— Ваше Высочество, — ножом резанул голос охранника.
Джексон не смел поднимать глаза.
— Вы не взяли ваши вещи, — охранник протянул Джексону оружие и часы. — Ваше Высочество? — голос охранника был напряжён. — Вы едва живы? Что Марион вам сделал? Какое давление он на вас оказал? Я могу позвать вам целителя.
Джексон замахал руками.
— Государственная тайна… тайна… мы говорили о Тобиане… Забудьте.
И он выскочил на свободу. До конца не понимая, что спасение пришло, бежал сломя голову. Не заметил, как оказался в тёмных трущобах. Остановился передохнуть. В груди хрипело, и воздух не успевал наполнить лёгкие уличным прохладным воздухом. «Я что, жив, я свободен? Меня спас Тобиан! Он восстал из мёртвых? Нет, это призрак! Нет — живой, как и я, его намеренно превратили в покойника!» Оперившись рукой на стену, Джексон начинал понимать, что с ним произошло. Он смотрел на сапоги, которые взял у принца, между стенкой сапог и ногами лежали пустые бутылочки от зелий. Принц не забыл избавиться от улик, как и от Джексона. Вдруг в высокой обуви стало невыносимо. Следующий шаг давался с хромотой, сказалось отсутствие пальцев на ногах. Как же он бежал из тюрьмы? Охранники и надзиратели должны увидеть его хромоту! Сможет ли принц хромать как он? Подождите, Джексон вновь остановился, этот юноша уйдёт вместо него? Он отправил его на смерть! Как низко. Трус!
Но назад он не вернётся. Как же сбежать из города, не вызывая подозрения?
Он бросился в узкий закуток улицы. Перед ним оказалось лицо.
Джексона толкнули в стену. И только он всмотрелся в человека, на голову накинули чёрный мешок.
***
Ночь Тобиан провёл в полудрёме. Но это не помешало ему выспаться. Находясь в сознании, Тобиан упивался видениями, миражами, призраками, кружившимися вокруг него. Смутная тень отца, отражающаяся в луче от луны, молчаливо постояла у его кровати, всего несколько минут — Тобиану хватило их, чтобы насытиться последней прижизненной встречей с отцом и попросить благословения, попросить решимости. Отец коснулся плеча. Тобиан не почувствовал его руки, но внял знак. «Жди меня, отец», — ответил он ему.
Ночная тишина в тюрьме оказалась на редкость приятной. Затихали птицы, затихали сторожащие псы, мерно охранники прохаживались вдоль охраняемого блока. Тук. Тук. Тук. Отбивали ритм их сапоги.
Лунный свет серебрил чёрные волосы Тобиана, доставшиеся ему от Джексона Мариона. «Всё ли я успел доделать, ничего не забыл?» — задумывался Тобиан. С братом попрощался, с Люси попрощался, с матерью и дядей позже перемолвится заключительным словечком. Успел, и лицо расплывалось в улыбке.
В сумраке Тобиану грезились очертания Люси. Тени протягивали ему руки, палец манил — встань с кровати, закричи, кто ты такой. «Нет, Люси, — отвечал ей он. — Я покидаю мир живых. Я и так воевал восемнадцать лет за право существовать. Моя жизнь теперь принадлежит другому. Марион не подведёт тебя». От призрака Люси пахло как от настоящей. Домашними пирожками, полевыми цветами, сладкими волосами. «Моя жизнь теперь жизнь Мариона. И твоя. Ты нашла решение для моего спасения». Серебристый призрак Люси искрился на тёмном полу. И возле него возникало серое очертание Фьюи. Тобиан видел, как дочь разламывает пирожок и достаёт капсулу с зельем, вливает в грязный стакан и протягивает отцу.
Озарение к нему пришло в то мгновение, когда он в Кьярусе обнимал Люси, а за спиной стоял великий храм с мёртвыми бездушными богами. Люси, эта крохотная девушка, подала ему гениальный способ, как обмануть и тюремную систему, и хитрый заговор Огастуса, и предначертанную ему судьбу. Всего лишь поменять местами и принять на себя чужой удел. Джексон Марион не его родной отец, он не откажется от спасения. А если что, то вставить бутылку ему в зубы и заставить его выпить зелье. Но как? Как такое провернуть, как пробраться в темницу Мариона? Невозможно.
