Уилл похлопал Фреда по плечу и стиснул рот. Каждый раз, когда кто-нибудь из них вспоминал Тобиана, зависала проклятая тишина и тяжёлое напряжение. Тобиан больше не с ними, он на чужой стороне. Но молчать было нельзя, когда Фредер убивался.
— Эмбер всегда будет твоей матерью, а ты останешься для неё любимым сыном. Не отворачивайся от неё, несмотря на её ошибки. И верни ей Тобиана, когда утихнет война. Ты обещал.
***
Весь день Тобиан пробыл в диком отчаянии и злости. Ненавидел он всех. Себя — за то, что вовремя не смог прийти на помощь Кэлин и Бобби. Зенрутскую армию — за то, что расстреляла безоружных людей. Мать — за то, что правит этой проклятой богами страной. Урсулу — за то, что не стала мстить военным.
— Уничтожь их всех! — кричал он ей.
Урсула зажала Тобиану руки и проговорила на ухо:
— Не могу. В отряде с зенрутчанами не меньше пяти тенкунских магов. Я узнаю Вилана Бларка. Он мощный воздуховик, равный мне по силе, а то и превосходит меня… Если я примусь уничтожать военных, меня, скорее всего, прикончат. И тебя заодно. Я никак не спасу сельчан.
Урсула увела Тобиана в заболоченные земли. В кустах багульника они просидели до глубокой ночи, и только с наступлением мрака вылезли и пошли в деревню. Военные ушли. Стояли сожжённые дома, мёртвые расстрелянные тела так и лежали на грязной земле. По пепелищу бродили козы и недоенные коровы, собаки лежали возле ног уснувших навеки хозяев. Тобиан и Урсула осторожно пробирались сквозь обломки и трупы, стараясь не издавать ни звука — военные могут вернуться. Они искали выживших. И вскоре нашли. В подвале покосившегося набок домишка, который чудом не затронул пожар, прятались пятеро человек. Врач Лазак, два незнакомых Тобиану мужчины, две женщины и старик. Старика Тобиан помнил: видел его в кабаке. От него ужасно смердело, но прячущимися людям было не до его запаха.
Лазак рассказал, военные нагрянули внезапно. Никто не успел даже понять, когда офицеры и маги влетели в их деревню на резвых лошадях, окружили и принялись расстреливать. Лазак в это время собирался возвращаться в город, он проверял сумку с медикаментами и винамиатисами. Как спрятался он под свиное корыто, так и просидел под ним, пока офицеры проникали в каждый дом и каждый сарай. Его корыто лежало по середине улицы в самом центре деревне. Видимо, военные не подумали, что человек может так нелепо спрятаться. И сидеть бесшумно всё долгое время, когда перед ним падают замертво тела односельчан, а сами военные то и дело присаживаются на корыто отдохнуть.
— Откуда у тебя записывающий винамиатис? — спросил его Тобиан.
— Я деревенский врач. Иногда моей квалификации и знаний недостаточно, чтобы вылечить человека или поставить ему диагноз. Я снимаю на винамиатис его симптомы и показываю карточки опытным коллегам из города.
— Много ты карточек сделал?
— Десять. Винамиатиса хватило на десять. И… — Лазак смутился. — Людей расстреляли зенрутчане.
«Хоть бы на этих карточек были видны зенрутские знаки и форма. — взмолился Тобиан. Сейчас винамиатис нельзя было проверить. Нужна бумага, чтобы при соприкосновении с ней появилось изображение. В сожжённой деревни сгорела вся бумага, а в жалкой уцелевшей лачуге не было даже трухи от старой газеты.
— Я заберу твой винамиатис, — сказал Тобиан. — Карточки с него мне пригодятся. Зенрутские крысы надели иширутскую форму. Они хотят обвинить в расстреле мирных людей Иширут. Хоть бы ваш винамиатис показал правду!
— Наши дети мертвы! Наши дети мертвы! — плакали женщины. Они с мужьями-лесорубами были далеко в лесу, за много миль от деревни. Вернулись уже вечером. И не нашли ни дома, ни детей. Только останки лежали на земле, а вороны клевали вкусную плоть.
Из трёхсот человек, находившихся в деревне, выжило только двое. Врач Лазак, укрывшийся под корытом, и старик Батин, спрятавшийся в выгребной яме среди нечистот.
