Впрочем, за что сражаться? За чужое место, не предназначенное ему? За надежды предателя-брата? Пусть его снова закуют в кандалы, оденут чёрный ошейник, поставят второе клеймо уже на лоб и сошлют на каторжные работы в Санпаву. Раз такова его судьба. Тюремная плесень вовсе не противела Тобиану. Ядовитое золотое великолепие дворца — вот что отравляет его изнутри, понял он за этот короткий промежуток времени, когда встретился с мамой и дядей.
— Ваше Высочество, за вами пришёл проходящий маг премьер-министра Роберта Отлирского, — отпёр дверь стражник.
— Премьер… Какая мне выпала честь, — усмехнулся Тобиан, выныривая из бренных сожалений. — Ну, ведите меня.
Магические замки моментально сняли прямо над его камерой. Тобиану не пришлось даже спускаться во внутренний двор Пинийской крепости, чтобы его взял проходящий. «Наводят на меня страх? Или незамедлительно хотят меня видеть?» — он встревожился, привыкнув, что с дворцов полностью снимают замки лишь в случае жуткой спешки.
На этом удивление не закончилось. Маг переместил Тобиана во дворец Солнца в зал к Роберту Отлирскому. Рядом с премьером стояли королевские советники: статс-секретарь Деулский, министр финансов Шолфийский, верховный судья Берч.
— Извините, что потревожили вас глубокой ночью, — сказал Отлирский, подчёркивая голосом уважение к внезапному собеседнику. — Как понимаю, называть вас необходимо принцем Тобианом?
— А кого же вы видите перед собой? Не Тобиана ли? — засмеялся он.
— Я стоял возле гроба принца Тобиана и видел его труп, — Отлирский скрестил руки на толстой груди. — Сомнения так скоро не развеются, тот ли вы человек, за которого себя выдаёте. Будь вы обычным братом принца Фредера, доверия было бы больше. Но вы называете себя его близнецом. Можно спокойно подделать лицо живущего сейчас человека, выпив зелье с частичкой от его тела или обладать магией превращения.
— Я Тобиан. Верьте мне на слово или наблюдайте шесть дней.
Как же легко было превращаться в разных, столь непохожих людей! Как же тяжело доказать, что ты это ты.
— У нас нет столько времени, — сказал Деулский. — Придётся вам поверить. В любом случае, даже если вы Бонтин Бесфамильный, испивший зелье с частицей принца Фредера, вы родственник королеве, герцогу и наследнику.
Бывшему наследнику. Тобиан не забыл, что натворил его предатель-брат, и помнит, что завтра должен сделать и он.
— Что вам от меня нужно? Огастус хочет, чтобы я отказался от неожиданно появившихся у меня королевских прав в присутствии членов его совета? Мне не нравится, что я стою перед вами ночью.
— Герцог Огастус убит, — заявил Шолфийский.
— К… к-кто его убил? — Тобиан отшатнулся и врезался в дверь.
— Сперва мы желаем узнать, на чьей вы стороне в конфликте Мариона и Афовийских, — Деулский подошёл ближе к Тобиану и проверил дверь на прочность.
— Огастуса вы свергли?
Мрачные и подозрительные советники хорошо смахивали на заговорщиков.
— Не мы, — возразил Отлирский. — Герцог Огастус убит, ваш брат принц Фредер подписал отречение. Теперь вы, если вы принц Тобиан, наследник королевы Эмбер и будущий король. Так на чьей вы стороне? Афовийские или Марион?
Герцог Огастус убит… Он убит. Верить ли этим людям или у дяди новая игра, цель которой запутать его и вывести из себя? Нельзя сомневаться, любое слово, что скажет Тобиан, пойдёт против него. Эти советники — доверенные лица Огастуса. Им прикажут, и они будут истязателями Тобиана вместо грубого Рэдликса.
— Я на стороне Санпавы, — произнёс Тобиан. — Вам покажется, что я стал поверенным человеком Мариона, однако я не разделяю многие его действия. Я лишь встал на защиту санпавского народа. С Фредером и Эмбер не хочу иметь ничего общего. Нет у меня семьи.
— В последнее время королевский совет был не согласен с политикой герцога Огастуса. — сказал Деулский. — Из грамотного и жёсткого королевского советника он превратился в озлобленного карателя. Он только вредил стране и её экономике, уничтожал и Санпаву, и Зенрут целиком.
— Не говоря уже о том, что его приказы были преступны и чудовищны, — согласился верховный судья Берч.