И тут словно хлопок по голове. Небрежно брошенная Фредером фраза осенила Тобиана. Бонтина не пропустят к Мариону, а вот принцу Фредеру открыты все двери. Они близнецы, его лицо — лицо брата, его судьба быть заменой брату, если возникнет угроза для наследника. И отдал бы Тобиан с удовольствием душу за Фредера, но жизнь расставила другие приоритеты.
Меньше чем через месяц им должно стукнуть девятнадцать лет. Как Фредер встретит совершеннолетие без него? Только бы не винил себя в его смерти. Не Фредер подводит его к эшафоту. В другой жизни они попытаются стать настоящими братьями, отринув старые обиды, а в этой он должен уйти красиво, пока есть надежда испытать радость победы.
Чем занят Фредер? Ночь, он лежит, наверное, на его кровати, за стеной Люси и Майк. Фредер не спит и горько разочарован, что разрешил Тобиану стать им. Не получилось у Тобиана спасти Мариона, и зря он пытался! Как можно избавить осужденного от кары, что неминуема? Эмбер не ответит на просьбы Тобиана и в облике Фредера. Создать побег из тюрьмы? Слишком сложно. Лежит Фредер на его кровати и думает, чем же занят он? Не потерял, болван, глупой надежды на спасение человека, который не заслуживает таковой награды?
Охранники патрулировали тюрьму. Восходили рассветные лучи. Капли света падали на следящие винамиатисы. Тобиану хотелось помахать рукой бдительным стражам, он еле удерживался от своего желания. Не стоит забывать, что он Джексон Марион. Он стал братом и прошёл без тени подозрения, без лишнего досмотра в Пинийскую крепость. Он забрал у матери королевскую печать и подделал бумагу, написав, что ему сами Эмбер и Огастусом велели поговорить с Джексоном Марионом. Никакая мелочь не должна его сгубить.
С утра охранники начали проведывать его в камере. Они удивлённым взглядом смотрели на Тобиана — чего Марион стал весёлым, воодушевлённым? Ему принесли завтрак, дали воду для мытья, побрили отросшие волосы на лице — Марион захотел, чтобы люди видели его настоящее лицо без бороды и даже без щетины. Тоже прощается с прошлым, понял Тобиан. Смотритель обсуждал с ним костюм и обувь, он только кивал — да, оставьте всё, как и договорились.
— Вы как себя чувствуете? Ваше поведение… другое, — спросил надзиратель, когда Тобиан смотрел на него и невольно насвистывал песенку.
— Превосходно, мой друг, — игра в замученного уставшего Джексона Мариона удавалась Тобиану хуже игры в принца Фредера.
— К вам вчера Фредер Афовийский заходил. Что он вам сказал? Вы после той встречи сам не свой.
— Государственная тайна. Пустяки, не забивайте ею голову.
И всё же Тобиану было неспокойно. Он проснулся от слабого сна в семь утра, охранники или надзиратель навещали его каждые восемь-десять минут. Казнили в Зенруте всегда во второй половине дня, точное время казни объявляла королева. Тобиану выпало умереть в три часа дня, или же — ровно в пятнадцатый час дня. Пятнадцать часов олицетворяли пятнадцать богов, которые принимали у себя заблудшую душу. Время с наступлением утра замедлилось. Каждый новый приход охранников Тобиан встречал с содроганием. Вдруг раскусили? Вдруг объявят, что Мариону заменили казнь на каторгу? Он слышал про так называемый «бред помилования», когда осужденному на казнь кажется, что к нему смиловались и простили согрешения, даровали жизнь. Тобиана посещали схожие мысли, но они вели не к ликованию, а к ужасу. Он должен принять смерть на глазах миллионов людей!
Также Тобиан боялся, что к нему запустят напоследок священника для причастия и прощальной проповеди. Перед священником он не сохранит образ Мариона и сможет проболтался про все свои мысли и даже про приходящего к нему призрака отца. Но священника не приводили. Вместо него пришёл адвокат Мариона, вернее, приятель Рэдликса. Тобиан плюнул адвокату в лицо, обнажая белые, почищенные зубы.
— Будем драться? — закричал он, когда адвокат замахнулся на него. — Мне на эшафот идти, синяки видны будут. Целителя позовёшь? Зови! Пока он будет идти, я сам себе пальцы на руках откушу, которых вы не отрастите. Сегодня мой день, и сцена — моя.
Последний час пребывания в тюрьме Тобиан захотел провести в своей камере, одному. Солнце жгло, не было облаком, не летали даже птицы. Птица на небе будет одна — он.