Подлец! Как жаль, что не убила его!
— Без меня вы потеряете рысиных партнёров. Я и мой отец пообещали вам новое оборудование для шахты, которое производят только у нас на севере.
— Не дерзите мне, Элеонора. Вы упиваетесь чужой властью, которая для вас очень шатка. Ваша сестра — преступница, убившая моих родных. Ваша мать тоже поддельница освободителей. А вы — прошлая любовь Идо Тенрика. Я обладаю хорошим терпением, я терплю при себе родственницу людей, уничтоживших мою семью! Но могу захотеть, и отправлю вас в трущобы, из которых вышли ваши родители. Я всё про вас знаю. Оделл — вор, мошенник. Ханна — бывшая шлюха. Вы, Элеонора, — никто. Уличные вор и шлюха одарили вас роскошью и удобством, вы ничего не создали. Даже для своих детей не выбрали славных отцов. Ваша обязанность не подпускать Эвана к управлению шахтой и защищать его от долгов. Привратник, захлопывающий двери перед его носом. Вот вы кто.
Элеонора раздула ноздри, фыркнула, слова застряли на языке. Она не заслужила оскорблений! Она не фальшивая жена его брата, она!.. «Часть Казокваров», — пронеслось в сознании.
— Элеонора, — Эван взял её за руку. — Нормуту пора собираться, корабль уплывёт без него. Не будем ему мешать.
Элеонора обняла за плечо мужа, ходить без чужой помощи было ему больно и тяжело. Эван горбился, спина ещё ныла.
— Спасибо, брат, за спасённую жизнь, — проворчал Нормут, хватаясь за свою трость. — Конец света близок. Близок конец времён, — шамкал он зубами.
Гостиная опустела. Эван ушёл в свою комнату, Нормут складывал последние вещи в сумку. Элеонора прохаживала по дому. Боги, как же она оплошала! Какая же неудачница! Почему Нормут и Эван выжили? Ух, убить бы самой! Никто не смеет принижать её до места прислуги, никто не смеет вспоминать позорное прошлое родителей! Привратница она, да если бы не она, Эван продал свою долю в шахте, а не рабов. Кто поддерживал за него дела, отсчитывал прибыль?
Пожалуй, да, она выполняет работу экономки.
Но она бы достигла ещё больших высот, если бы не яркая возможность избавиться от Казокваров! Просто надоели они, нет мочи терпеть. Никто не выдержит — убежит.
Дети мыли полы. Как всегда работа в доме Казокваров никогда не замолкала. Маленькие рабы несмело прижимались к стене, когда Элеонора проходила мимо. Она слышала, что их дыхание затаилось, чувствовала, что взгляд направлен только на неё. Дети чурались её. «Не бойтесь меня! — готова была выть Элеонора. — Я не сделаю вам больно!» Но она лишь чопорно задрала нос.
Кучер пригнал к парадной двери летающую карету Нормута. Снизу донёсся голос Эвана. Всё-таки спустился проводить брата.
Нормут прощался с Ромилой. Девочка молча обнимала отца, сжав его в крепкие объятия. По щеке Нормута прокатилась слеза.
— Хватит рыдать, на тебя смотрят твои рабы, — Эван махнул рукой на скопившихся горничных, поваров и дворников, выглядывающих из скромных углов на уезжающего хозяина. — Не пожалеет тебя никто. Раздавят как мошку, когда слабость почувствуют.
— Элеонора, — вытерев слезу, сказал Нормут. — Пока я не вернусь, на тебе лежит ответственность за мою дочь. Эван и шахта тоже остаются на тебе. Если кого из беглых поймают, отдашь их моим надсмотрщикам, они сделают за меня мою работу, — прозвучало приказом. Нормут чётко показал Элеоноре место, обругав и оскорбив её, дал приказ, за который она, как любой из его рабов, не получит вознаграждение, лишь пинок под зад.
Карета с Нормутом улетела. Ромила грустно на посмотрела вдаль и подозвала горничную:
— Аза, сейчас же принеси мне в мою комнату пудинг!
— Теперь ты будешь добавлять «пожалуйста», — Эван встал перед племянницей. — Повтори свои слова с «пожалуйста».
Ромила оторопела. Лицо стало краснеть.
— Я этим пудингом её в лицо засуну! Ай! Пусти, дядя Эван!
Эван со всей силы схватил племянницу за руку и замахнулся на неё второй рукой. Он сошёл с ума, ахнула Элеонора, и поспешила к девочке. В стороне ворот послышалась летающая карета. Показался чёрный полицейский кортеж. Когда он опустился на землю перед домом Казокваров, вышли трое полицейских и вывели закованную в наручники женщину. Худую, бледную, с истрёпанными волосами, одетую в большое платье, явно с чужого плеча.
