— Вы позвали меня к себе, чтобы бросить мне угрозу? — сказал Уилл твёрдым голосом, отчаянно стараясь не подавать слабости.
Огастус завёл руку за спину и что-то взял со стола. Ошейник! Уилла словно ударили под дых. Он перестал дышать и чуть не согнулся в ногах.
— Напоминаю тебе о твоём месте, раб. Когда-нибудь ошейник вернётся на твою шею. Фредер не понимает, чем больше он подавляет волю Эмбер, тем сильнее становлюсь я.
— Вы растили из меня телохранителя принцев. Я им стал. Ваша работа не прошла даром. Я защитник Фредера. И Тобиана тоже. Моё место не возле вас. Не забывайте, хозяин. Вы больше не услышите моих просьб о пощаде. На этом я вынужден удалиться. Меня ждёт Фредер.
Не дожидаясь приказа уйти, Уилл развернулся и покинул кабинет Огастуса. Он уходил с прямой спиной, не показывая страх, не оборачиваясь и не замедляя шаг. Когда Уилл захлопнул дверь, он ощутил, что спину и ладони покалывает от пота.
***
С каждым днём росли снежные сугробы. Зима хозяйничала, не давая вторгнуться в свои владения тёплому ветерку, который изредка пытался ускорить приближение морона. Шестицы пролетали для Уилла незаметно. Свободных часов, чтобы поразмышлять о быстротечности времени, у него не было. Академия Фредера сменялась штабом Центрального полка, вечером он вновь видел стены академии или королевских дворцов. Война шла с переменным успехом. Разведка сообщала, что Камерут тоже задерживает атаку абадон на Зенрут. Иширут активно продвигался к Зелёной низине, но его армия застряла между сёлами у Фаберского озера, где прочно уселись зенрутские войска. После потери Миама Зенрут не собирался больше терять городов. Однако Камерут подступает к восточной части Ураканского хребта.
Однажды, готовясь ко сну, Уилл кинул взгляд за окно. Ставни были открыты, намело снегу на подоконник. Ветер холодил кожу. За окном были видны только могучий дуб и полная луна, которая просачивалась через голые ветви. Абадоны сейчас молятся, подумал он. Уилл давно не молился. Не хватало времени. Луна светила ярко как солнце. Её свет освещал комнату, но на всякий случай Уилл зажёг винамиатис и сел за стол. Его комната сильно изменилась со дня побега. Обои были переклеены на новые. Поменялся шкаф для одежды, кровать стала шире. Столик для письма, стулья, книжные полки, прибитые над кроватью — и те стали удобнее и больше. На столе стоял портрет улыбающейся женщины. Цубасары.
«Нулефер, моя милая сестра!» — Уилл обмакнул ручку в чернильницу. И прислушался. Никто не идёт? Нет, всё спокойно. Едва уловимо лишь мерное сопение Фредера за стеной.
«Нулефер, моя милая сестра. Я пишу тебе, но ты никогда не увидишь это письмо. Я не смогу его отправить, а ты прочесть. Как безжалостна судьба. Только мы с тобой воссоединились, пришлось снова прощаться. Я надеюсь, ты вполне довольна своей судьбой. Твереи взяли тебя и твою маму под свою защиту. Не всем это понравилось в Зенруте, но никто не может предъявлять претензии Тенкуни. О тебе не поступает вестей. И я рад: ты не встряла в беду.
Ты слышала, что абадоны заболели? Ачирас и Иоар умерли. Их крепкие тела не справились с простудой. Для абадон враждебен наш воздух, вода. Рыба и фрукты, которые так схожи с абадонскими, изменились в мире за тысячу лет. И даже они представляют опасность абадонам. Мы пытались объединить два народа: людской и абадонский. Но сама природа не хочет нашей дружбы и союза.
Как у меня дела? Я стал отступником от своих слов. Наверное, такую фразу ты могла бы вычитать про меня в газете. Вернулся к Афовийским, живу во дворце и контролирую ярость пустоглазов. Я жаловался на рабство, теперь снова раб Огасуса. Я был против войны. Что делаю? Рассказываю Онисею про положение в Санпаве. Абадон не пришлось спасать, они отвергли любую помощь. Воевать — вот их предназначение. В Камеруте всё также. Онисей и Мегуна вцепились за власть и на наших землях, ценой крови наших людей хотят побороться. Я бы бросил их. Но они невольники. Никогда бы Онисей и Мегуна не стали сражаться, если бы не сила вечных людей. И вот я остался с ними. Но ради ли них, Нулефер? Я чувствую неладное. Я вижу угрозу, исходящую от Онисея. Лучше, если они с Мегуной перебьют себя. Хуже — если ему будет мало крови, и он посмотрит на нас.
