Кто все эти люди? Что заставляет их убивать свой народ? Тобиан готов был разразится проклятьями. Постойте, он же сам выполнял их работу полгода назад и считал, что служит своему народу, своей стране. А кровь, насилие, слезы — жестокая плата за спокойствие большинства. Ему пророчили блистательную службу, и Тобиан почти сам был согласен принять присягу, из помощника вылезти в полноправные члены Зоркого сокола и служить Зенруту, пока не состарится.
На стене дома приклеены портреты санпавских врагов — Джексон Марион, Бонтин Бесфамильный, Урсула Фарар и многие-многие другие. За них назначена большая награда, красными буквами пестрит надпись. Она больше для полицейских, чтобы не забывали, как выглядят их противники, чем для санпавцев. Преданные люди не сдадут своего правителя, была бы у них хоть капля сомнения — давно бы Джексона Мариона пригнали на суд. На краю стены висела бумага с лицом рыжего молодого человека. Имя — Эйтан. Вышли же за след, собаки! Тобиан не раз был Эйтаном, притворяясь бедным путником, когда передвигался из города в город Санпавы, сберегая драгоценное зелье с Бонтином. Где-то оступился! Теперь с этим лицом ему нельзя разгуливать по улицам.
Он услышал взрывы, за которыми пронеслась человеческие крики и, показалось, над крышами поднялся магический огонь. Не увидеть, что случилось, Тобиан не мог. Его всегда притягивало всё необычное и ужасное, на потаённом уровне было заложено желание стать участником этой истории. Он прошёл на другую улицу.
На середине дороги лежали раненые изуродованные взрывом люди, на них упали трупы, от одежды шёл огонь.
— Что произошло? — спросил Тобиана у мужчины в толпе.
— Он выставил ружье на солдат, — мужчина показал на оторванную руку, что лежала среди мёртвых тел.
Командир быстро кивнул на определённых людей, солдаты двинулись к ним. Санпавцы бросились бы в бой — Тобиан прочитал по их взволнованных лицах — но людей смутил маг огня, что окружил себя и своего командира пламенем.
— Отпустите меня! Отпустите, императоры проклятые! — по ушам вдарил знакомый голос.
Двое жилистых крепких солдат взяли за руки и потащили Лию Фрай, не обращая внимания, что по земле волокутся её окровавленные, перебитые от пуль ноги.
Пронёсся звук выстрела, и огненный маг замертво упал на землю.
— Да! Убьём их! Дьяволы нам не страшны! — завопили санпавцы и побежали с ружьями и палками на солдат.
Завертелась драка, которая разбавлялась свистом пуль и мёртвыми падающими телами. Надо уходить, он достаточно посмотрел.
В парке было тихо. Кусты и цветы были окутаны бело-розовой дымкой. Запах пионов нежно щекотал нос, вишня распустила маленькие цветочки. Тобиан опустился к фонтану, изображённому в форме прелестной водной нимфы. Мать, ведает ли она о разрастающихся уличных сражениях в Хаше? Она ли отдаёт приказы санпавским командирам? Как бы хотелось верить, что Эмбер Афовийская ничего не знает. Огастус отправил отдохнуть её на пляж Сипинского океана, убедив, что в Санпаве изредка вспыхивают обыкновенные драки.
Нельзя быть таким наивным. Нельзя. Ещё казнь Мариона должна была отнять у Тобиана все надежды на возрождение его матери. Эмбер придумала, как расправиться с Козьей Лилией. Её не коснётся Хаш? До него ей проще дотянуть свои прелестные ручки. Тем более, когда в городе прячется такая лакомая добыча — Джексон Марион. Эмбер была равнодушна к его судьбе, когда он был заговорщиком и бунтовщиком, теперь же она разделит чувства Огастуса, примет его волю, что Марион — главное зло на планете. А Тобиан — приспешник сея зла.
Ночью сегодня нельзя засыпать. В Хаше разгорится стихия.
— Поднимись и покажи лицо. Ты кто такой? — произнёс мужской голос над головой.
Покосив взгляд, Тобиан увидел солдатские сапоги. Что же делать? Физиономия Эйтана на всех листовках, рыжие кучерявые волосы тут же бросятся в глаза. Наверняка у солдата револьвер, не убежишь, не закусив пулей.
