— Да, — вздохнула Урсула.
— Не получилось стать героем и спасителем, ты перескочила к власти и промышленникам. Да и тут тебя в открытую послал Огастус, когда закрыл глаза на твои старания назначил главой завода родича Нулефер. А ты вскоре оказалась с потерянными надеждами на славу, на карьеру. Потеряла учеников и друга. И тогда Фредер дал тебе новое место под солнцем. Всё верно я говорю?
— Всё верно.
Тобиан постоял возле Урсулы с перекрещенными руками и произнёс:
— Не отрицай своё прошлое и настоящее. Не ври самой себе, и когда тебя спросят, зачем ты пришла к Джексону Мариону, отвечай, называй свою настоящую цель. Ты выполняешь приказ принца, у которого ты стала правой рукой, и смотришь, чтобы Марион не пошёл выше дозволенного. Урсула, Джексон, ещё несколько шестиц и у меня закончатся запасы зелий. Вам придётся доставать мне из Тенкуни волосы того толстяка либо искать мне новую роль, либо, наконец, рассказывать правду обо мне.
— Когда Фредер даст приказ тебе открыться, тогда ты сможешь показать своё лицо, — в приказном тоне сказала Урсула.
— Нет, — нахмурился Тобиан. — Я раскроюсь, когда закончу. Приложив руку на сердце, я давно хочу раскрыть все карты. Я устал жить Бонтином. Я рождён Тобианом Афовийским.
— Что тебе мешает сейчас показать своё настоящее лицо?
— Времени нет.
— Желания нет. Время есть всегда, — сказала Урсула.
— Мне Джексон запретил. Ему нужен Бонтин.
— В ход пошли оправдания, — улыбнулась Урсула. — Ты браво называешь себя Тобианом Афовийским, упрямо говоришь, что хочешь стать собой, чтобы отомстить брату и родне. Но ты привык к этой чужой жизни. Она стала для тебя родной, частью тебя. Тобиан, кто ты?
— Я…
— Если ты не ты, то кто ты? — Урсула не дала ответить ему.
— Я Тобиан Афовийский! — прокричал он. — Я хочу перестать прятаться под чужими именами! Очень как хочу! Но, когда восстать из мёртвых, решать мне, а не кому-то ещё.
— Вот мы и узнали твой главный страх, — вымолвил Джексон. — Ты больше всего боишься опять стать игрушкой в чужих руках. Тобиан, несмотря, какие планы будут у меня, у Урсулы, у твоего брата, у твоей матери, главный выбор всегда останется за тобой. Тебя нельзя будет спрятать, если ты расскажешь всей стране, подбежав к стеклу и вещателю, что ты принц Тобиан. Мне не раскрыть карты, коль ты будешь молчать и прятаться. Ты вник в мои слова, когда я попросил тебя остаться Бонтином, и принял выбор. Каждый твой шаг, который даже кажется тебе подневольным, он твой. Тобиан, Исали, Бонтин, Эйтан, какая, к Агасферу, разница, как называться? Имя это только имя. Ты человек. А теперь пошли спать. С вами сядешь поболтать на пять минут, и утро уже наступит, — подытожил, зевая Джексон.
Днём Тобиан, не выдержав затишья, отправился в город узнать обстановку и слухи. Он превратился в Эйтана, чтобы его не раскрыли. Также внешность Эйтана помогала экономить на зельях Бонтина, который был верным другом и голосом Джексона Мариона. Тобиан ходил тихо и не встревал в чужие разговоры. На рынке от женщин он услышал, что вновь возрастают цены на хлеб и мясо, на ткани и даже на воск. У трактира мужчины обсуждали новые налоги, в том числе на наследство, на соль и на помол зерна, которые вёл в Санпаве губернатор Бейли. Надо было же содержать армию и бороться с марионовскими ребятами. Эмбер требовала от Бейли денег, а старыми способами он их никак не мог достать и придумывал новые, заодно приказывал писать в своих газетах, каким подлым мздоимцем был Джексон Марион. Люди бранились, ругались, посылали Джейкобу Бейли проклятия и в открытую желали ему смерти.
При Джексоне, вспомнил Тобиан, цены не росли, новые налоги не вводились. Он берёг Санпаву. Она процветала. Пусть он был трижды мздоимцем, четырежды мятежником, но Санпава крепла под его руководством.
Когда Тобиан вернулся на квартиру Джана Лофтинского, Урсула уже была с винамиатисом. Собрались и Лофтинский, и Хасиан, и Джош Фрай, и Ривер. В кромешной тишине Тобиан пробудил камень.
