Тобиан рухнул спиной на кровать, глаза блуждали по мрачному потолку.
— Я спас пятьсот невольников. Почему я не способен спасти одного заключённого?
— Я росчерком пера смогу освободить миллионы людей. Сейчас я не в силах освободить своего единственного брата. Почему?
В голосе Фредера Тобиан уловил страх. Ложь во имя утешения или брат больно за него как за себя? Тобиан боялся вкушать напрасную надежду. Наелся сполна.
— Отец не придёт больше ко мне, я чувствую. Фредер, как считаешь, там мы встретимся с ним? Отец дал мне понять, что обрёл благодать в том мире. А я боюсь, что просто исчезну, меня не примут в сады Создателей, не отдадут в пасти их псам. Я отрёкся от богов.
— Замолчи, — Фредер взял его за руку и замолк сам.
Несколько минут они сидели так в полной тишине: Тобиан лежал как прикованный, Фредер не отпускал его ладонь. Со дворца послышались голоса и цокот копыт.
— Мать?
— Нет, она здесь часа два. Мама приехала во Дворец Солнца сегодня и останется здесь до самой казни.
— Ты знаешь, как я хочу встретиться с ней, ты должен был сразу мне сказать, что она во дворце, — Тобиан начал подниматься.
— Мама не в духе последние дни, и вчерашние твои молитвы подпортили ей настроение. Не вставай, она не захочет тебя слышать, её охрана не даст вам увидится, ей велено пропускать к королеве только меня.
— Хорошо, я буду тобой, — поднялся Тобиан.
Вчерашний хмель больно отдавал по голове, но ясность разума окончательно не покидала Тобиана. Одно лицо, одно тело, они близнецы, как он мог забыть?! Тобиан надел поверх мятой рубашки курсантский зелёный мундир Фредера. Мундир был малость великоват. Пару лет назад Тобиан был крепче Фредера, шире его, но голод у Казокваров, недоедание последнего месяца измельчили его.
Тобиан выскочил из комнаты, пока Фредер не остановил его. Слабость пропала, как и бренные мысли. Мать нашёл он в её комнате — охранники со спокойной совестью отворили дверь «принцу Фредеру» в покои королевы — Её Величество сидела перед зеркалом, служанка причёсывала её длинные волосы.
— Фредер, ты передумал и захотел встретить со мной полдник? — спросила она, улыбнувшись отражению сына в большом зеркале.
— Мама, нужно поговорить. Покиньте нас, — сказал он служанке.
— Что за грубый недовольный тон, Фредер! — сморщилась она, повернувшись к Тобиану.
«Не узнаёт! Она забыла, как я выгляжу в своём облике!»
— Я Тобиан, — признался он, когда закрыл за служанкой дверь. — Теперь ты не отвертишься от меня. Мама, выслушай меня. Я не прошу у тебя несметных богатств, звёзд с неба, я давно молчу про участь зенрутских рабов. Смилуйся над Марионом, дай ему право на жизнь! Забери мою, я согласен на такие условия. Мама, ты можешь иногда прислушиваться ко мне?
Эмбер накинула на плечи шаль, заколола распущенные волосы шпилькой, лицо померкло, стоило ей понять, что Тобиан настиг её.
— Опоздал просить пощады для Мариона, спасти его ты мог, когда Марион не взял на себя вину за твоё убийство. Поздно, Тобиан. Я не могу оправдать и отпустить на волю убийцу моего сына. Это за гранью моих возможностей, я не твоя мать, а твоя королева. Глава государства не прощает изменников. Я подчиняюсь нашему закону.
Он наизусть знал её заученные фразы, что она произносила ещё раньше.
— Закон позволяет тебе, мама, заменить смерть каторгой или пожизненным заключением в одиночной каторге за великие заслуги Мариона! У него их предостаточно.
— «Вам, мама», — поправила она. — Я даровала ему милость единожды, идя на поводу у санпавцев. Терять свою честь я не буду. Если во второй раз проявлю глупейшую доброту к Мариону, это сочтут за мою слабость. Смирись, Тобиан, как смирилась и я. Эта несправедливая казнь избавит Мариона от его грехов перед судом Создателей. Утешь себя, что он погибнет с чистой душой.
Тобиан пристально всмотрелся в глаза Эмбер и произнёс громко и ясно, чтобы она услышала его отвращение.
— Не утешу. Твои Создатели не посмотрят, какой смертью умер человек, как его пытали до этого. Перед ними грех и перед ними грешник. Они не берут взяток, как твои подопечные, позарятся лишь на раскаяние, а его у Мариона нет. На земле вместо богов ты, королева. Подари ему жизнь. Позволь гнить ему в сырой камере за его грех. Дай ему его жизнь, а он сам решит, что с ней делать.