— Виора! — закричала Ромила.
Эван со скоростью молнии схватил Ромилу на руки и потащил её в глубь дома. Элеонора побежала за ним, пугаясь за девочку. Эван, добежав до первой каморке, затолкнул в неё Ромилу и закрыл дверь, придавив её ближайшим комодом.
— Ты будешь молчать, — грозно посмотрел он на Элеонору.
Полицейские с пойманной женщиной вошли в дом.
— В Хэбстоне нашли вашу сбежавшую рабыню Виору, — сказал начальник отряда. — Ваш приятель фанин Корон случайно заметил и узнал сбежавшую рабыню Казокваров.
Эван пристально разглядывал беглянку. Худое лицо, разбитый нос, с которого капает кровь — разибили недавно — костистые плечи, чужая, быть может, украденная одежда. Виора выглядела даже хуже, чем была раньше. Путь к свободе оказался нелёгким.
— Да, Майло Корон, хороший друг моего брата, знаю такого… — сказал Эван, прислонив руку ко рту. — Похожа! Похожа… Поразительно как похожа! Она как сестра-близнец беглой няне моих племянников. Ну, папаша выращенной Виоры постарался так постарался оставить потомство в каждом провинциальном городке. Фанин капитан, это не Виора. Но она так похожа! У Виоры глаза были ясно голубые, я их хорошо изучил… У этой женщины зелёные. И у Виоры родинка крупная на правой щеке была, у неё — на левой.
Полицейские переглянулись. А женщина испустила поражённый вздох и забрыкалась, за что получила толчок.
— Фанин Казоквар, она сама не отрицала, что она ваша беглая рабыня! Просила, чтобы мы убили её, только бы не возвращали обратно.
Эван покачал головой.
— Сразу как её задержали женщина назвалась Виорой? Или после ваших допросов? Думаю, я бы тоже назвался Виорой, если бы меня заковали в наручники и пригрозили ошейником. Это не она! Ищите настоящих рабов, поди, все в Камеруте уже, пока вы нищенок к брату везёте!
Элеонора, затаив дыхание, ждала развязки. Что он позволяет, возмущалась она. Но сказать это вслух — погубить Виору. Полицейские сняли с беглой няни наручники, переспросив несколько раз напоследок, не путает ли сам фанин Казоквар? Эван своим платком вытер кровь из носа Виоре. Не вздрогнул! Элеонора с удивлением вспомнила рыдания Эвана, когда он увидел раненого Дриса и сам едва не отправился на покой.
— Вы в Санпаву ехали, фанеса? — спросил Эван. — Хэбстон в той стороне.
Виора дрожала.
— Как она будет добираться без денег, без билета до Санпавы? — Эван сказал громко, чтобы слышали полицейские, вышедшие из дома. — Вот, держите на билет до Хаша и на еду во время дороги. — Эван протянул Виоре свой бумажник. — Позовите Лэсли! — крикнул он горничной.
Вошедший кучер Лэсли побелел, увидев Виору рядом с Эваном. Израненные, растерзанные друзья, мучающиеся в невыносимых страданиях в хижинах у шахт, так и замелькали у кучера перед глазами.
— Лэсли, отвези женщину на вокзал, — сказал Эван. — Убедись, что она села на поезд.
Виора бросилась на колени. И благодарить от страха она не могла, и молчать нельзя. Она разрыдалась.
Возле дома снова засвистела летающая карета и раздался звук двух самокатов.
— Теперь кто пожаловал к нам? — Элеоноре стало интересно, что ещё учудит её муж.
— Мои друзья, — улыбнулся Эван. — Мы в тир собрались.
Из кареты и самокатов полилась пьяная бранная песня.
***
Солнце скрылось, навалилась густая ночь. Тёмные южные звёзды нервно помигивали на тяжёлом небосводе. Шумел от холодного и влажного ветра камыш и квакала бессонная жаба в туманной речной воде. Аахен спал на берегу реки, положив голову на заросли ятрышника. Спалось плохо, временами не хватало воздуха. Он просыпался от удушья и вновь погружался в мутные сны. Осталось три дня, они отправляются домой. Как быть с абадонами? Никто, кроме Цубасары, не захочет покинуть свой дом. Никто не пойдёт на условия людей. Разве поймут Видоном и старейшины гордый тысячелетний уклад абадон? Даже Гуран, проникшийся симпатией к абадонам, не понимает их. Абадоны никогда не подчинятся людям. Вечером Аахен ходил в селение Онисея, стоял с ним и отчаянно хотел превратить его в человека, дабы спросить, что думает кумрафет о требованиях людей. Но он дал слово — не тревожить их. Преданность Аахена — залог добрых отношений людей и абадон.