— Генерал Гуран, не трогайте их… Мы пришли с миром, — прохрипел задыхающийся Аахен, подползнув ближе к огню. — Мы пришли с миром.
Он встал на колени и поднял высоко руки — сдаюсь. Абадоны не приняли его знак. «Я должен разговаривать на их языке», — осенило Аахена. И тогда из последних сил он встал на одно колено, преклонив другое перед абадонами, и прошептал:
— Я принимаю вашу волю. Генерал Гуран, просто преклоните колено… Сила вам не поможет, только покорность, — зашептал он генералу, который, теряя воздух в лёгких, набирал его для атак на абадон.
Огонь утих, кислород вновь вернулся к людям. Аахен встал, подошёл к абадонам и вновь сел на одно колено.
— Мы не причиним вам вреда, абадоны. Я, Аахен Тверей, отдаю свою жизнь в ваши руки, потомки Агасфера. Пожалуйста, разрешите мне встать лицом к вам и подать вам одеяния.
Абадона, самый рослый, старший, могучий, мужчина двух метров, который в человеческом обличье ненамного меньше стал ростом, удивлённо кивнул. Аахен вильнул рукой. Ветвь пальмы, стала расти, превратилась в упругую лиану, которая потянулась до стоящего сзади сундука, и поставила его перед Аахеном. Он открыл крышку и поднёс к абадонам белые туники.
— Оденьтесь.
Краем глаза Аахена заметил: генерал Гуран что-то шепчет водному магу. Неужели отдаёт приказ схватить абадон? Это же безрассудно! Чтобы не говорил генерал, движения его рта не остались незамеченными. Могучий абадона зло покосился на него.
— Нет! — Аахен встал перед своим генералом и сильнейшим из абадон. — Мы пришли с миром. Мы вас не тронем! Генерал Гуран, ну же, подтвердите мои слова.
— Да, мы хотим наладить с вами контакт, — сказал генерал как можно более дружелюбным голосом. — Вы наша надежда, наше спасение в Чёрном океане.
Абадона, накинувший тунику, был мужественно-непреклонен. Уничтожающим взглядом он обводил генерала.
— Ты злой человек. В твоих глазах тьма. Убирайтесь. Как приплыли, так и уплывайте.
— Мы не можем, — сказал Аахен. — Наш корабль почти разбит. Мы потеряли половину команды, умер наш капитан. Мы просим разрешения у вас остаться на этом острове. Я Аахен Тверей, сын тенкунских старейшин и один из прошлых старейшин Тенкуни, прошу вашей милости. Мы ждали, что абадоны встретят нас радушно, как встретили Юрсана Хакена, прибывшего к вам больше ста лет назад. Но вы не радуетесь вечным людям. Позвольте мне загладить вину, которые совершили наши предшественники. Пока мы просим вас принять нас в свой дом — на свой остров.
Нулефер поражалась тактичности Аахена, в которой чувствовалось даже некоторое заискивание. И оно помогало. В глазах четверых абадон утихала ненависть, а пятый, вызывающийся на бой, уже не так сильно хотел их уничтожить. Тем не менее, это были другие абадоны, не те, что представляла Нулефер. Друзья Хакена, его помощники, спасители, почти его семья — вот какими изобразил великий целитель жителей острова. С этими он не прожил бы и шестицы: убили бы за какую-нибудь сущую мелочь.
— Старейшина молвишь? — переспросил абадона. — Мудрость вещаешь. Юн ты для старейшины, аль настолькоми хорош, что вечные люди обращаются к тебе за мудростью и советом?
— Я не тот старейшина. Ныне титул старейшины принимают не мудрецы, а правители. Старейшины вроде королей, которых избирают народ. Мои отец и мать были избраны старейшинами и правили, их срок закончился, и я стал старейшиной. Но потом оставил пост и передал страну людям поопытнее меня.
— Старейшина, правитель, король… — абадона переварил услышанное. — Буду нарекать тебя старейшиной, Аахен Тверей.
— Я бывший старейшина.
— Бывших старейшин не бывает, Аахен Тверей! — вскричал он и успокоился. — Ну и чудная у тебя магия… Растения? О них молвил нам достопамятный Юрсан Хакен. Я — Онисей, кумрафет абадон. Моя магия — земля. Се друзья мои из моей стаи — Дионс, Мегуна, Ададон, Гилия.
— Моё имя Шайр Гуран. Я маг воздуха, — генерал, расправив усы, встал рядом с Аахеном. — Я командир этой экспедиции и этих людей, был отобран советом старейшины для того, чтобы заключить с вами дружбу. Разрешите узнать, что случилось с людьми Берика и Бойла Кекир, которые высадились на вашем острове семнадцать лет назад?