— Не могу. Я проиграла твоему дяде. Его ненависть к Мариону оказалась сильнее моей борьбы за устойчивость Санпавы и… за тебя.
— Ты не проиграла! — взвыл он. — Ты ещё способна…
— Вины у преступника не отобрать! — Эмбер, вскочив со стула, предстала перед ним. — Его двойник полностью оболгал Мариона в суде. Двойник смеялся, хвастался твоим убийством, я даже не могу обвинить следователей, мол, они заставили пытками взять на себя все нераскрытые дела в Зенруте. Двойник признался в убийстве королевского сына. Марион предал Зенрут и нашу династию задолго до мятежа. Он воровал, брал взятки, он вооружал своих приспешников, боги, от него прощение бежит за горизонт!
Самое ужасное было соглашаться с ней. Да, Эмбер чертовски права, за его преступления Мариону полагается смерть, не иначе. Как бы поступил он, будь королём, рассудил Тобиан. «А что бы предложил Фредер?» — он вспомнил про брата, глядя на своё отражение в светлых глазах мамы. Золотая люстра с десятками свечей висела над головами Эмбер и Тобиана, предоставляя матери и сыну возможность изучить друг друга.
— Прояви милость и хитрость. Мариону можно предложить жизнь в обмен на Санпаву. Только он справится с бунтами в Санпаве, он убедит её жителей в преданности зенрутской короне накануне войны. В Санпаве король — Джексон Марион, это его земля, и люди тоже его. Он обуздает все недовольства, Мариону, как и тебе, не хочется войны. Скажи, что отодвигаешь казнь до окончания войны, его знания этой земли и этих людей послужат раскаянием перед Зенрутом и нашей семьёй за свершённое предательство. Тысяча спасённых от войны мальчиков смягчат содеянное с одним Тобианом. После наградишь Мариона за его заслуги дарованной жизнью.
— Я не собираюсь отправлять преступника на переговоры с шайкой разбойников и предателей.
«Со мной тоже отказываешься говорить. Всё верно, для тебя я тоже предатель».
— Тогда ты будешь воевать против своих подданных, вставших за чужим флагом! Наши вольноотпущенники и беглые рабы, которым я снял ошейники, которых освобождает Кровавое общество, в рядах камерутской и иширутской армии! Они не торопятся вступать солдатами в армию Зенрута, а скоро к врагам запишутся и свободные санпавцы. Мама, убив Джексона Мариона, ты потеряешь всех. Всех… Я уйду первым.
На лице Эмбер заиграла надменная улыбка. Мать положила руку на его горячую щёку и провела небрежно вниз.
— Наконец-то ты признался, Тобиан. Совесть гложет тебя, ты не хочешь, чтобы Мариона обвиняли в твоём убийстве. Сдалась тебе Санпава! Важно самому остаться чистым, сохранить вот тут, — Эмбер тыкнула пальцем ему в лоб, — образ народного героя.
«Я перестал быть святым, когда едва не убил мечом своего брата!»
— Мама, а ты думаешь о своей чистоте? Я осознал, что никогда не стану убийцей, жизнь Мариона стала мне дорога, как и жизнь близких мне людей.
— Моя совесть чиста. Я не сделала ничего плохого. Хотя я жалею, что семь лет назад я приказала создать в лаборатории твоё тело. Надо было убить тебя настоящего. История нашей семьи и история королевства пошла бы по верному пути.
Тобиан удержался, чтобы не ударить Эмбер. Но ладонь дрогнула, и Эмбер это заметила.
— Извини, что я появился на свет. Раскаиваюсь за свою непозволительную ошибку.
— Ты был хорошим мальчиком, пока тебя не совратили.
— А это твоя оплошность. Не виноват, что меня воспитывала улица, — засмеялся Тобиана. — Урсула заботилась исключительно о моём пропитании и образовании. Вот если бы вы меня отправили в дом закоснелого строгого генерала или к дряхлой одинокой графине, застрявшей на два века в прошлом, когда ценили традиции и подчинение статусу, возможно, я бы стал другим человеком. Но моё воспитание предполагает сострадание к ближним. К несчастью, твой сын якшался с нищими. Мама, я готов закрыть глаза и уши на твои слова, пожалуйста, давай решим с тобой, как избавить Мариона от плахи. Если ещё тебе дорога память о моём отце Конеле, который родом из Санпавы. Я приму твои условия.