— Его Величество разыскивает вас! — басом заговорил капитан. — Она требует, чтобы вы находились с ней в одной ложе.
— Передайте ей, что я сяду рядом с ней, если она даст сказать мне слово Джексону Мариону. Или я заговорю без её разрешения. А теперь отойдите! — прикрикнул Фредер. — Ссора принца и его офицера перед самой казнью нежелательна для нас.
Так вчера, наверняка, ответил Тобиан, когда входил к Мариону. Но повторяя за братом, Фредер не становился им. Он провёл Люси к столику под открытым небом, а Майка попросил поиграть в стороне. В ресторане бегали другие детишки, родители которых тоже пришли ради одной казни, а не вкусных яств. К ним Фредер отправил Майка.
— Ребёнок не должен видеть смерть. А вы выдержите, Люси.
Зазвучали трубы. Первое приветствие осуждённого. Знак, что его вывезли из крепости.
— Когда придёт Бонтин? — Люси даже не поворачивала голову на площадь.
— Подождите моего брата ещё немного, — при Люси он не мог называть Тобиана Бонтином.
— Если он не придёт?
— Брат не отступает от своих слов. Он исполнит то, что задумал.
Карета с Тобианом не показывалась. Глаза Фредера бегали то по приготовленной воительнице, то по оживлённой толпе, то пронзительно всматривалась в Эмбер. Королева тоже смотрела на сына, поднимая голову вверх. Мать сидела на нижней трибуне, а Фредер смотрел на неё с высоты балкона. Между ними стоял эшафот, ждущий нового путника. Опять Тобиан будет спиной к нему. Это непреодолимая судьба. Дожидаться карету с братом было утомительно и мучительно, Фредер перевёл внимание на Люси.
— Как ваш отец? — невинным голосом спросил он.
Люси нахмурила брови.
— Благодаря вам, Ваше Высочество, мой отец поверил, что его дочь — набитая дура, — о самом отце она ничего не сказала. — Я так осрамилась.
— Вы напишите отцу, что дурак — принц Фредер, я же перепутал воду с зельями.
— Потом же этим письмом заложете меня полиции.
Девочка проницательна. Но полиция не достойна его внимания. А вот мама…
— Вы выбрали столик, за которым сидел фанин Марион?
— Да, Люси. Хороший вид на площадь Славы, не правда ли?
Люси промолчала. На балконе стояли ещё четыре столика, с которых люди ждали грядущее зрелище. Шёпотом они шушукались о неизвестной спутнице кронпринца и гадали, какого маркиза или графа она дочь, почему она неподобающе скромно одета, или эта та бывшая рабыня, которую кронпринц уже приводил в «Королевскую тарелку»? Громче и смелее они делали ставки на Мариона и разговаривали о насущных вещах.
— На Казокваров Кровавое общество напало! В день траура! Страха вообще у них нет перед святым! — воскликнула фанеса Креанц, сестра полицейского министра.
Фредер усмехнулся.
— Знала? — Тобиан ему рассказывал о встрече с Нулефер и Уиллардом. Его брат расспрашивал о новой жизни их друга, а девушки уединились тем часом от них.
— Нет. Но я чувствовала, когда-нибудь Казоквары встретятся с освободителями… Хоть бы Тина и Элеонора не пострадали.
— Люси, я не перестаю поражаться вашей добротой. Эта женщина забрала у вас семью, но вы… любите её. Ужас! Хоть одного человека на свете вы ненавидите?
Люси усмехнулась.
— Я охотно бы ударила вас.
— Я подставлю вам щёку, когда закончится казнь.
Показалась карета. И толпа загрохотала. Фредер вцепился руками в столешницу. Почему карета так медленно едет? Он не выдержит ждать! Он подставил руку к уху, а вдруг услышит голос Мариона. Голос Тобиана. Как назло, за спиной разорались два брата маркиза. Ставки делали, как поведёт себя Марион на эшафоте — будет просить о пощаде или достойно, как положено мужчине, примет смерть.
— Вам не кажется забавным, что люди обожают спорить? — сказал Фредер. — На всё они делают ставки: на скачки и на стрельбу по мишеням, на исход военной битвы, на то, кто первым из их друзей поженится, на девственность невесты, на рождение мальчика или девочки. В споре со ставками люди не только ждут выигрыш, им нравится сам азарт. Люди спорят на всё, но никогда они не могут быть уверенными до конца — выиграют ли? Я не могу придумать спор, в котором я был бы чертовски уверен.
