— Они сюда не ворвутся? — забегали глаза Ханны.
— Освободители? — спросил зоркий сокол, высокий и мрачный человек. — Нет, больница надёжно охраняется.
— Прошу дать мне охрану! — Ханна протянула к нему руки.
— Если угрожают вашей жизни, фанеса Свалоу, вам предоставят охрану. Меня зовут Томас Сернан, я капитан тайной полиции. Расскажите мне, что вы делали, когда напали освободители?
— Мы обедали, — Ханна начала с заикания. — А потом показались они. Я первой заметила неладное, Элла, их рабыня, крутилась возле телохранителей. Но это была не Элла, потом она превратилась в Тимера!
Сокол поднял бровь.
— Превратилась, когда была с телохранителями?
— Нет же, потом, когда они напали на нас. А телохранителей Тимер убил в образе Эллы. Он хорошо играл. Он ловкий, он быстрый. Как он подскочил к перемещателю! Ах! — Ханна вскинула руки и зарыдала.
Врач держал её. Сокол записывал ответы.
— Почему вас насторожила Элла? Рабыня разговаривала с телохранителями, что тут такое странного?
Верь в себя. Верь в свою ложь. Ты просто испуганная пожилая женщина.
— Меня насторожили телохранители, а не Элла. Они собрались впятером, закусывали и развлекались с Эллой. И мне стало страшно, они же должны нас охранять! Но они болтали! Я позвала Нормута, чтобы он поставил своих людей на месте! Почему я так поздно позвала Нормута? Я полчаса наблюдала за Эллой и двумя телохранителями, я могла бы сразу пресечь Тимера. Я не уследила за дочерью, и ему тоже позволила сотворить ужасное на моих глазах. Я виновата, фанин Сернан! Я виновата!
Страх и вина — вот из чего она соткана. Вот её сущее. У неё нет личности и характера. Она не будет прежней.
— Почему освободители не стали вас убивать?
— Тимер пообещал Нулефер, что не тронет её родных. Милая моя доченька, она не хотела моей смерти! И папу бы с Элеонорочкой тоже бы пощадила! Милая моя доченька!
Сернан ухмыльнулся правым уголком губ.
— И вот вас закрыли в вашей комнате, а дальше?
Ханна сжала в руках юбку, так что ногти больно впились в кожу ладоней.
— Я спряталась под кроватью. Я не знаю, сколько я сидела. Время долго тянулось. А потом за моей дверью раздались хлопки и звуки битвы. А я не вылезала, я боялась… Я нашла в себе силы через полчаса… или минут через двадцать, я не знаю! Когда уже стихло, когда мне показалось, что за моей комнатой никого нет. Я вышла и увидела мёртвых освободителей. Я поняла, что их убили маги из сокола. Мне было страшно, я поплелась на первый этаж и… — Ханна вздрогнула как удара. — И спряталась в углу, на лестнице, которая ведёт в танцевальный зал. Но вскоре там оказались освободители, там прятались и ваши перемещатели. Перемещатели захватили освободители, но Тимер, скрывающийся за своими друзьями, выскочил и кочергой убил двоих перемещателей. А я стояла и наблюдала. А потом они ушли, и я спряталась за занавеской. Я боялась идти дальше.
Слёзы большими дорожками катились из глаз и попадали в рот, образуя неприятный солёный привкус. У врача в кармане врачебного халата лежала бутылочка с успокоительным. Ханна потащила руку к заветному лекарству. Да чтобы провалиться без сознания! Как же страшно. Она пряталась и будет прятаться, когда же что-нибудь изменится? Когда же? Кричала она в пустоту, где её услышать мог только мыслечтец.
— Вы знаете, как в танцевальной появилась кочерга?
— У Казокваров есть живой камин, кочергой их рабы ворочают угли. Но камин в покоях Нормута и Фалиты… Как кочерга оказалась в танцевальной — я не знаю. Я увидела её в руках у Тимера, может быть, он заранее припрятал кочергу, когда был Эллой.
— У Казокваров сбежало множество рабов. Вы видели убегающих рабов? Фанеса Свалоу, вы вообще видели рабов после того, как вышли из своей комнаты?
— Нет, никого. Я никого не видела. Только Живчика, этой пёс моей дочери, его я слышала. Рабов не видела.
Зоркий сокол кивнул, закрывая глаза.
— Фанеса Свалоу, пока закончим. Поправляйтесь. Если что-нибудь вспомните, то сообщите обязательно мне. За вашу охрану не переживайте, мы предоставим вам телохранителей из зоркого сокола. Нормут Казоквар хочет вернуться в свой дом уже вечером, вы можете пойти с ним, а можете остаться в больнице. Охрана в любом случае будет с вами.
