Она ощущала спиной, как её пробуравливают взглядом. «Я сейчас в их глазах не лучше Идо». И пусть! Пусть ненавидят её, не загниёт от их ненависти. Она не давала присяги королю Геровальду, не обещала играть в войнушку. И клятву она принесла храбрости Тимера и его избранности, а увидела только трусость.
Жутко болели ноги, она старалась идти ровно, не хромая. Не вызывать подозрения. Рынок с бедняками сменялся ухоженными кварталами, мужчины пролетали над головами в сверкающим каретах, дамы поправляли воротники пушистых шубок. «Мариона казнят! Мариона казнят!» — кричали мальчики, спешащие забраться на какой-нибудь столб или крышу, пока места не заняли другие. Сзади Нулефер шёл Брэттли. Тимер и Карл разминулись с ними и шли по другой улице. Врозь остатки Кровавого общества не так заметны.
Нулефер свернула в один из дворов, через соседние дома шла прямо к дому ботаника. Она объяснила Тимеру быстро, что она сделает. Поднимется с помощью воды на второй этаж, в шкафу найдёт винамиатис Аахена и спустится. Повезёт, если хозяйки не будет — ботаник в разгар дня должна пропадать в теплицах или свершать выходную молитву в храме, или же, как и все конорийцы, искать удобное место у эшафота. Брэттли стоит на страже у дома. Тимер и Карл сторожат с конца улицы.
Нулефер позвала воду с водостока. Её обняла грязная зловонная жидкость. Не привыкать. Поднялась на второй этаж в спальню. Окна зашторены, в доме прибрано и нет никаких звуков. Осторожно подойдя к замочной скважине, Нулефер заглянула в гостиную. Пусто. У неё отлегло на сердце, на сегодня больше никаких убийств. Нулефер нашла шкаф с винамиатисами. У учёной их было пятьдесят штук, какие-то камни кричали даже сейчас. Предупреждают родственницу и подругу об атаке Кровавого общества на город! М-да, будто та не знает, что освободителей ищут по всей Конории! Могут ли люди по винамиатису что-нибудь другое кричать или своих забот у них не осталось? Можно подумать, нужна ваша престарелая ботаничка разбитому и уничтоженному Кровавому обществу. «А всё-таки — нужна», — усмехнулась Нулефер. Слава богам, винамиатисы были подписаны. Плотной кухонной прихваткой она взяла винамиатис Аахена. Прикоснётся ещё к чужим камням, как Тенрик.
— Стой! Задержите её!
У Нулефер похолодело.
Голос отца. Оделла Свалоу. Она спряталась за кресло. «Вот и попалась». Но голос был на улице, её никто не мог заметить в чужой квартире с закрытыми окнами. Нулефер подкралась к окну, выходящему на улицу, на серое здание Зоркого сокола. На улице куда-то рвалась Фалита. Лицо зарёванное, волосы выдраны с головы, платье сползает с плеча. Фалиту держал за руку Оделл.
— В больнице мой муж! Мой муж! Отпусти меня!
— Увидишь ты Нормута, но не сегодня! — заверял её Оделл. — Вернись к Ромиле. Хотя бы мать должна остаться у ребёнка.
— Я отомщу им! Я убью их! Я убью! Я найду освободителей!
Фалита не понимала, что ей нужно. Она рвалась навестить Нормута, металась по сторонам и клялась отомстить. Кричала, что знает, где скрываются освободители. Горе забирало её рассудок. На помощь к Оделлу подоспели полицейские, Фалита стала кусать их.
— Я вижу его! Один из них! — завопила она.
«Раскрыла», — решила Нулефер. Но Фалита заметила только тень какого-то подростка-оборванца и погналась за ним.
Нулефер колыхнула шторку, подавая знак Карлу и Тимера и спустилась из окна. Брэттли изгрыз все ногти, пока стоял на посту за несколько метров от Зоркого сокола. Нулефер показала ему камень, и они побежали через дворы. Надеялись, что Карл и Тимер, увидят знак и тоже направятся в уговоренное место. В канализационный люк. Крысы спасаются под землёй.
Крышка люка была приоткрыта. Тимер и Карл добрались до него раньше Нулефер и Брэттли.
— Ты первая, — сказал Брэттли. — Я закрою за тобой крышку.
Она стала спускаться по лестнице и услышала.
— Ты! Мои дети!
Фалита, полуголая, сорвавшая с себя одежду, стояла в арке. Нулефер метнула воду и… она расплескалась перед ногами Фалиты. В арке появился Оделл, переводящий от бега дух. Нулефер, как при поставленных замках, лишилась силы, завидев отца.