Люси взглянула на площадь Славы, впервые набралась смелости посмотреть на чёрную карету и разгорячённую толпу и тут же отвернулась.
— Ставка на свою смерть самая беспроигрышная. Каждый умрет, — сказала она.
— Такая ставка неосуществима. Противник не поверит в моё, ваше или чьё-нибудь бессмертие и откажется с вами играть.
Карета встала перед эшафотом. Толпа разразилась криком — Джексон Марион! Но вышел не Марион. По чёрным спутникам спустился Тобиан и, стоя спиной к ресторану, замахал руками. Толпа встречала своего героя, а брат провожал брата.
— Люси, — Фредер оскалил зубы, — делайте ставку, мы с вами сыграем против Эмбер и Огастуса. Ставка на смерть, говорите? Я ставлю на моего брата.
***
Он изображал хромоту, ибо знал, что Мариону отрезали пальцы на ногах. Но дал себе слово, что там на эшафоте его шаги будут уверенными и прямыми. Он с осторожностью надевал широкие чёрные ботинки. Чёрный двубортный пиджак с белым фраком идеально шёл к лицу Джексона и к надменной ухмылке Тобиана. В зеркале даже не узнавался тот бородатый хмурый Марион. Тобиан помог ему помолодеть лет на двадцать.
От Пинийской крепости до площади Славы ехать на карете пятнадцать минут. И все пятнадцать минут он восторженно смотрел в решетчатое окно, широко улыбаясь бежавшим у кареты детям. Приехали. Площадь Славы точно празднует военный парад. Расставлены сотни военных, бьют барабаны, на крыше храма готов к удару гонг. На трибунах нет ни единого свободного места, с окон свисают люди, аж друг на друга забираются и кричат. Кто что! Санпавцы орут, что королева Эмбер — убийца невиновных. Жители Конории, пострадавшие от разрушительного восстания, бросают ему проклятия.
Железная карета остановилась у деревянного помоста. Тобиан вышел и помахал толпе. «Я поднимаюсь на театральные подмостки», — сказал он себе, делая первый шаг. Вступив на сцену, Тобиан обернулся на публику.
Вот она! Его главная зрительница и второй персонаж его личного спектакля! Королева Эмбер Строжайшая. Суженные брови, надменно поднятая голова, холодные глаза воистину делают Эмбер строжайшей. Она смотрит на него, плотно сомкнув губы, и не подозревает, наивная, что перед ней её сын и главное несчастье её жизни. Огастус, расположившийся по правую руку от Эмбер, довольно ухмыляется. Приковал внимание всей страны к человеку, спустившему его с лестницы. Отомстил называется! На Эмбер красное атласное платье, отделанное жемчугом, Огастус в своём унылом чёрном пиджаке. Нет, не затмят они его.
Тобиан взмахнул руками — я здесь! Я пришёл для последней в жизни роли — играть я буду себя. Тобиан озарил взглядом толпу. Сколько много разных людей. Старики дядя и тётя Мариона, одетые в траур, плачут и сторонятся людей. Урсула Фарар облачилась в мужской коричневый сюртук, на шее красный платок, она стоит у нижней трибуны, дышит в спину гвардейцам и смотрит на него, но опускает голову к земле, когда они встречаются взглядами. Народ Санпавы, бывшие товарищи Мариона, перешедшие под сапог Джейкоба Бейли, крупные рабовладельцы Конории — все явились. Но где же Казоквары? Они не пропускают публичных казней, где же они прячутся, на каких рядах? Нормут окажется полным неудачником, если пропустит казнь не Мариона, а Бонтина, которого на протяжении двух лет хотел убить. Санпавцы кричат, что Марион не виновен. Кто-то кинул в полк солдат бутылку. Тут же соколы подлетели к нарушителю, схватили его и десять незадачливых соседей и бросили в чёрные кареты, которые тут же тронулись и поехали в сторону тюрьмы.
Фредера нет среди зрителей. О слава богам, впервые за много лет помолился Тобиан. Умирать на глазах брата ему не хотелось. Фредер должен запомнить его доброе улыбчивое лицо, а не эту полубезумную морду. Фредер должен быть с Люси. Два самых близких ему человека должны быть вместе, поддерживая друг друга, когда он оставит их навсегда. Брат исполнит его мечты. Пусть и поздно, но сдержит своё слово, как сдержал это — дал ему свободу действовать и остался в стороне, вместе с Люси.