— Я? Хе-хе! Я тебя из-под своей братской любящей опеки передал женщине в её цепкие руки. Женщины пострашнее плети могут быть! Вот! Вспомнил! Приятель фанин Фэллон анекдот мне рассказал. Слушай, Эван, — он наклонил голову брата к себе. — Возвращается домой анзорский солдат после зенрутского плена. Ни рук, ни ног, одно туловище и голова. Передали командиры его в мешке, расписались и уехали. Мать кряхтит: «Сыночек, это тебя подлые зенрутчане замучили в плену! «Нет, матушка, — отвечает солдат, — в яростном сражении я пострадал». «Да как же так?» — вздыхают мать и жена. «В первом бою пушечное ядро подо мной взорвалось и оторвало ногу». «И ты в плен попал?» — пугается мать. «Нет, — храбрится солдат, — я на костыле побежал во второй бой, там другую ногу и оторвало». «И в плен взяли?» — «Нет же! — отнекивается солдат. — Я в следующий бой вызвался, на тележке поехал, стрелял за нашего короля. Вот в третьем бою потерял я левую руку, а после и в плен схватили меня». «Ох, ты мой несчастный! — плачет мать. — Бедного калеку зенрутчане не пожалели! Замучили!» «А при чём тут зенрутчане? — диву даётся солдат. — Я в зенрутском госпитале лежу, а перед носом на стенке висит портрет королевы Эмбер. Я разозлился, хрясь по нему оставшейся рукой, нечего зенрутской королеве смотреть на подданного Мерната! Да так ударил, что рука и омертвела!» Мать рыдает: «Горе какое! Как ты нас кормить, сыночек, будешь? Ни ножек, ни ручек». А жена успокаивает её и дёргает мужа за язык: «Мама, не плачьте, он нас своим языком накормит, сказки будет людям рассказывать. Язычок-то целёхонький, подвешенный». Мать качает головой: «Был целёхонький, невестушка, пока ты не схватила».
У Нормута прорвался смех. Эван остался нетронутым его анекдотом.
— Мой маленький мозг не понимает, что смешного в этом остроумном политическом анекдоте находит одноглазый человек. Извини.
Правый глаз Нормута прищурился, и дыхание на мгновение спёрло от такой неслыханной дерзости.
— Ваши телохранители, — вдруг Ханна оторвалась от окна, — все пятеро стоят на веранде и закусывают колбасой с хлебом. Все пятеро. Кто охраняет чёрный вход, ворота?
— Как? — Казоквар быстро вскочил со стула и вытаращил глаз. — Кто им позволит покидать всем скопом пост?
Он побелел и приковылял к окну. Дети с Фалитой переглянулись.
На скамейке у раскидного дерева стояло пятеро охранников. Ключница Осса держала перед ними поднос с мясными закусками и большими кружками.
— Перерыв только двоим позволителен! — закричал Нормут. — Остальные должны патрулировать мой двор!
— Так ещё двое обходят где-то твои владения, — сказал Эван, но его никто не хотел слышать.
Нормут впился глазами в своих телохранителей, собрался уже закричал и распугнуть их, когда к дереву подбежала маленькая фигурки рабыни с кусками торта на подносе.
— Элла, — шёпотом назвала имя Ханна.
Элла танцевала. Поднос, закинутый над головой, с волшебной лёгкостью держался на трёх пальцах. Элла крутилась через себя, перекрутилась через каждого охранника, погладив их по щеке.
— А эта почему перестала полы мыть?! — Нормут вытащил из-под рубашки цепочку с винамиатисом.
— Она около получаса беседовала с двумя охранниками, — беспокойно ответила Ханна. — Потом ушла. Пришли трое других охранников. Видимо, Элла их позвала.
Лица Казокваров налились кровью от творившейся на их глазах наглости. Охранники бездельничали, рабыня тоже отлынивала от работы и обхаживала охрану. Она шептала им какие-то слова на ухо, подавала кусочек торта в рот. Охранник схватил её за низ платья, Элла захихикала, оторвала жеманно его руку и перекинулась в объятья напарнику. Но первый не унимался, он хотел стиснуть Эллу и поцеловать её. Его товарищи тоже тянули к ей руки. Уж полгода они стойко несли службу и позволяли расслабление в дни отгулов и в редкие выходные. Девушки у Казокваров были милыми и трепетными, как птички, однако Нормут запретил охранникам трогать своих рабынь. В борделе — да пожалуйста, но в его доме они должны думать лишь о службе. Элла сама к ним шла, сама начала ублажать и заигрывать, сверкать перед ними большими грудями. Элла держала пальцы на пуговицах грязной рубашки и подзывала руками охранников — кто подойдёт первым? Им оказался телохранитель с рыжими усами. Элла повисла у него на шее, подозвала второго и обняла сразу двоих. Правая рука соскальзывала к своей груди.
