Кузнечики давно смолкли. Аахен проснулся от того, что не может вздохнуть. Воздух упрямо не проникал в его лёгкие. В горле скребло, в груди потяжелело, Аахен закашлял. Воздуха! Хотя бы глоток! Рука нащупала ятрышник. Последние зачатки жизни, последние остатки магии. Стебель ятрышника вырос и рванулся к пещере пустоглазов. Пещера ближе, чем лагерь людей.
— Помогите! — зашептал Аахен.
Люди не услышат. Они далеко. В своём лагере на побережье. Абадоны спят в пещере — короткий шёпот Аахена тоже не доберётся до них.
Доступного кислорода становилось всё меньше.
— Помо… — Аахен не в силах был говорить.
Рот судорожно пытался захватить воздух. В глазах темнело.
Шорох в кустах. Закрывающимися глазами Аахен увидел несущегося к нему пустоглаза Онисея. Тело настолько онемело, что Аахен не мог протянуть Онисею даже палец.
Друг пустоглаз пролетел над Аахеном и скрылся в кустах. Через мгновение раздался душераздирающий человеческий крик.
Когда Аахен очнулся, он почувствовал на себе нежные руки Нулефер. Вокруг него собралась вся команда «Встречи», в спину дышали пустоглазы.
— Я задыхался… — протянул Аахен.
— Тебе пытались удушить, — свирепо отрезала Нулефер.
— Кто?
— Он! — пронёсся по острову рёв Онисея.
Человеческое тело полетело к Аахену. Тулон Сарций. Толпа людей и пустоглазов еле разбежалась по сторонам, к Аахену побежал Онисей. Не зверь, а человек, на плечах которого был накрыт длинный платок, явно забранный силой у кого-то из воинов.
— Он! Он тебя душил, старейшина Аахена! — рычал человек Онисей.
Сарций был ещё жив, но лицо превратилось в кровяную массу, пальцы и ноги были сломаны, клочья волос вырваны.
— Я не причинял вам вреда… Я гулял, когда он набросился на меня… — дрожа проговорил Сарций.
— Лжа! — яростно закричал Онисей. — Я чую магию! Ты маг воздуха! Ты убивал Аахена Тверея! Ты окрадывал воздух у него! Я чую магию! Магия исходила из тебя! Убивица!
— Я гулял! — воскликнул Сарций.
Широкой рукой Онисей ударил Сарция. Пустоглазы тоже рычали. Неровен час, и они станут людьми. Настоящие люди стояли наготове. Казалось, не знают, что делать — защищать своего товарища или отдать его на волю Онисея. Аахен, поднявшись на ноги, взял Онисея за конец платка.
— Хватит, пожалуйста… Я не могу понять, за что ему меня душить?
Глаза у Онисея засверкали.
— Я выбью из него слова. Он расскажет правду. Дай мне заняться человеком.
— Для допросов у нас есть мыслечтецы, — выступил генерал Гуран. — Аахен, останови своего друга. Не то ты будешь отвечать за смерть тенкунского воина.
С помощью трёх магов Гуран поднял на ноги избитого Сарция и скрыл своей спиной от Онисея.
— Убийство человека в условиях военной экспедиции карается смертью. Тулон Сарций, вы хорошо знаете закон. Так ответьте, зачем вы стали убивать Аахена Тверея? Принимаете вы вообще обвинения кумрафета Онисея?
— Я не делал ничего противозаконного, — говорил Сарций, кашляя от крови во рту. — Я оказался случайно поблизости, и теперь меня кумрафет считает убийцей. Но я никогда бы не причинил человеку вреда. Тверей болел из-за смены климата, абадонский воздух — вот его душитель. Я ничего не делал Тверею!
— Лжа! Убивица! От тебя исходила магия! Тёмная, магия смерти! Она шла к Аахену!
— Задыхаться я стал на второй день пребывания на Абадонии, — поразмыслил Аахен. — Последний день я испытывал нехватку воздуха, когда посещал город…
— С нами был Сарций, — Гуран задумчиво сдвинул брови.
— Да, генерал. Обычно в городе я чувствовал себя хорошо. Я выбирался в город с проходящим и Нулефер, или с Онисеем, или с одним только проходящим! И меня не доставала в эти часы одышка. А когда я был в лагере, на людях… Вот интересно, у меня восстанавливалось нормальное дыхание, когда я обращался за помощью к целителям.