— Здравствуй, Джон, — появился голос Бейли.
— С вами говорит Бонтин Бесфамильный, — начал говорить Тобиан. Бейли усыпил камень.
Подождав пять минут, Тобиан снова попытался связаться. Губернатор ответил ему лишь на девятую попытку.
— Джексон Марион с тобой?
— Со мной. Сидит рядом и слушает наш разговор. Я врать вам не буду. Марион хочет переговоров. Мирных, без оружия и без крови.
— Переговоров с преступниками быть не может! — напрягся голос Бейли.
— Этот преступник — неотъемлемая часть Санпавы. Но если вы не хотите разговаривать с Марионом, могу в качестве переговорщика выступить я. Я всё ещё являюсь королевским бастардом, — «Не долго остаётся им быть». — Родственником принца Фредера, которого он признал. — «А я от него отрёкся». — И я также переживаю за Санпаву, как и вы. Вы думаете, что я на стороне Мариона — вы ошибаетесь. Я на стороне санпавцев. С Марионом я во многом не согласен. Мне также не нравится, что в Санпаве идёт война. И я тоже боюсь, что будет, когда в бой втянут абадон. В это тяжёлое время нам сообща нужно сохранить Санпаву. Люди сёлами переходят к Ишируту или Камеруту. Кто-то уже сам запутался, чего он хочет от Санпавы. Нам нужен этот разговор, фанин Бейли. Вы представляете Зенрут, я представляю интересы людей и интересы Джексона Мариона, местного короля. Из-за этой войны, из-за этой нищеты, из-за ваших налогов, безумных арестов людей, уличённых в поддержку Мариона, вы долго не протянете. Давайте поговорим. Только я и вы.
— А Марион будет тебя слушать и шептать нужные слова!
— Мы встретимся лично.
— Я и ты? — Бейли погасил винамиатис.
— Невозможно! — всплеснул руками Хасиан.
— Попытаем удачу завтра, — Тобиан помассировал виски.
На другой день в присутствии сподвижников Мариона он опять позвал Бейли. Губернатор пробудил свой винамиатис.
— Я прошу от вас простого разговора, — сказал Тобиан. — Я готов на сотрудничество и на сделку с вами. Даже с Афовийскими… Вы их известили о моём появлении в винамиатисе, это точно. Наверное, они и посоветовали вам сегодня ответить мне. Я приду без оружия, без запасных козырей в рукаве. Я приду просто поговорить. Не удастся нам найти общий язык, так не удастся. Или мы можем продолжить общаться по винамиатису, но тогда я вам не смогу обещать, что меня не подслушивает Джексон Марион и не подсказывает мне правильные слова.
— О чём мы можем с тобой разговаривать, марионовский слуга? — вставил Бейли.
— О недовольствах людей. О том, как их прекратить. О том, как Санпаве отдать деньги зенрутской казне, не собирая вокруг вас ещё больше врагов.
— О таких вещах разговаривать я с тобой стану, когда Марион утихомирит выступления людей. Когда вернёт их на работу. Когда остановит свою печать. Когда рабы перестанут сбегать в Камерут и Иширут.
— Марион и так остановил бунты, заставил партизан сложить оружие и оставить в покое деревни. Но так уж и быть, он сделает больше для вас. Его газета перестанет издаваться. Люди, которые оставили работу в протест вашей власти, вернутся на место. За рабов поручиться не могу. Не все рабы поклонники Мариона и не все будут его слушать. Если человек решил бежать в другую страну, несмотря на ошейник, он бежит. В остальном в Санпаве наступит тишина. От вас я попрошу одного — повремените с налогами на соль и помол зерна.
На не очень утешительной ноте Тобиан закончил вести беседу с губернатором.
— Джексон, ты слышал, что от тебя требуется. Не подведи. Мы покажем Бейли лицо честного человека.
Тут же Джексон приказал донести Лофтинскому, Хасиану, Мичелу и Риверу приказ до их людей. Он согласился выполнить условия Бейли до их переговоров с Бонтин с глазу на глаз. Командиры остановили бунты в деревнях и санпавских городках. Скребя зубами, люди вернулись на работу. Джексон убедил санпавцев на время затишье выплатить налоги и долги казне. Так продолжалось шестицу. На седьмой день Тобиан пробудил украденный камень.
— Я готов к разговору, Бейли. Санпава успокоилась. Марион разослал своих людей в каждый угол провинции. Вы готовы к диалогу? Я встречусь с вами в день, который предложите вы. Я буду один. Выбирайте любое место, которое под открытым небом.