— Что ты хочешь от меня? — проронил Огастус.
Живчик выл. Его протяжное завывание заглушало даже Казоквара за закрытыми дверями. Живчика услышали собаки на заднем дворе и залаяли во всю глотку. Имение пронзила оглушающая собачья сирена.
— Возмездия! — снова засмеялся Нормут. — Старина, ты забыл с кем имеешь дело? Ты поверил мне, что я закрыл глаза, когда Бонтин покалечил моего старшего сына? Когда он стоял в суде свидетелем, а мой сын был обвиняемым? Я сдался?! Я отпустил Тобиана-Бонтина, когда он забрал у меня Фьюи и Джину? Я согласился терпеть всё его беззаконие, которое терпите вы с Эмбер? Нормут Казоквар ничего не прощает! И не забывает своих врагов. Я возненавидел тебя сразу же, когда ты дал Бонтину свободу. Я ждал часа расплаты. Тайна Тобиана тебе дорога. Враги тебя и твою сестру сметут, если узнают, что ты обманул целую страну, что ты продолжаешь скрывать мальчишку. Ты и так весь на нервах. Тобиан-Бонтин уже перестал собачиться с вами и вступил с вами в открытую войну. Он присягнул Мариону и сражается за него, рискуя своей жизнью. А ты и королева Эмбер — враги в его словах. Теперь я знаю, почему Тобиан был сам не свой, когда Мариона приговорили к смерти за его убийство. Как поступит Санпава, когда я расскажу, что ты собирался казнить её лидера по ложному преступлению? Полагаю, Санпава не знает правды, Тобиан и Мариона молчат… Но я не буду молчать. Ты ответишь за своего племянника. Ты ответишь за то, что предал меня и мою семью. Я вижу, что на политическую арену выходит принц Фредер, а Эмбер подчиняется ему. Снижен налог за вольную рабам, закрылся один завод по выращиванию людей. Если хочешь сохранить Тобиана в тайне, то выполняй мои условия.
— Какие же? — прошипел Огастус.
— Ты мне заплатишь двадцать миллионов аулимов. Это за моё молчание. Ты лично соберёшь отряд, который вернёт моих разбежавшихся рабов. Достанешь их из-под земли, даже если они за пределами Камерута, Иширута и Гайрута. А Тобиана, когда поймаешь, доставишь ко мне. Я не убью его, так уж и быть. Я сделаю так, что ничего от его лица и тела не будет напоминать Тобиана. Хехе, и больше ты не будешь нуждаться в зельях превращениях. Недооценивай мою угрозу. Я перестраховался. Если со мной что-нибудь случится, некоторые влиятельные люди вскроют письма, которые я оставил им. Будет даже хуже, чем ты представлял. Против тебя пойдут не крестьяне и рабы во главе с Фредером, не санпавцы во главе с Марионом, а знать Зенрута. Эх, Огастус, «Тайны не покоятся вечно» — старинная мудрость, выгравированная на дворце Неонилиаса. Не буду напоминать, как закончил император.
— Могу я отдать тебе долг частями? Например, четырьмя?
— Можешь, уважаемый, — примирительно ухмыльнулся Казоквар.
Огастус достал из портфеля бумагу. Написал чек, расписался и поставил королевскую печать.
— Пять миллионов ждут тебя в банке. Остальные части отдам потом.
========== Глава 57. Окровавленный Хаш ==========
На горизонте виднелись белые башни Загородного дворца — красивые, сверкающие под лучами высокого солнца. Цубасара любила заглядываться на башни и урчанием спрашивать: «Что это?». Или, как иногда слышалось Уиллу, его мама говорила: «Что за башнями?». Но о настоящих мыслях Цубасары можно было только догадываться. На ферме её заботила игривая собака тигровым окрасом, задиристые козлята, досаждал злобный бык, защищающий своих коров. Фермерша фанеса Жампер приучила Цубасару к молоку и картошке, и, поняв, как получить вкуснятину, Цубасара с миской в зубах стучала с рассветом в окно фермерши и не оставляла её в покое, пока ей не дадут еды. Она и забыла, когда выковыривала в последний раз из земли червяков.
Ей бросили печенье. Цубасара подпрыгнула и схватила налету лакомство. Она завиляла хвостом, новое печенье не заставило себя ждать. Перепрыгнув через голову мужчины с птичьим носом, она лишь довольна облизалась, проглотив вкусняшку.
Уилл погладил пустоглаза по шее. И не успел опомниться, как его обняли и раздалось довольное мурчание.
