— Подходят, — Уилл соврал.
Герцог Огастус никого не любил. Он не любит даже себя. Медленно убиваться, грызть за неудачи и отравленную судьбу — чем наслаждался Огастус так это чужими и собственными страданиями. Фредер уже заручился любовью и страхом. Даже Уилл замечал, что стал бояться своего друга и его колких и болезненных слов. Но Фредеру не хватает опыта и организованности. Он ещё не король, хотя говорит, что готов подвинуть мать с трона. А что будет делать дальше? Эмбер разве идеальный король? Она ведь ещё не разучилась любить и может быть милосердной. Уилл вспомнил корчащегося в муках Мерика и склонившуюся над ним Эмбер, что не побрезговала опуститься в волшебно-красивом платье на грязную землю. Она держала руку Мерика всё то время, пока за ней наблюдал Уилл. Потом он переключился на Алекса.
«Милосердная королева. Когда-то ещё до моего рождения она обещала отменить рабство», — проговорил про себя Уилл.
— Останься, пожалуйста! — кричал Сиджед, когда Уилл взялся за дверную ручку.
— Ваше Величество, я иду на собрание. Приведите себя в порядок перед обедом с королевой Эмбер.
— Я уже сказал, я не хочу с ней обедать!
— Так заставьте себя захотеть! Вы находитесь под властью Эмбер, не в ваших интересах ей дерзить. Вас привезут в обеденный зал, держите себя учтиво, вежливо. Вы можете бояться и стесняться королеву, вы ребёнок, в конце концов. Но покажите себя будущим миролюбивым соседом. А я ухожу не навсегда. Я навещу ещё вас вместе с принцем Фредером на вашем дне рождении. Вам же через двадцать три дня четыре года исполняется.
***
Вечером Уилл рассказывал Фредеру про Сиджеда. Принца почти не было видно из-за стола, заваленного бумагами и картами. Он выполнял задание по форсированию: решал, как переправить конницу и людей через реку с сильным течением, не используя силы проходящих и других магов.
— Говоришь, мальчик нелепо храбрился, выдавал себя за грозного короля? — отвлёкшись от топографической карты, Фредер покосился на Уилла, что сидел на его кровати.
— Он скрывал свой страх всеми силами. На самом деле ему было очень страшно. Один, в незнакомом месте, среди пленителей, которые могут его убить. Любой бы на его месте струсил. Сиджед ещё хорошо держался для трёхлетнего малыша, почти не плакал.
— Для малыша хорошо, но не для короля. Мать и Огастус запомнят его детские угрозы, они всё помнят.
— На короля он не был похож. Зажатый, потерянный. Геровальд не занимался его воспитанием и образованием! Я с трудом разговорил Сиджеда. И то, нащупав, что ему дорог пустоглаз, а я тоже дружу с пустоглазами. Я не понимаю, к какому будущему Геровальд готовит сына, если не обучает его, не замечает, что почти четырёхлетний сын ростом с двухлетнего. Зато играть с кровавым убийцей Каньете — милое дело.
— Мда… Даже моя мать с ранних лет воспитывала меня как своего наследника, и это при всей её чрезмерной опеке! — Фредер убрал карту в ящик стола и повернулся к Уиллу. — Она всегда напоминала себе и мне, что я не простой ребёнок, который может бегать по саду, сколько ему вздумается. Предполагаю, Геровальд не хочет, чтобы сын, когда повзрослеет, забрал у него власть. Инвалидом проще управлять. А если постараться, то можно будет остаться регентом и про совершеннолетнем Сиджеде.
— Или ему нравится беспомощность Сиджеда. Этот напуганный, больной и несчастный ребёнок никогда не обидит своего отца. Не то что ты, Фред, — усмехнулся Уилл.
— Всё может быть, — протянул Фредер. — Теперь надо молиться, чтобы королева не причинила вреда Сиджеду и смогла его защитить, если что-то пойдёт не так.
Он раскрыл тетрадку с записями, поглядел на неё взволнованным взглядом и закрыл. Наука сегодня к нему не шла. Хотелось курить, новую вредную привычку он обрёл недавно.
— Тебе Лендарский ведь сказал, что Урсула была замечена в битве с иширутчанами при Козьей Лилии? — Фредер зажёг спичкой табачную трубку.
— Да. Она спасла солдат.
— А деревенских жителей не смогла… Сотни убитых людей в Лилии. Ни за что убитых! Шенрох проиграл бой и решил, что деревня не достанется никому, кроме свинца. Война становится тяжелее, чем мы представляли. У врага нет ни чести, ни сострадания. Ещё два таких боя в пользу Зенрута, и Камерут тоже перестанет считаться с Санпавой и первым атакует абадонами.