— Мы отвезём вас в город, — произнесла Урсула. — Не рассказывайте людям, что видели и слышали. Ваши слухи дойдут до военных, и вам уже не спастись будет во второй раз. Молчите. Мы с Бонтином сами донесём правду.
— Я хочу растерзать эту тварь, которая приказала убить и сжечь моих детей! — вскричала женщина. — Найдите генерала, который приказал убить моих детей! И приведите его ко мне! Я вырву ему сердце! Я разорву его зубами!
— Хорошо. Мы отдадим вам этого человека для расправы, когда поймаем его, — веско сказала Урсула.
«Опять ты врёшь, — ответил ей мысленно Тобиан. — Даже если ты пленишь главного генерала, ты отдашь его на самосуд Мариону, а не этой женщине». И он призадумался, кто же отдал бесчеловечный приказ? Западный фронт возглавлял генерал-полковник Вотсон. Его принадлежит чудовищная идея убить невинных людей ради ложного плевка Ишируту? Или брать выше — генерала Лендарского? Расскажут ли военные Эмбер, кто на самом деле расправился с жителями Лилии?
Тобиан, превративший в Эйтана, с Урсулой приехал в Хаш к Джексону на тайную квартиру спустя пять дней. Положив винамиатис Лазака на твёрдый картон, он увидел, как проявляются очертания рисунка. Через три минуты были готовы хорошие крепкие карточки. И на всех ярких карточках людей расстреливали люди, облачённую в иширутскую форму. Но из-под серой шинели торчали зелёные мундиры, маги не скрывали зенрутские значки. Присмотревшись повнимательнее к карточкам, Тобиан узнал лица зенрутских полковников.
— Это правду я не хочу скрывать, — сказал Джексон. — Я должен её опубликовать.
Тобиан кивнув, соглашаясь. Он уже прочитал санпавские газеты, видел сюжет по стеклу. «Иширутские военные жестоко и беспощадно уничтожили деревню с мирными крестьянами!» Так кричали все новостные заголовки. «Иширут не простил поражения и отомстил Зенруту через невинную кровь!». Правда была известна немногим.
— Возможно, если бы в деревне не прятались твои партизаны, Лилию не тронули бы, — недобро посмотрел Тобиан на Джексона.
— Возможно, вместо Лилии уничтожили бы другую деревню, — пожал плечами Джексон. — Зенруту нужна кровь невинных людей, чтобы хоть как-то обратить внимание населения и сомневающихся в победе солдат на врага. Иширутской армии руководит Шенрох, который не знает чести. На него можно спихнуть всё, что угодно. Ты заметь, сколько люди на улице говорят про Лилию, и сколько вспоминают про опустошающую казну. Тобиан, ты разрешишь мне опубликовать эти карточки?
— Конечно… А к чему такие вопросы? — усомнился он.
— Карточки не красят твою мать.
— Ты не понял, что я больше не защищаю ни мать, ни брата? Публикуй, правда не должна умереть.
— Джексон, карточки надо опубликовать в конорской газете, — сказала Урсула. — Твою тайную санпавскую газету читают только санпавцы. Остальной Зенрут и не узнает ничего, если ты напишешь о Козьей Лилии в своей газете, которая пройдёт только по рукам преданных тебе санпавцев.
— У меня в Конории есть знакомый редактор, — Тобиан повернул карточки к себе лицом и взглянул в помертвевшие лица Кэлин и Бобби. — Нейл Байтер. Он работает в «Голосе». Но эта работа лишь прикрытие. Байтер издаёт «Зарю». Мы можем передать карточки ему, тогда правду о Козьей Лилии узнает вся страна.
— До Конории долго ехать. Мы от Лилии до Хаша звериными тропами пробирались пять дней, — возразила Урсула.
— Я отправлю проходящего, который принёс тебя в Санпаву, — пообещал Джексон.
«И заплатишь ему деньгами санпавцев или остатками, которые остались у тебя после казнокрадства», — подумал Тобиан. Но спорить с Джексоном сейчас он не стал. Только с проходящим можно было доставить карточки до Байтера в считанные дни.
— Байтер надёжный человек? — спросила Урсула.