— Нет, у господина сын есть, которого он обучает. Я работаю по дому, в огороде, ухаживаю за животными, приношу покупки из города.
— И упряжь доставляешь по клиентам?
— Приходится, — сказал поникший мальчик. — Господин Мерик и господин Джор близкие друзья. Господин Мерик вчера забыл забрать у господина Джора седло и оплатить его.
— И сегодня ты побежал возвращать товар забывашке, — грустно отметил Уилл. Мальчик молчал. — Как тебя зовут?
— Алекс, господин.
«Господином меня ещё не называли». Уилл не стал говорить Алексу своё имя. Возможно, он слышал про Уилларда Кэлиза, который изобличал королевскую семью. Мальчик не поймёт, почему Уилл вернулся обратно. Хотя говори не говори, вопросов он не задаст. Отвечал он Уиллу боязно и через силу, думая перед ответом, а верно ли он говорит? Не получится ли так, что всадник сбросит его с коня и он потеряет деньги хозяина?
— Сколько тебе лет?
— Десять. Или одиннадцать… Я не знаю.
— Ты давно у шорника?
— Три года, — Алекс затих. — Не помню… Кажется, три новых года прошло.
— У кого ты жил до шорника? — Уилл, в отличие от Алекса, не мог замолчать.
— У госпожи Уитц, — мальчик, видно, понял, что Уилл будет спрашивать его, как он попал от фанесы к фанину. — Госпожа Дори Уитц жила раньше в Бэхре и тоже любила лошадей, как господин Мерик. Она была благодарна господину Джору за упряжь и заботу о её лошадях, когда уезжала отдыхать на пляж. Госпожа Уитц вышла замуж и уехала в Иширут, а подарила меня господину Мерику.
— Тебе нравилось у госпожи Уитц? — спросил Уилл, бережно обводя коня от груды камней. Алекс бы не удержался и упал, если бы конь решил перепрыгнуть.
— Очень! — в голосе Алекса почувствовались тёплые нотки и отголоски давно утраченной радости. — Она жила в доме с большим садом, в которой я всегда играл. Летом она брала меня на пляж в Ларкскую провинцию. Там её двоюродная сестра жила, госпожа отдыхала на пляже и помогала сестре ухаживать за виноградом, а я играл с её племянниками. В Бэхре зимой скучно. Я сидел в саду и лепил снеговиков, бросался из-за забора снежками в прохожих. Но иногда подходил к окошку школы и подслушивал занятия ребят.
«Ты бросался снежками?» — скептически подумал Уилл. Нынешний Алекс даже в мыслях не допустит, чтобы бросить снежок в свободного человека. Уилл через куртку полицейского, несмотря на тряску в седле ощущал дрожь маленьких ручек, которые крепко держали его. Показалась грязная лужа.
— Давай слепим комок грязи и бросим вот в тех людей!
— Господин Джор узнает! И накажет меня! Он узнает! Он всё знает! — вдруг закричал Алекс. — Он всё знает! Он узнал, что я кидался снежками в свободных людей, узнал, что я пытался научиться читать, узнал, что я дрался со свободными мальчишками, когда жил у госпожи Дори! Он избил меня… Он…
— Всё, молчу! — безнадёжно вздохнул Уилл. Три года… Три года мальчик живёт у Стакера. Уилл не желал представлять, как шорник выбивал из ребёнка прежний озорной дух. Но страшные картины мелькали перед глазами Уилла, не взирая на его отчаянные попытки убрать видения.
Когда они перешли мост в деревню, Алекс спрыгнул в коня. Резко и быстро, это было самым быстрым движением, которое видел у него Уилл за час поездки. Дом шорника был первым у моста. От дома чувствовался лошадиных запах, дорожка была протоптана лошадиными копытами.
— Спасибо, господин! — прокричал Алекс. — Поезжайте обратно!
Уилл не мог повернуть поводья коня. Время поджимало, его, должно быть, ждут Фредер и Эмбер, но Уилла знакомое воспоминание тащило только к шорнику, за Алексом. Он слез с коня, оставил на седле куртку полицейского и пошёл за ним.
— Долго добирался, — на крыльце сидел бородатый мужчина с прищуренным взглядом и протирал тряпкой уздечку. — Кто-то подвёз?
Мальчик опустил глаза вниз.
— Простите, фанин! — закричал шорник. — За рабов я оплачивать проезд не буду.
Рука Алекса мигом оказалась у кармана штанов. «А вдруг деньги потерял!» — ужас сковал Уилла. Но денежные купюры оказались на месте. Алекс отдал деньги хозяину и испуганно подался назад.
— Ничего не забыл? — ухмылялся хозяин.
Алекс затряс головой.
