить в годовщину восстания.
— Тимер весь в работе, как и Рэй, — сказал Идо. — У них минуты нет, чтобы поесть. Я перемещался к Казокварам и видел, Казоквары гоняют их как собак.
— И когда ты перемещался? — Карл изогнул брови.
— Вчера днём переместился в подвал, замки Тимером уже сняты.
— Так. У тебя был день, вечер, ночь, чтобы доложить это мне, но ты заговорил только сейчас?
— Я был занят.
— Какие у тебя могут быть дела, невидимка? — с недоверием спросил Карл.
Идо вытащил из кармана ключ и бросил его через голову Нулефер к ногам Карла.
— Выполнял приказ Тимера — взял у Геровальда второй ключ от ошейника. Нам же понадобится второй ключ, когда мы старый подарим казокварским рабам.
Магическими ключами освободителей снабщал Геровальд. По приказу короля военные сделали тайный заказ у ключных мастеров Зенрута на магические ключи для Камерута. В запасе у Геровальда было больше двадцати ключей, но Тимер пожелал, чтобы у освободителей лично на руках был один ключ. Нулефер не очень-то нравилась эта задумка. Если бы у каждого из двадцати четырёх освободителей было по ключу, они бы могли просто ходить по городам Зенрута и отпускать рабов на волю. Но с приказами Тимера никто не спорил.