— Покажи лицо! — повторилась команда.
Тобиан встал со скамьи фонтана и повернулся к солдату, посмотрев на него голубыми глазами.
— Сними шляпу! Как тебя зовут?
— Генри Вернель, — Тобиан убрал с головы шляпу и взмахнул светлыми родными волосами.
— Документы есть?
— Дома оставил, — он продолжал смотрел на солдата глазами принца.
Военный не узнавал сына своей королевы. Тобиан, скрывая поступающий смех, впервые радовался, что его настоящее лицо ничего не значит. Для солдата, который редко смотрит стекло, не встречал лично Фредера и ни коим образом не связывает лицо принца, облачённого в шёлк, с простым прохожим, — голубоглазый незнакомец казался самым заурядным человеком.
— Пройдём со мной, Вернель, — потребовал солдат и пихнул вперёд юношу с лицом кронпринца.
— Это мой внук, фанин-солдат! Он ждал меня с рынка!
На дряблых ногах к Тобиану подбежала, опираясь на трость, высушенная старушонка и взяла его за руку.
— Мой мальчик просто ждал меня, свою бабушку. Он искупался в фонтане? За что вы его арестовываете? Если он виноват, я сама его накажу, уши все оторву! Пожалуйста, можно моему мальчику Генри пойти домой?
Старушка жалобными глазами, почти щенячье уставилась на солдата.
— Я вам булку подарю, — достала она из сумки свежевыпеченную булочку, от которой пахло вареньем. — Генри будет самым послушным мальчиком! Отпустите его!
Солдат стыдливо потупился, когда старуха худыми пальцами положила в его сильную руку маленькую булочку.
— Идите домой. Вижу, фанин просто гулял по парку.
Старуха вручила Тобиану сумку и тростью толкнула в спину.
— Домой, негодник. Противный мальчишка!
Она толкала его палкой, пока они не скрылись с поля зрения солдата, и молча провожала из парка. Только за ними осталась железный забор, покрытый росписями из жизни богов, старуха протянула Тобиану булочку.
— Иди домой. Не попадайся больше им.
— Как мне вас благодарить, бабушка?! — Тобиан поцеловал её сморщенную ладонь.
— Выживи, — старушка приняла гордую былую осанку. — Санпава будет сражаться. Выживи.
— Как ваше имя? Я отблагодарю вас! Я должен знать, как вас зовут.
— Санпавчанка, — улыбнулась она.
***
Три часа Тобиан блуждал по закоулкам Хаша, отрываясь от возможного за ним следа, пока не осмелел, чтобы явиться на квартиру к Джану. В зеркале на него спасительными глазами смотрел лик принца Афовийского.
— Я и Эйтаном теперь не могу быть! Провал! — закричал он.
— Больше не покидай дом, — сказал Джан.
Вечер Тобиан, Лофтинский и слуга барона провели с заряжёнными ружьями подле руки. После дневных стычек и арестов наступила странная тишина. Солдаты не зверствовали, задержания были редкими, не слышались взрывы и выстрелы. Отряды военных проходили мимо горожан без особого интереса к ним. Тщетно Джан пытался выудить у своих друзей через винамиатис осколки важных сведений: никто ничего не знал. Не нравилось Тобиану затишье, ох как не нравилось. С пришествием сумерек Джану рассказали, что некоторые дома в городе помечены солдатами красной краской.
— Люди будут биться, — донёс Джан.
Владельцы лавок, что были в соседних домах, накрепко заперли двери и заколотили ставни. Ночь напустила промозглый зловещий туман, тучи скрыли тонкий кусок растущей луны. Никто не зажигал фонари, город съел мрак. Только слышно было бряцание брони и оружия патрулей. Тобиан из щели между шторами считал военных. Если днём проходило по пять-шесть человек, изредка сменяясь большим взводом, то ночь встречала по двадцать вооружённых человек в одной группе.
Джан жил в тихом и богатом квартале, он мог лишь представлять, что означают вновь раздавшиеся взрывы, которые пробирали его до мурашек.
— Отойди! Засекут же! — кричал он на Тобиана, прилипшего к окну.
— Горят дома, — произнёс Тобиан. — Я вижу столбы пламени, они из разных концов города.