— Онисей! — заговорил Гуран. — Ты почувствовал сейчас темную магию от Сарция. А раньше почему тебя не смущала его магия и тяжёлое состояние Аахена?
— Слабая была магия. Слабая. Не для убивания. Сарций в оные дни не умерщвлял Аахена, аще я и не чувствовал смерть.
— Точно! — вскричал Аахен. — Весь месяц у меня была отдышка, головокружение, другие печальные симптомы. Но они быстро проходили. Этой ночью воздуха меня лишили насовсем. Ощущения были похожи на те, когда Дионс при нашей первой встречи забрал у нас всех, людей, кислород. Мы задыхались, ибо воздух испарился вокруг нас. И сейчас у меня были такие же ощущения.
Нулефер взяла Аахена за руку и взглянула недобро на Сарция, который утирал сломанными пальцами лицо от крови.
— Аахен, можно с тобой поговорить, я догадываюсь…
— Говори свои догадки при всех, Нулефер, — сказал Аахен. — Ты считаешь заказчиком Ваксму Видонома? Я тоже так полагаю. Тулон Сарций — хороший друг первейшего. Очень хороший. А кто же мог делать мне зла как не первейший, мечтающий поработать абадон?! — сказал он уже громче, так чтобы слышал его Онисей.
— Подлец, — разгневалась Нулефер.
— И подлец, и хитрец. Много врагов Видонома умерли тихой смертью, умерев во сне от нехватки воздуха, внезапной астмы, сердечного приступа или инфаркта. Я был следующий у него в списке. Вот так, высоко меня ставил Видоном…
Аахен подошёл к Гурану, который охранял от бушующего Онисея Сарция.
— Дайте взглянуть ему в глаза, генерал. — Гуран только на полшага отошёл от Сарция. Реакция Онисея для всех ещё была загадкой. — Малерз Сарций, вас направил Видоном? — спросил Аахен громким голосом.
— Я тебя не душил, — ответил спокойно Сарций.
— Тверей, — вдруг Гуран разозлился. — Вы можете поплатиться за бездоказательственные обвинения старейшины Видонома. Я проведу с Сарцием сам допрос, и уже я и мои воины будут знать, виновен ли Сарций и где здесь спрятался Видоном.
— Вот вы узнаете через мыслечтецев или при помощи пыток, что Видоном отдал Гурану приказ убить меня? Что сделаете потом, генерал? Придёте ко мне и скажете, что старейшина меня заказал? Объявите о его преступлении журналистам? Задержите в Броциле Видонома? — Аахен захохотал. — Видоному все сойдёт с рук! А меня в ближайшее время отправят в богам, чтобы я зря не болтал. И ещё кого-нибудь захватят. Говори, Сарций, кто стал бы следующий? Моя Нулефер? Видоном тоже внезапно раздобрел к ней и разрешил стать частью экспедиции!
— Измолкните все! — огрызнулся осерчавший Онисей. Кажется, задрожала земля при звуке его громкого голоса. — Слово молвю я — кумрафет! Я воздвигаюсь в путь, в Тенкуни. Я поплыву с Аахеном Тверей и буду его защищать. С сего дня Аахен под моим покровом! Кто причинит боль ему — тот познает гнев мой. Гуран, аль хотел ты пятьдесят абадон? Будут тебе абадоны, будут… Пятьдесят мужчин и женщин воздвигнутся в Тенкуни. И мы поглаголим со старейшинами. Гуран, я беру с собой Дионса, Мегуну…
Онисей перечислял имена своих ближайших друзей, самых сильных самцов и самок в стае. Пустоглазы откликались на свои имена, когда их называл кумрафет.
— Вот и отлично, — радостно улыбнулся Гуран.
Аахен не улыбался.
— Онисей. Тебя загоняют в ловушку! — закричал он абадоне. — Ты ведёшься на их условия. Может быть, они и добивались тем самым твоего превращения в человека и последующего согласия.
— Кто кого перелукавит, Аахен Тверей? — отрезал Онисей. — Моё слово непоколебимо.
Аахен качал головой. Нулефер, что стояла рядом, шепнула ему на ухо:
— Нельзя Онисею в Тенкуни. Он вспыльчивый, яростный. Из него плохой переговорщик. Отправить надо более покладистых абадон.
— Вспыльчивый, — усмехнулся Аахен. — Онисей уничтожит Намириан, когда встретится с людьми. Он уничтожит Намириан, а то похоронит всю Тенкуни.
— Познайте мой гнев!