Я часто с ним сталкиваюсь. Ох, твой маньяк Аахен позавидовал бы белой завистью, когда бы узнал об опытах, которые проводятся над Онисеем. Кумрафет согласился не только воевать за нас, но и стать подопытным кроликом. «Делайте, что хотите», — сказал он. Учёные и обрадовались. Оказалось, что у абадон не растут и не выпадают волосы на теле и голове. Дионса побрили налысо. Да, забыл сказать, что и Дионс принял участие в экспериментах! На следующий день его обратили в человека: на голове вновь короткая стрижка. Но это ерунда. Не о волосах я хочу тебе рассказать. Абадон научили заряжать винамиатис. У них вообще не уходит сил! Абадон привезли на залежи сероземельника, Онисей аж побледнел. «Магия, магия, — зашептал он. — Вот она где. Магия несчастных обездоленных людей. Не ваша сея магия. Её украли давно, и вы продолжаете её воровать». Мы познакомили Онисея с магическим замком. Представляешь, замок может сдерживать магию даже у абадон! На время, оговорюсь, Онисей и магический замок выбил. Но всё же. Даже для абадон магический замок некоторая проблема. Онисей сказал, что у замка сила, схожая с храмами в Абадоне. Онисей и Дионс пили зелья с чужой магией и практиковали чужие способности. Мда… Тут они похожи на обычных людей. Абадоне тоже нужно время, чтобы овладеть чужой магией, а чтобы стать мастером — то годы. Они чувствуют, например, вибрации предметов, но передвинуть их не могут. Язык зверей кажется знакомым, но ни черта не понятно!
Больше всего меня поразили их слова о чёрном винамиатисе. «Веет смертью», — произнёс Онисей, когда на руки ему положили чёрный камень. Я впервые увидел испуг в глазах кумрафета. «В нём смерть, в нём смерть!» — кричал Онисей. Учёные объяснили Онисею природу чёрного винамиатиса: обычный винамиатис, только магию в него впрыскивает целитель. Вот и всё различие. «Сея смерть сама заточена, — прошептал Онисей. — Я ощущаю ад и наказующих псов Создателей». У меня появилось предположение. Может быть, целители, когда пробуждают в винамиатисе магию, сами того не замечая, вступают в контакт со смертью? Целитель ходит по тонкой грани, отделяющей жизнь от смерти. Жизнь и смерть — спутники целителя. При лечении человека он становится подобным Создательнице, в его руках пробуждается огромная сила, которая находится в любом живой существе. Когда целитель соприкасается с камнем, где заточена магия человека, часть уже мёртвой души, то целитель открывает врата в ад. Он не хочет «исцелить камень», зарождая в нём магию, которая будет помогать людям, у него другое желание — сделать орудие самой страшной боли. Не исцеление, дар Создательницы, рождается в руках мага, а грозная сила Псов. Ощущая на своей шее каждый раз чёрный ошейник, Онисей повторяет, что подобные муки испытывают люди только на псарне у Создателей.
Однако на ошейник Онисей согласился. Как и все его друзья. Постоянно стрелять из револьвера в абадон ужасно жестоко, и целители не могут безупречно залечить их раны. Королева вместе с военным советом искала другой способ обращения абадон в людей. И нашла. Чёрный ошейник, боль которого кажется пустоглазу приближением будущей смертью. Лендарский или другой военачальник пробуждает ошейник и спустя незначительное время пустоглаз становится человеком. Интересно, что же придумали камерутчане? Надеюсь, они не стреляют из револьвера в абадон. Неужели тоже создали ошейники?
Не передать тебе словами, сестра, как мне больно видеть абадон с ошейниками. Они воспринимают его не как средство подчинения, больше — как благо через которое они становятся людьми. Но они не заслужили такого унижения. Я — заслужил.
На мне нет ошейника. Я хожу в сером кителе телохранителя, ношу значок королевской гвардии. Я стал почти магом-офицером. Однако не являюсь человек, потому что я раб Огастуса. Недавно на улице меня узнал какой-то раб, он смотрел стекло с моим выступлением и как закричит: «Надевай ошейник! Стал рабом, так ходи с ошейником! Мы носим, и ты носи! Или ты особенный! Ну-ка надевай ошейник! Гляньте на эту обезьяну! Без ошейника ходит!» У Фреда новый штат телохранителей. Луап, Уаринг, Манор и другие уволены. Новые охранники тоже подозрительно смотрят на меня и ждут, что однажды не выживший освободитель Тимера нападёт на спину Фредера, а я.