— Уиллард, я вижу, память у пустоглазов отменная. Цубасара в облике человека с вами провела один день, но дня ей хватило, чтобы в зверином теле отложилось, что вы её сын.
— Пустоглазы помнят все обиды и благодарности, фанин Байтер, — ответил Уилл. — Их не стоит недооценивать и считать глупыми животными.
Цубасара нахмурила морду. Что за чертовщина! На голове у Уилла волосы торчат как солома! Так не пойдёт, нужно срочно их причесать. Цубасара склонилась над его головой и усердно стала приглаживать волосинку за волосинкой.
— Можно увидеть, как Цубасара живёт на ферме среди людей и животных? — спросил Байтер. — Я бы хотел посмотреть на обычное поведение пустоглазов.
— Не получится, пока я на ферме, — рассмеялся Уилл. — Мама не видела меня пару шестиц, это долгий для неё срок. Она не отойдёт от меня и не обратит больше ни на кого внимания.
— Наверное, нам придётся прийти к Цубасаре в другой день, чтобы написать о ней статью, — печально вздохнул молодой фанин Дэвис.
Байтер покосился на своего ученика и мотнул головой.
— Сегодня у нас прекрасная возможность взять интервью у Уилларда, её сына. Юноша знает про абадон намного больше остальных. И читателям нашей газеты рассказ Уилла будет интереснее читать, чем рассказ фермера, опекающего пустоглаза. Ты внимательно слушай Уилла и улавливай смысл его слов. За разговорами про игры и еду Цубасары он упомянет что-нибудь про войну, про верность королевской семье. Эти отрывки его мыслей нам и надо донести до читателей. А ещё замечательней, если ты разговоришь Уилла на полноценную исповедь. Он поддался эмоциям в Тенкуни и наболтал много лишнего про Афовийских, но потом пожалел о своих словах, взял их назад и служит своим хозяевам. Вот что мы должны написать нашим читателям. Рабы могут быть преданы своим хозяевам, и за эту преданность их вознаградят боги ещё при жизни.
— И абадоны, которые кичились своим происхождению и близостью с богами, тоже стали преданы Зенруту, — Уилл поддакнул. — Смысл вашей статьи будет про верность абадон на примере Цубасаре, а не про занимательное поведение одной обезьянки на ферме.
Байтер кивнул и взялся за перо. Ещё три дня назад Уилл не подумал даже, что согласится привести журналистов на ферму к Цубасаре и дать интервью, в котором его будут расспрашивать не только про мать, но и про королевскую семью, а Уилл пропоёт им хвалебные песни. Но три дня назад на Уилла на улице налетел Нейл Байтер, журналист «Голоса» и, упрашивая познакомить его с Цубасарой, прошептал: «Я от Бонтина и Урсулы. Я хочу с тобой поговорить, но в городе невозможно, за мной следят. А эта статья мне нужна, чтобы лишний раз скрыть от Зоркого сокола, что я возглавляю «Зарю». Поговорив с Фредером, Уилл согласился за интервью. У Фредера был простой ответ: «Ты вернулся ко мне, не избавившись от рабского клейма, чего тебе ещё терять каким-то интервью? Тебе оно не убавит и не прибавит чести. А между нами и Тобианом появится ниточка».
Уилл нехотя отвечал Байтеру и его ученику про Онисея, пообещавшего взять для Зенрута победу. Он думал, можно ли верить журналисту. Тобиан верил, Тобиан знал про двойную жизнь Нейла Байтера. Тобиан рассказывал, что левой рукой Байтер пишет для знати и министров, а правой для народа. Но поверить было сложно. Не стесняясь стоявшего перед ним Уилла, Байтер учил Дэвиса, что его газете нужно больше рассказов рабов, которые любят своих хозяев и не хотят от них уходить.
— Твой поступок был смелым, — сказал Дэвис, юноша с тёмными маленькими усиками. — Признать свою ребячливость и вернуться на службе к королеве, принцу и государству.
— Я отправился за Цубасарой, — уточнил Уилл, — и защищал бы её равно как и других абадон, если бы абадоны не решились стать союзниками Зенрута.
— Но ты не попытался уплыть назад в Тенкуни, а посвятил себя службе королевской семье.
— Только службе принцу Фредеру.
— Дэвис, напишешь, что Уиллард по незнанию боялся за жизнь своей новой матери. Когда королева и герцог убедили его, что абадоны приняты как высокие гости, он оставил злость и вспомнил про свой долг, которому очень рад и исполняет с честью.
«Во мне даже Фред не видит чести», — хмыкнул Уилл.