— Если она убьёт Сиджеда? — испугался Джейгард.
— Передайте королеве, что этот грязный и ужасный ход обернётся смертью для её династии и столицы. На войне, как правило, воюют солдаты и маги, короли только выжидают окончания битвы и подписывают итог войны на бумаге. Я не войду в её тыл, пока мой мальчик будет почтённым заложником. Граф Нидальский, — Геровальд остро впился глазами в министра полиции. — Найдите мне Тимера Каньете. Он не мог уехать далеко в другие страны, ведь он ещё не расквитался с Зенрутом. Он где-то поблизости. У Каньете есть карта подземелий, которые соединяют все стратегические дворцы в Конории. Мы освободим Сиджеда тайно.
***
Тобиан подскочил от крика петуха.
— Что? Где я?
Над головой был деревянный потолок, сбоку коптила свеча, часы, с расколотым стеклом, вдоль стены стояли скромные шкаф со стульями, на гвоздях висела одежда. Стоял стёртый душный воздух, солнце било в растворенное окно.
— Где я? — протирая глаза, Тобиан нащупал край одеяла. В руку больно отдало. Повернув голову, он увидел перевязанное левое плечо. — Что со мной случилось?
Из комнатушки возле шкафа вышла худая женщина в суконном платье. Положив горячую руку Тобиана на лоб, она сказала:
— Ты был ранен, когда пытался перебежать через укрепление зенрутской армии. Пуля поцарапала тебе плечо. Пустяки, говорит наш врач Лазак! Она тебе кожу только рассекла. Но ты свалился с холма в озеро.
— Сколько я провалялся в постели?! — Тобиан схватился на лицо.
— Десять часов, ты был вымотавшимся.
Фух, хорошо, не десять дней! Зелье превращения не стало бы замедляться, Тобиан раскрыл бы себя. Он смутно вспоминал, как попал под обстрел, будучи принятым за вора или того хуже, — шпиона. По заданию Мариона он ехал в деревню Козья Лилия на переговоры с санпавской гвардией. Лишённый сил из-за прошлых вылазок, перебежек через границу с преследуемыми зорким соколом людьми, из-за пряток в густых лесах от столичных ищеек, Тобиана смогла сразить простая царапина.
— Где я? — спросил он у женщины, наливавшей в глубокую тарелку душистый суп.
— В Козьей Лилии. Меня зовут Кэлин. Ешь, пока не остыл, — женщина протянула ему суп. — Мужчины вытащили тебя из озера и отправили ко мне. Мой дом один из немногих, который не заняли эти разбойники.
— Я Бобби! Я Бобби! — воскликнул щуплый мальчишка.
Тобиан принялся за суп. По телу пробежало тепло, ароматный лук и сочная свинина пленили его. За стенкой кудахтали курицы, блеяли овцы, в доме повизгивал маленький мальчик. Мир остановился под властью крестьянского супа. Свиные кусочки, нежная петрушка, веточки укропа, мягкий хлеб, обжигающий язык бульон. Казалось, все девятнадцать лет Тобиан жил ради одного момента, чтобы вкусить этот суп. Вежливость и тактичность никогда не были его сильными сторонами, съев тарелку, он попросил ещё такую же большую порцию. Хозяйка, не пожадничав, налила ещё.
Кэлин мыла в тазу Бобби, мальчишка дёргался и всем видом давал знать, что не любит водные процедуры.
— Я на озере вымоюсь! Пусти, мама!
— Какое озеро? — проворчала мать, намыливая голову сыну. — На озере воюют. И сейчас на дворе последний день морона. В герматене искупаешься в озере. Молодой человек, вы вчера домой пришли в потёмках! Так что не возражайте мне! Сегодня сидите дома! Так, не вертеться!
Мальчик назло махался головой как собака, обрызгивая водой Тобиана. Закончив мытьё сына, Кэлин приготовила чай и достала склянку с малиновым вареньем.
— Угощайся, Бонтин. Так ты к этим, к гвардейцам, пожаловал? — нахмурилась она.
«Оборванцы, а не гвардейцы».
— Да, я послан Джексоном Марионом на переговоры.