— Я останусь здесь! Фанин, не уходите от меня! С вами не так страшно, я чувствую защиту! — Ханна повисла у него на руке.
Но Сернан оторвался и покинул её.
Ханна застонала и спряталась вновь в угол кровати. Она старалась не думать, сколько предстоит ей провести в этом чахлом углу. Если нужно, то хоть вечность. Такова гарантия её свободы и невиновности. Она сидела и изучала белые стены, белое хлопковое одеяло, чёрную жижицу в микстуре успокоительного, низкую белую раму стекла. Ханна сидела час, другой, пока не закричал Нормут Казоквар в соседней палате.
Напали? Убили? Освободители пришли закончить начатое?
Ханна выглянула и только увидела бегущего Казоквара куда по коридору больницы.
— Фалиту привезли мёртвой, — вышла Элеонора.
— Как? — подкосились ноги Ханны. — Фалита же в полицейском участке. Как они могли атаковать участок и убить Фалиту? Элеонора, а Оделл?! Он же был с Фалитой?!
Элеонора улыбнулась, так мягко, заботливо, не скрывая своей любви к матери.
— Папу не тронули. А вот Фалита… Она увидела Нулефер. Да-да, возле полицейского участка! И помчалась за ней. В общем, в подворотне освободители убили Фалиту. Папа пытался ей помочь, но не смог.
— Выразим соболезнования Нормуту, потерять двоих детей и жену… Гораздо страшнее, чем потерять одну дочь, — Ханна взяла Элеонору под руку. Кажется, она хорошо прижилась за эти часы с новой личиной, вот ноги уже и не держат её. Чрезмерно выпитое успокоительное подействовало даже хуже, голова раскалывается, никто не посмеет вмешаться в её лихорадочные мысли и образы. Ещё чуть-чуть, она забудет о том, что было, о том, кто она такая.
«Малышка Ханна-плутница»
Откуда эти слова? Кто её так называл?
Братья?
Какой из троих?
В голове каша, а в сердце буря. Вокруг — сумасшествие. Проходящие влетают в коридор больницы с ранеными людьми. Что-то кричат про площадь Славы, про Джексона, про казнь, про побег.
— Урсула Фарар спасла Мариона от воительницы в последнюю минуту, — пояснила Элеонора и скрылась с ним в канализации. — Когда же это закончится?
В коридоре Ханна увидела Оделла, своего бывшего мужа, и сокола Томаса Сернана. Видно, был допрос, видно, у соколов не было времени провожать Оделла в участок, бывшего мужа допрашивали в коридоре.
— Я прибежал и увидел Фалиту, душившую Нулефер, — говорил Оделл.
Нет! — вскричала про себя Ханна.
— Рядом находился сообщник Нулефер, он схватил её за волосы и хотел было оттащить от Нулефер. Вот я и достал свой револьвер. Я выстрелил в освободителя, побоявшись, что он убьёт Фалиту.
А Нулефер? Ты и её застрелил?
— Нулефер, моя дочь, оказалась быстрой. И сильной. Она водной струёй выхватила у меня из рук револьвер и застрелила Фалиту. Водой отбросила от себя Фалиту и побежала.
Взгляды Ханны и Оделла встретились. И бывший муж сказал:
— В ту секунду, когда у Нулефер оказался револьвер, мне почудилось, что она хочет застрелить и меня. Она направила пушку в мою сторону, но потом что-то остановило её, она бросила револьвер и побежала.
Элеонора повела мать дальше, не давая задержаться возле отца.
— Я признаю, что убил освободителя, — сказал Оделл. — Что мне за это будет?
— Вы защищали жизнь другого… — ответил Томас Сернан.
— Я не защитил. Нулефер убила Фалиту Казоквар.
Дальше их разговор Ханна не слышала. Тихие голоса Оделла и Сернана прерывали десятки истошных криков. Один из них принадлежал Нормуту. Когда они вошли в самую дальнюю палату, где лежало тело Фалиты, покрытое белым саваном, Элеонора убрала улыбку, с которой шла всю дорогу. Нормут плакал, никогда бы Ханна не подумала, что этот человек умеет плакать. И любить в том числе.
— Фалита, богиня моя. Любовь моя. Ты была моим раем, ты была моим сердцем. Фалита, любовь моя, муза моя. Наши деточки тоже мертвы, надеюсь они с тобой. Феечки Азадер и Алекрип танцуют возле тебя. Фалита, услада моя, клянусь, я сорву шкуры со всех, кто причинил нам боль. Больше не будет никакой пощады. Услада моя…