— Господин Мерик дал вам две купюры! Вот они! Я их аккуратно вёз. Не помял! Уголочки купюр ровненькие. Я их берёг!
Стакер поднялся и со всей силы ударил Алекса ребром ладони по голове. Не выдержав удар, мальчик упал. Уилл ощущал воду, которая бежала по реке. Но как заворожённый он смотрел, что будет дальше. Его сознание очутилось в теле Алекса и испытывало боль.
— Вста!..
Хозяин не договорил. Алекса вскочил на ноги при звуке его голоса и предстал перед ним выхолощенным, послушным, готовым дальше исполнять приказы или терпеть любые удары.
— Кто забыл покормить моего ребёнка?
— Я наварил Кэйси каши…
— Это я видел. Каша сварена. Но моя дочь не съела ни ложки. Как объяснишь?
— Я… — в голове у Алекса бегал отмазки, но ничего нужного не приходило в голову. А может быть, он и знал, как оправдаться, но не находил сил даже на самое безнадёжное поползновение.
Уилл ощущал на себе, как желудок Алекса скатывается в комок, как трясётся детское тело, снедаемое страхом. И Уилл не ошибся. Он предсказал, что будет дальше. Хозяин вспомнил о чёрном винамиатисе. Только камень был не на груди у него, подвешенным на серебряную цепочку, а лежал среди рабочих инструментов. Он приказал подать винамиатис. Алекс безропотно взял камень, которым будут его скоро пытать, и передал хозяину. Его тело изгибалось в разные стороны. Одного ошейника шорнику было мало, его нога стала пинать Алекса.
— Прекрати! — Уилл рванулся на шорника. Еле сдерживая воду в реке, он отбросил Стакера и выхватил винамиатис.
— Какой храбрец нашёлся! — плюнул на него шорник. — Убьёшь меня за этого выродка?
Уилл водой притянул себе полицейскую куртку и значок мага.
— Тебе запрещается калечить своего раба.
Шорник махнул рукой.
— Ты докажи сначала, что я его калечу, потом и забирай. Когда докажешь, что я наношу ему травмы, угрожающие его жизни, тогда поговорим. Я в рамках закона нахожусь, ваша бдительность, — захохотал он. — Алекс, поднимайся. Скотину покорми. Ты без еды сегодня останешься, — и взглянул на Уилла с видом победителя.
Алекс уже стоял на ногах. Уилл вытер с его лица кровь и обработал мазью кровоподтёки и синяки на лице. Сполоснул в воде заляпанную кровью рубаху. Мальчик вырывался, пытаясь поскорее уйти в сарай к козам и курицам, ждущим еды. Его продолжало колотить, ноги подкашивались и, если бы не Уилл, он упал бы не один раз.
— Господин, отпустите меня, — морщась от боли в избитом теле моляще-жалобно попросил Алекс. — Мне нужно работать. Отпустите, пожалуйста. Хозяин опять пробудит ошейник.
***
Утром принц Фредер прибыл в посёлок приюта спасения. С ним была его охрана, секретарь, голодные на статью журналисты и попечители приюта. За ночь растаял последний снег, превратившись в слякоть под ногами. Солнце сияло на безоблачном небе, чёрной каменной стеной казался посёлочный забор. Фредер сурово окатил его взглядом, но ничего не сказал. Уилл объяснил своему принцу назначение забора и всё, что увидел и услышал в посёлке. Упомянул и о лужах, которые разделили посёлок на две части. Всё сказал Уилл и даже про мальчика Алекса. Несмотря на то, что слишком больно давались ему воспоминания, ударяющие по прошлому. «Что сейчас делает Алекс?» — Уилл представлял мальчика, чумазого, побитого и голодного, занятого чисткой хлева.
— Сколько человек живёт в посёлке в данное? — огляделся Фредер.
— Десять тысяч, Ваше Высочество, — ответил Мерик. — За счёт санпавских беженцев число людей постоянно растёт. Год назад было всего три тысячи, состоящие из вольноотпущенников, каторжан и рабов, забранных из рук деспотичных хозяев.
— Они все работают на этом заводе? — Фредер поднял глаза на чёрные трубы, дым от которых заслоняет солнечный свет.
— Все, Ваше Высочество. Немногочисленная часть людей занята на ферме и помогает врачам, но большинство трудится на заводе.
Печной дым проникал в воздух над посёлком. Фредер с Мериком тронулся в посёлок. Уилл шёл в самом конце процессии и изучал обстановку. Его предположения подтвердились, Фредер постучал в калитку первого дома. Собака залаяла, но короткая цепь не разрешала ей подбежать к принцу. Ему открыли румяные женщина и пухлый мужчина. На руках женщины сидел младенец, возле её ног столпилась орава детей.