— Я не думаю, что Камерут рискнёт потерей земель, плодородных на урожай и сероземельник, и потерей доверия местного населения, — удивился Уилл мыслью Фредера. — Пока что для боя абадон скудные условия. Воинские части всех трёх сторон расположены среди населённых пунктов или на важных землях, которые будут нужны в целостности стороне победителя. А выпускать абадон на пустырь — напрасно. Вторая сторона не примет вызов, абадоны просто погуляют и растопчут пустое поле. И нам, и Камеруту нужно, чтобы абадоны уничтожили не только друг друга, но и прилично побили войска.
— Пока Зенрут и Камерут будут затягивать этот важный день, Иширут сожжёт все деревни и города под собой! — выпалил Фредер. — Все уже поняли, что его война не отличается приязнью к санпавцам и размышлением, что же он будет делать, когда завоюет земли, которые отняли у него сто пятьдесят лет назад! На троне старый дурак, армия и настоящая власть в стране в руках предателя Шенроха, который потерял совесть ещё на Анзорской войне. Честно, Уилл, когда мне рассказали про убийство в Козьей Лилии, я пожелал, чтобы Лендарский переместил абадон в Анесу, ко дворцу Иги Тесивотского. Когда это уже всё закончится?!
Уилл подошёл к Фредеру и положил ему на плечо руку.
— Оставь войну для военных. Тебе надо думать о выпускных экзаменах и о новых законах, которые ты хочешь осуществить через королеву. Рабы, крестьяне, горожане из других провинций тоже нуждаются в тебе не меньше санпавцев.
Фредер вылез из-за стола, положил трубку и направился к платяному шкафу. На верхней полке, под фуражкой лежала маленькая коробочка. Фредер открыл её и прижал к сердцу. Когда-то в этой коробочке хранился медальон отца.
— Мой Тобиан тоже в Санпаве. В каждое пекло ему нужно непременно попасть! Вот как мне не думать о Санпаве? Когда между собой сразятся абадоны, он будет стоять в десяти метрах и наблюдать за их боем. Вот увидишь. Как я могу выбросить из головы Санпаву даже по той причине, что там Тобиан?! Если бы он не своевольничал, мать была бы в моих руках. Она уже была у меня! Она под муками совести начала улучшать положение рабов, а через год я бы направил её и на другие реформы. Моя мать не такой уж и ужасный человек. Она стремилась быть справедливой и милосердной правительницей в первые годы вступления на трон, но Огастус починил ее, а когда папа умер, то окончательно переделал под себя. И только через угрызения совести, через вину перед сыном, которого она не сберегла, через неисполненный родительский долг я мог надавать на мать и что-то изменить в ней. Или забрать последние крупицы жизни и превратить её в скорбящее терзающее себя виной растение. У меня получалось, Уилл! Но тут вылезает Тоб, и все мои старания прахом покрываются! Дурак, упрямец, так сложно было принять мой план и сидеть тихо? Жить как обычный человек, а не пустое место. Отдохнуть в кои-то веки от интриг, дворцовых войн, восстаний, семейных неурядиц. Тоб пожил бы в тени хотя бы три-четыре года. Хотя бы, чтобы наша мать успела себя сгрызть, а я шептал бы ей указы вместо Огастуса и крепко вошёл в политическую жизнь Зенрута, обзавёлся бы поддерживающими меня единомышленниками. Кто я сейчас? Никто. Юнец за партой в академии. Кто меня поддержит, если завтра мать попробует отобрать у меня права на престол? Урсула, которая предала доверяющую ей полицию и гвардию. Ты, раб моего дяди. И друзья из академии встанут за меня, которые такие же юнцы, как и я. Я вмешал в «смерть Тобиана» Люси, её маленького брата, Кэтлин Джоанскую, которую я люблю. Я рисковал на самом деле жизнью Тобиан. Не успей его спасти Урсула… Если бы у меня было время и возможности, я бы постарался создать труп Тобиана, чтобы наша мать увидела воочию, что натворила её гордыня. Как я сильно жалел, что не могу взять труп. Те целители во главе с Синдом, которые создали мёртвое тело двенадцатилетнего Тобиана, взяли зенрутское подданство и находятся на службе Эмбер. Однако и труп был бы лишний. Тобиана ничего не остановило. Свободу я его ограничил! — Фредер скривился, — С его мнением не посчитался! Теперь я считаюсь с каждым словом королевы. Я прекрасно понимаю мою мать и её чувства, когда я, её любимый сын, отвернулся от нее и пошёл против её воли. Предав всю любовь, которую она в меня вложила. Я даже не виню её, что она настроена против меня и грозит передать наследование Диане. На её место я был бы также зол на своего сына.