Нулефер кивнула Карлу, но поёжилась. Приближающая война была для неё чужой, где она не воин и не полководец, где она даже не зритель. Она была рождена в Зенруте и была наделена магической силой отнюдь не для войны против Зенрута, а для избавления соотечествеников от давнего иго. Казалось отступничеством принятие стороны Геровальда и Иги, согревало лишь то, что камерутский и иширутский короли давали убежище спасённым ею рабам. Но каждый раз так не хотелось ей навещать камерутских офицеров и слушать, стоя за спиной Тимера, их новый заказ. Да много чего не хотелось, с чем приходилось мириться! Аахен два дня назад связывался с ней по винамиатису и радостно сообщил, что Уилл записался в команду «Встречи», а Ваксма Видоном снял с него самого ограничения на поездку в Чёрный океан. Прикупленное им местечко в теле мага-растеневика оставалось не занятым. Перемещайся, Нулефер, в Тенкуни, оборачивайся растеневиком и плыви навстречу своим абадонам! Разрушились все преграды, отделяющие её от Чёрного океана. Но была клятва, был долг. Была вера.
Нулефер и освободители проследовали в соседний храм, служивший им местом для молитв. Всё же, они не могли молиться в своём так называемом доме, хоть там и остались статуи богов, которые могли бы принять их просьбы. Перед расколотым троном возвеличивалось изваяние пятнадцати богов. Супруги-Создатели стояли с молчаливыми каменными лицами, по задумке архитектора их широкие глаза были устремлены в звёздный купол, который рухнул под бременем времени, и боги смотрели на дымчатое затянутое облаками небо. Небесная супруга держала на руках Морона, улыбающего во сне, рядом с Матерью стояли Таниса и Айрин. Под плечо Отцу нежно прильнула Ино, Хас держался возле правой его руки. У ног родителей уселись Никиниас и Фания, Лореамо и Герматена. Позади Отца и Матери стояли Страл, Кислор и Калеб, а старушка Андорина с неизмеримой любовью обнимала братьев.
Нулефер подошла к монументу, товарищи сзади неё преклонили колени богам.
— Создатели, услышьте наши слова! — закричала Нулефер.
В Кровавом обществе к богам за всех своих братьев-освободителей обращалась она. Тимер сделал её мостом между людьми и богами. Только он и Нулефер были избраны, были наделены особой миссией, стали оруженосцами высших сил на столь далёкой от идеала земле, среди слабых одинаковых людей, пестрящих мошками перед глазами Создателей.
— Великие Отец и Мать, Братья старшие и Сёстры, услышьте мой голос! — гремучее эхо разнесло её слова ветром. — Ибо воззываю я к вам, призванная быть вашим глазом и ухом для земных моих братьев по духу и проводником для несчастных мирян. Услышьте наши с Тимером просьбы, дайте знак освободителям земным! Благословили вы нас на жизнь и на удачу, благословите на силы и храбрость в неминуемый час сражения! Страл, хранитель сущего, укажи нам путь, как указываешь ты его ежечасно нашей планете, несущейся в космической тьме. О Кислор, ибо меч твой стал нашим мечом! Калеб, покрой нашу дорогу лёгким полотном! Айрин, дай нам знаний осознать свои поступки! Хас, рассуди, если мы ошибёмся! Морон, заступись перед родителями за души убиенных наших жертв! Боги, мы просим благословения и получаем его от вас, мы просим сил и становимся сильнее! Вы — путеводная звезда, вы — наше конечное пристанище. Свобода, что приносим мы людям, — для вас. Души, что мы отнимаем у жизни, — да узрят они вашу праведность и гнев. Мы, отряд освободителей, Кровавое общество уходящей эпохи, слуги и братья вашего сына Тимера, да надеемся на ваше заступничество перед битвой!
Нулефер сжала изо всех сил кулаки, заключительные слова давались ей всегда тяжело.
— Андорина, первая Дочь, ступившая на землю, удержи нас от своей любви, оставь нас скупыми на пощаду к врагам. Создатели, наша победа для вас!
— Создатели, для вас! — вторили ей освободители.