— Прогони их прочь! Разбойники, объявившие нашими защитниками, оказались хуже камерутчан или иширутчан. Пришли в нашу деревню, заняли наши дома и диктуют свои условия! «Воюйте против Зенрута, убивайте солдат, подчинитесь Ишируту и Камеруту!» Вырыли волчьи ямы, в которых убивали упавших в ямы солдат, устраивали подлые убийства. Теперь мы должны за них страдать. Боги праведные, почему зенрутская армия так и не схватила их?! Не знает, что разбойники засели в Козьей Лилии? Когда офицеры спросят меня, что я слышала про санпавскую гвардию, я всех сдам. Корми их, клади на свои постели, а они воевать за врагов будут. Повезло, что я живу на отшибе, мой дом им не по нраву пришёлся. Фанин Марион не говорил, что мы должны перейти под корону Камерута. Они переврали его слова. И ладно бы камерутскую корону, земли Фаберского озера достанутся Иширута. С кем на озере бьётся Зенрут? С Камерутом? С Иширутом проклятым!
— На озере бой? Давно идёт?
— С четырёх часа утра. Выйдешь к центру деревни, услышишь шум. Как бы нас не смели. Сражаются ведь не манары, а маги.
«Когда-нибудь появятся абадоны. Что же мать и Геровальд медлят? Какого момента ждут для введения в войну абадон?»
Поблагодарив хозяйку за приют и сытную вкусную еду, Тобиан покинул её дом. На пути повстречал крестьянина с козой на верёвочке и попросил его собрать гвардейцев в местном кабаке. Разговор предстоял не из лёгких. Гвардейцы были ярыми фанатиками Мариона. Они настолько полюбили его, что в своей любви забыли всё, что говорил Марион. Зенрут чуть не казнил Марион — выходит, он враг. Камерут высказывает схожие с Марионом мысли: свободу рабам, свободу санпавским землям — он друг. И Тобиан закрыл бы глаза, если бы гвардейцы умели только красиво говорить. Они ещё пытались воевать. Не обращая на людские потери, в новых сражениях примыкали к вражеской армии и простреливали груди солдатам. «Сила Санпавы в её единстве, — говорил Джексон. — Она не переживёт распада, как Зенрутская империя. Растворится. Умрёт».
Тобиан вдыхал запах поля, коим была окружёна деревня. Ещё не утих утренний туман. К нему подбежала чёрная собака, поласкалась у ноги, дала себя погладить и убежала. Тобиан наивно улыбнулся: не часто в Санпаве встретишь такую толстую и дружелюбную собаку. Хозяева покидали деревни, бросая преданных друзей. Брошенные псы, объединялись с собратьями, которые потеряли хозяев в разрушенных мёртвых деревнях, которые после многодневного воя у бесчувственных трупов, уходили в леса и степи за пропитанием. Однажды возле Ураканского хребта Тобиан повстречал такую стаю собак. Кинул ей хлеб, ожидая, что собаки прибегут к нему, поиграют и развеселят его долгую одинокую дорогу. Но псы, предаваясь своему таинственному инстинкту, зарычали и пошли на него. Ружьё спасло Тобиана. Когда он закапывал их трупы, то горько думал, как же быстро озверели вчерашние друзья, как же легко вспомнили свои волчьи корни, когда от них отвернулся человек. Есть хотелось всем, и собакам тоже, обретя новых властителей в мордах своих вожаков, они отреклись от человека.
В маленький кабачок ввалилась толпа вооружённых людей. На некоторых были чёрные рубашки, отдалённо напоминающие мундиры, мешковатые кители, кепки и шляпы. Каждый был вооружён ружьём и шпагой в портупее. За гвардейцами вбежали местные жители. Кто держал в руке курицу, кто ребёнка, кто грыз сухой хлеб и намеревался остатком хлеба запустить в гвардейцев.
— Бонтин, мы ради тебя видеть! Какие славные вести принёс Джексон Марион? — распростёр руки Мэтт Хэмпф.
Тобиан знал долговязого сержанта-вербовщика, который один из первых присягнул Мариону.
— Марион приказывает вам сложить оружие и засорять без того многострадальные деревни и города смутой. Вы неверно истолковали его слова. Санпава не должна переходить к камерутскому королю.
— Разве? — удивился Хэмпф, человек с плоскими угреватым лицом. — Я слышал от него чёткие слова, что королева тиранша не получит и ни куска хлеба от наших крестьян, ни одного человека в солдаты.
— Где тут слова про землю? Санпава — часть Зенрута. Марион год назад присоединился к восстанию против королевы, а не против своей страны. И сейчас выступает за сохранение Санпавы в Зенруте. Вы же устроили не пойми что. Кричали, что Санпава должна стать независимым государством, потом резко стихли и заговорили: «Можем к Камеруту уйти».
— Я предлагал Мариону самое подходящее решение. Но раз уж он отказался от построения государства, в котором он был стал правителем, то будет возглавлять Санпаву под короной Геровальда.