— За герцогом стояли армия и полиция, никто не мог оспорить его приказы, не боясь за свою жизнь, — добавил Шолфиский. — Королева Эмбер раньше противостояла герцогу, но с недавних пор она стала уподобляться ему. Вы заявляете, что вы принц Тобиан, член королевской семьи Афовийских. Будете ли вы, принц Тобиан, искать мост между Зенрутом и Санпавой, Афовийскими и Марионом?
— Буду, — Тобиан облизал пересохшие губы. Советники говорят в таком тоне, что, Огастус, возможно, на самом деле убит. Но кто его убил? Почему не договаривают? Снова ложь, проделки его дяди? — Пожалуйста, удовлетворите моё любопытство. Кто убил Огастуса? Кто отобрал у меня добычу? И почему вы вытащили меня на этот разговор ночью? Встретились будто бы тайно от королевы, хоть и в её дворце. Вы отвернулись от Эмбер?
Отлирский задумчиво потёр висок и сказал:
— Королева Эмбер первой отвернулась от своих ближайших людей. Она не доверяла нам, не считались с нашими советами. Из двенадцати советников правду о принце Тобиане знали только пятеро, и это не мы. Хотя я с молодости посвятил свою жизнь служению государству и королевской семье.
— Однако вас, граф, королева и герцог сделали премьер-министром, — зарычал не верящий Тобиан.
— И что же? — холодно ответил Отлирский.
— Королева и герцог не доверяли мне из-за камерутского происхождения, — стянув рот в оскорблённой ухмылке, сказал Деулский. — Мои предки после Иширутсткой войны помогали в Санпаве обустраиваться камерутским войскам. Однако я преданно служил ещё королю Вильясу, и ваш дед подарил мне титул и новую фамилию. Но моё происхождение и мои взгляды отпугивали герцога Огастуса. Я критиковал рабство, много раз высказывался герцогу, что оно тормозит страну и делает нас ещё больше зависимым от Тенкуни.
— Мы хотим видеть на троне новое лицо, — сказал Отлирский. — Вас.
— Наследник Афовийских вообще-то Фредер, — не согласился Тобиан. — Его отречение было незаконным, против его воли. Огастус угрожал, что завтра и меня пытками принудит к отречению.
«Но Огастус умер. Стало быть, завтра нас с Люси не будут пытать», — по Тобиану пробежала волна облегчения. И тут же сменилась гнетущим чувством. Никогда б не додумался, что эти перевёртыши-советники, которые только что обвинили и его дядю в преступлениях против государства, и отвернулись от своей королевы, что дарила им медали и награды, откажутся от Фредера в угоду Тобиану, восставшему из мёртвых несколько часов назад и успевшему всех их проклясть.
Некоторое время советники молчали. Судья Берч почесал лоб, опуская глаза вниз:
— Огастуса убил, защищаясь, принц Фредер. Ваш брат. И сегодня кронпринц должен умереть от раны и яда, которыми герцог хоте его погубить.
Тобиан чутко ловил каждое слово советников, хотя перед глазами всё закружилось, сознание потоком понеслось куда-то прочь. В далёкие, почти забытые времена, когда он смел называть Фредера своим братом и гордился их родством. Ком застрял в его груди, руки заколотились. Тобиан завертел головой. «Не верю! Не верю! Он не может умереть!» И всё же советники возразили ему: Фредеру отведены часы.
Из Тобиана вырвался глухой стон, а за ним последовал лёгкий, быстрый хохот. «Что, братец, спас мне на эшафоте жизнь, а сам умираешь?».
Хотелось и плакать от отчаяния, и смеяться. Если Фредер, его демон и мучитель, умрёт, то он освободиться? Сможет, наконец-то, вздохнуть? Холодное лицо Фредера плясало перед ним. Чужое лицо.
— Отведите меня к нему! — повелел Тобиан и вдруг понял, что давно не молился богам, но пару дней назад попросил их об одной просьбе — подарить Фредеру ужасную смерть. Боги услышали его.
Они шли по светлому коридору в лечебный зал. Проход освещали лампы с винамиатисами. Дворец не спал. По стенам висели портреты прадедов и прабабок Тобиана, грозных суровых монархов и их жён. За ними шли портреты Эмбер, Огастуса, Фредера. Брат был ребёнком, кажется, исполнилось ему на том портрете тринадцать лет. Аккуратные светлые волосы, доставшиеся в наследство от Конела, отцовские голубые глаза… И гордый надменный взгляд, так редко встречающийся у детей. Фредер облачился в красный церемониальный мундир с золотыми эполетами, поставил левую руку на королевский трон, правую положил к себе на бок. Пронзительным высокомерным взглядом Фредер смотрел со своего детского портрета в самое сердце Тобиана.