— Мертвы. Мы их умертвили, — рот Онисея разошёлся в улыбке. — Они дерзались завладеть нашими святынями и умертвили наших людей. Мы умертвили их. Вы не взыскаете на острове выжившего вечного человека. Вы пришли за нашими святынями? Поляжете вместе с теми святотатцами.
— Нет, нам не нужны ваши священные места, — сказал Аахен. «Нам нужны вы сами, ваша сила и ваша свобода». — Мы просим у вас помощи в борьбе с Чёрным океаном. Онисей, кумрафет, долго мне рассказывать про наши цели, я сделаю это попозже. Сейчас я представлю тебе Нулефер Свалоу… Эта девушка, маг воды, первой узнала про ваше существование, прочитав дневник Юрсана Хакена, — Аахен толкнул Нулефер к Онисею. — Без неё мы ничего не добились бы.
Нулефер растерялась, она не знала, как приветствовать абадон, и присела в реверансе.
— Увидим, друг ты наш, как Юрсан Хакен, или враг, — Онисей не высказал к Нулефер большого интереса.
— Уважаемые абадоны, — удивилась Нулефер, — вы помните о Юрсане Хакене? Вы передаёте о нём рассказы от отца к сыну? — если она правильно поняла, абадоны рождаются с памятью только своих агасферовских предков.
— Цоблерай, друг Юрсана Хакена, написал житие о первом вечном человеке на Абадонии и сохранил его во дворце. Не все из нас читали сею летопись, но я прочитал и памятствую кийджо слово.
— Позвольте подарить вам копию дневника Юрсана Хакена, — Аахен достал из-под рубашки книжку, которую прижимал к груди. — Хакен описал свою жизнь среди абадон. Да, Цобрелай и его друзья умоляли Юрсана молчать, но он не сдержался и рассказал правду своей дочери. Юрсан хотел разделить вашу тайну только с дочерью, но его книга попала в нехорошие руки. Я дарю вам переписанную мной историю Юрсана Хакена. Прочитайте, что думал про вас Юрсан Хакен, как благодарил вас.
— Ты аль Юрсан написан сей свиток? — Онисей придрался к словам.
— Настоящий дневник у правнучки Юрсана. Я переписал слово в слово, не пропустив ни буквы. Многие хотели обладать настоящим дневником: и моя подруга Нулефер, которая его нашла, и королева Зенрута, и старейшины. Но я решил, что для правнучки ценнее память деда, которая напоминает ей об ушедших годах. Господа абадоны, мы устали, голодны, но мы многое хотим у вас узнать. Поведайте, что случилось с прошлыми людьми. Сегодня нам хотелось узнать как можно больше и о наших погибших соотечественниках, и о вас, абадоны. Завтра ведь вы превратитесь в пустоглазов. Ещё раз простите, что напугали вас до смерти.
— Но людьми стали! — захохотал Онисей и взял у Аахена книжку. — Пойдём, старейшина. Покажу тебе общину. Твои слуги пойдут с нами, — и он фыркнул. — Но абадоны убьют их, коль узрят их. Мы не простили вечных людей. И не простим николиже.
Аахен, Гуран и Нулефер вернулись на берег острова, где располагались четыреста выживших воинов и исследователей. Они представили абадон воинам и объяснили, что идти к месту их обитания должны все. Заодно взять с собой одежду для других абадон. Те не потерпят срамоту на себе и, чего таить, обозлятся на них. Абадоны-то помиловали вечных людей, но надолго ли? Онисей, их кумрафет и вождь, замечал одного Аахена и только с ним хотел разговаривать, а настроение Онисея передавалось его соплеменников. Построившись в несколько шеренг, люди, таща на носилках или по воздуху раненых и ослабленных, пошли за Аахеном и абадонами. Впереди их вели Онисей и Дионс, сзади замыкали строй Мегуна, Ададон и Гилия. «Нас ведут как военнопленных», — думала Нулефер.
— Держись рядом, — сказал ей Аахен. — Не отходи. Ты нужна мне.
По дороге отряду попадались описанные Хакеном вислоухие волки и красные львы, на деревьях клевали зёрна птицы, которых забыл упомянуть тенкунский целитель. Они вышли на поляну. Нулефер, Уиллу и Аахену показалось, что это та самая поляна, про которую говорил Хакен. Ещё за полмили был слышен гул странных голосов и визга, шумов и драк. Абадоны резвились. Пятьдесят, сто, двести? Сразу и не сосчитать. Дивные существа бегали, рычали, прыгали друг через дружку, гонялись за землеройкой, а кто-то мирно посапывал в стороне. И вдруг вечные люди подошли к их поляне. Затихли голоса. И тут же прозвучал дикий рёв. Шерсть у рыжих самцов и сереньких самок встрепенулась, морды ощетинились.