========== Глава 45. Болван ==========
До казни Джексона Мариона оставалось два дня. Время тянулось неимоверно долго, путешествие в Санпаву, радостная встреча с Уиллардом казались событиями далёкой давности. С возвращением в родную Конорию Тобиан стал усыхать, тело и дух его становились хрупкими, ломкими от любого давления. Он пристрастился к алкоголю, ежедневно посещал новые рестораны и бары. Тех немыслимых усилий, когда раньше он проходил мимо злачных заведений, когда разум стонал по отрезанной безжизненной голове Мариона, больше у Тобиана не оставалось. Он не знал, что заставляет его так быстро признавать своё поражение: неудача Люси, обман Фредера, холод Эмбер или приближение конца. Сил у Тобиана оставалось мало, и тёплая бутылка на некоторое время вдыхала в него пусть и хмельную, но жизнь.
Бутылка стучала по каменным стенам часовни, капли вина падали на тёмные доски пола. В воздухе висел невыносимый запах храмовых благовоний. До чего мучительно вдыхать сушёные растёртые травы и масла, когда глаза тяжело привыкают к бордовому от огней полумраку. Фрейлины и камеристки стояли перед алтарём Небесных Супругов и молили их об именитом суженном, мальчишки-пажи требовали у громадной статуи Кислора силы и храбрости, дворцовая повариха просила у Морона крепкого сна для своего младенца. Во дворце Солнца закончилась заутренняя служба, священник покинул часовню, люди приступили к молитвам. Но их сладкому воссоединению с богами мешал резкий ужасающий запах алкоголя, выливавшегося из бутылки Бонтина Бесфамильного.
Тобиан бурчал себе под нос, плевался, дошёл на тяжёлых ногах до дальнего угла часовни, отворил дверь и оказался в большом зале усыпальницы своих предков. Он подошёл к надгробному памятнику отца. Ему нельзя было приходить в усыпальницу Афовийских, во Дворце Солнца хоронили лишь членов королевской семьи. Бонтин был не из их числа. Но Тобиан хотел, ему не нужны были живые, он думал лишь о мёртвом отце, когда на недолгий промежуток времени забывал о Марионе.
Ноги подкосились. Он рухнул перед памятником, вцепившись в цветы, которые недавно Эмбер поставила у надгробия. Рядом с Конелом, справа, стояла статуя Тобиана Афовийского, под которой скрывалось его ненастоящее тело. То лицо, смотревшее со статуи, было по-детски наивным, озорным, смекалистым. И он застыдился своего нынешнего безобразного лица.
Тобиан давно не ведал ненависти, и она пришла, окутала его с ног до головы. Вспомнилось старое суеверие, что боги жестоки к людям, у которых появляется могила при жизни. Их преследует сглаз. Они страдают на земле, как грешники в аду за убийство собратьев-людей.
— Отец, забери меня к себе. Отец, я хочу быть с тобой. Отец, ты мой бог, услышь меня. Я буду с тобой, отец, — судорожно проговорил он, слёзы сыпались из глаз.
Тобиан надеялся, что ему придётся повременить со своим отчаянием — Люси будет нуждаться в нём, она будет разбита, она будет просить у него помощи в возрождении. Она была такой потерянной в том заброшенном храме освободителей… Люси оказалась сильнее, чем мог он представить. Вернувшись домой с братом, она продолжила свои прошлые помыслы. Приносила конорским невольникам лекарства, искала по отрывкам слухов сведения о пропавших родственниках. Её посылки на каторгу шли не только к отцу, но и к осуждённым, чьи родственники не могли купить своим близким кулёк тёплых вещей на разгар зимы. Люси вступилась перед офицерами за одного пятнадцатилетнего юношу, которого за долги его умершего отца-солдата тётка насильно хотела записать в солдаты и отправить в Санпаву. Уже начиналась подготовка новобранцев.
Два дня назад Люси позвала Тобиана с собой навестить её маму. Но только Тобиан подошёл к воротам Пинийской крепости, за которыми в другом корпусе сидит Джексон Марион, его вдруг затошнило и затрясло. Тобиан убежал в соседний квартал и просидел на голой земле около часа, тяжело дыша, обхватив руками шею.
Он искренне изумлялся, как Люси может улыбаться, когда даже солнце испускает всё меньше света на без того прогнившую землю. Люси, Уиллард, Нулефер, о, до чего они были блаженны, живя в неведенье, с беззаботными мыслями! Тогда они стояли сплочённо, но разделённые на две стороны. Свободные, способные двигаться дальше Люси, Уиллард и Нулефер. И он, Тенрик, Тверей — обреченные каким-то странным долгом.