— Ты! Ты! — повторяла Фалита, путаясь в своём языке.
Брэттли встал перед ней и Нулефер. Но у него не было ни револьвера, ни ножа. Фалита отшвырнула Брэттли и бросилась на Нулефер. Они упали с глубокой лестницы в канализационную воду. Нулефер оказалась под Фалитой, толстые руки впились в её шею.
— Мои дети! Азадер! Алекрип! Ты их убила!
Нулефер пыталась оторвать её от себя водой. Но вместе с Фалитой отбросила волной в сторону и своё тело. Прискочил Брэттли, его кулаки сыпались на спину Фалиты, пальцы хватали её за туловище. Фалита намертво присосалась к Нулефер.
— Азадер! Алекрип! Ты убила их!
Сознание вместе с воздухом оставляло Нулефер.
Выстрел. Брэттли заныл.
Выстрел. Руки Фалиты разжались.
Нулефер, ловя жадно канализационный воздух — каким он казался свежим! — выползла из Фалиты, повалившейся на неё замертво. У ног женщины лежал Брэттли с пробитой грудью.
— В моём револьвере есть ещё пули, — Оделл погладил ствол своей пушки. — Убирайся, пока я не пустил все четыре пули тебе в глотку.
Нулефер рукой нашла на дне канализации выпавший винамиатис Аахена. Он, к счастью, застрял в мусоре и не уплыл. Отец смотрел на неё холодным чужим взглядом. Но этот взгляд оставлял ей жизнь, и Нулефер нырнула в один из тёмных тоннелей.
— Аахен, помоги, помоги! — звала истошно Нулефер своего друга. Аахен не отзывался. Он мог быть где угодно, Аахен готовился к экспедиции. В кармане наверняка у него винамиатис Нулефер, а винамиатис ботаника верещит себе в дальнем углу его дома.
Под ноги кидались крысы, скользкие насекомые, чёрные пауки, огрызки еды, сброшенной с поверхности. Стоял мрак, не утонуть или не врезаться в стену Нулефер помогало журчание воды. Тимер и Карл должны её ждать ещё глубже, в такой тьме, в которой потеряется даже крот. Когда-то они встречались в храме, под землёй проходили на соседнюю улицу в подвал дома и проводили тайные пересуды, готовили захваты. Их не ждал ни храм, ни дом. Крысы были рады и земле с водой. Настоящие люди остались на поверхности. Что будет с ними, с ей родителями? Горько Нулефер задумывалась о судьбе мамы и папы. Ей спасли жизнь, дважды. Сначала мать, превратившаяся в жестокую убийцу, потом отец, ценивший человеческую жизнь как единственную в мире святыню. Они не выкрутятся. Ханна слаба, она не сможет противостоять нажиму Зоркого сокола, Оделл не объяснит, почему Фалита убита его револьвером. Знали ли они, на что идут? Но это безрассудно: жертвовать жизнями, свободой, честью, домом, семьёй — самым дорогим ради неё!
Тимер и Карл сидели у решётки, разделяющей под землёй два квартала.
— Где Брэттли? — Карл почуял неладное.
— Его убил мой отец.
Нулефер узнала взор, которым смотрят люди на предателя. Изумление уходит и появляется одно горячее желание расправиться с несправедливостью. Её отец убил Брэттли. И винят её.
— Аахен что-нибудь ответил? — Тимер подавил гнев.
— Нет.
Они стояли на возвышенной земле, справа медленно протекала сточная вода. И тут вода начала бурлить, пениться, грозным потоком устремилась против течения. Карл и Тимер схватились за решётку, Нулефер успела создать воздушный купол и упёрлась руками в узкую клетку. Вода неслась, летела, взметала, подземная река вышла из берегов и хотела затопить всё живое.
— Вода несётся к штабу соколов! — в ужасе заорал Тимер под воздушным пузырём.
— Но это густонаселённый район Конории. Они затопят людей! — Карл чуть ли не зубами держался за решётку.
— Аахен, помоги. Аахен, помоги! — твердила Нулефер в винамиатис с одной лишь надеждой.
Камень засиял ярким золотым светом.
— Я тебя слушаю, Нулефер.
========== Глава 47. Казнь ==========
Джексон бежал, попутно оглядываясь назад. Минуя пропускной пункт, он даже не забрал револьвер, перочинный нож и серебряные часы принца, которые принадлежали теперь ему. Внутри пульсировало, голова раскалывалась и готова была взорваться. Железные врата открывались медленно, кусочек свободы ярким светом появлялся в скважине. «Он уйдёт! Я лишусь всего!» — безумно стучало в мозгу.