— Чёрт, она к нам спиной! — заворчал Эван. — Я не вижу её груди!
Неожиданно ноги охранника подкосились. Он упал, лицом ударившись об деревянные ботинки Эллы. Второй сделал неуверенный шаг, держась за грудь, и потерял равновесие. Элла стрелой метнулась к другим охранникам. Блеснул в руках стальной нож и проехался по шее сразу двоим. Пятый охранник вскочил, стрельнул по Элле потоком воздуха. Элла прыгнула за дерево, и раздался выстрел.
Хромая старушка Осса держала револьвер за спиной охранника.
— Братья, возмездие! — закричала Элла, вынув из кармана платья камень. — Возмездие! — нож ударил в сердце лежавшему стонущему охраннику.
— Фалита, где винамиатис?! Зови Сокола! — завопил Нормут.
Он вытащил из кобуры, висящей на поясе под белой рубашкой, револьвер. Из кармана высыпались на пол патроны. Едва Нормут наклонился за патронами, Идо Тенрик оказался во дворе, схватил Эллу и Оссу и исчез.
— Фалита, зови соколов!
— Да, да, сейчас, — еле дышала испуганная Фалита. Из кармана дрожащими руками она вынула жёлтый камень и крикнула:
— Помогите! — страх окутал её. — Нормут, винамиатис не загорается! Топаз? Это топаз?
Нормут и Эван повытаскивали из своих карманов винамиатисы, связывающие их с соколом. Однако достали драгоценные ярко жёлтые топазы, напоминающие винамиатис. Азадер и Алекрип ревели. Ханна вцепилась в оконные рамы и губы её прошептали:
— Нормут, вы жаловались, что с утра кто-то с вами столкнулся. Как звали того раба?
— Элла… — Фалита закрыла рукой рот.
— Она и на меня налетела! — воскликнул Эван.
Наверху завыл Живчик.
В доме закричали рабы.
— Фалита, спрячь детей, — зашептал Нормут. — Я постараюсь пробраться в свой кабинет и взять зелье перемещения.
Он кинулся к двери. В этот момент на лестнице раздался гул шагов. Нормут выстрелил. Пуля угодила в потолок. Быстрая струя воды вырвала у него револьвер и швырнула его в стену.
— Кровь за кровь! — разнёсся страшный вой.
И толпа из двадцати человек влетела в столовую. Револьвер Эвана был выбит из кобуры, едва Эван потянулся к нему.
— Пощадите детей! Пощадите детей! — кричала Фалита, слыша, как налитые кровью кулаки бьют по лицам Азадер и Алекрипа.
Спустя пятнадцать минут Казоквары, избитые, израненные стояли связанными на коленях перед освободителями. Ханну с заломленными руками держало двое мужчин. В двери торчали испуганные лица домашних рабов, и кровь наливалась в их глазах.
— Нулефер, что ты творишь… — стон вырвался из груди Ханны.
Нулефер стояла перед ней, почерневшими глазами она пронзительно впилась в мать.
— Мама, это моё предначертание. Вот мой мир, вот люди, которых я называю братьями. Казоквары, ставшие частью твоей семьи, истинные звери. Без обид, мама, но жить им осталось недолго.
— Нулефер! Услышь меня! — их глаз брызнули слёзы. — У тебя другое будущее! Ты мечтала быть магом, ты стала такой сильной, каких успехов ты добилась в освоении магии за один только год! Перед тобой открыт мир, остров Абадония! Нулефер, доченька, хочешь я отправлю тебя на этот остров в Чёрный океан? Твереи, старейшины Тенкуни, стали моими и твои друзьями. Элеонора, твоя сестра, ждёт ребёнка от этих людей! Твой племянник не может расти сиротой!
— Ты бы эти слова сказала бывшему мужу Элеоноры, который подарил Тине сотню единокровных братьев и сестёр. Я — член Кровавого общества. Я отказалась от земных родственных связей.
Нулефер заглянула в глаза матери, показывая ей свою тьму, и отошла бесшумно к Элле, что расхаживала перед Казокварами в красном офицерском мундире, надетым на скорую руку.
— Господин! Мне идёт мужской костюм? — прищурила она глаза.
— Скотина! — пробурчал Нормут.
— Я жду ответа на вопрос! — велела Элла, схватила Нормута за плечи и засмеялась. Тело её задрожало, голова затряслась. Пару секунд — на месте рабыни Эллы стоял Тимер Каньете. — А так? Мне идёт военная форма?