— Онисей, несмотря на своё коварство, верен абадонскому закону — он не убьёт своего. Онисей обрушился на пятерых соплеменников, однако никто из них не пострадал. Он знал, что бьёт не на поражение их. Живой Аахен Тверей только подтверждение, что абадона не убьёт даже того, кого назвал своим другом и послом. Онисей — кумрафет, он не может предать свои же слова и клятвы, которые дал своим собратьев. Мы попытаемся с ним ещё раз поговорить. Хоть мы с тобой и не обращаемся в полночь в пустоглазов, таинственная магия острова сказала, что мы абадоны. Онисей не убьёт нас как тенкунских магов. Иначе он будет проклят в глазах соплеменников. Попробуем последний раз заслужить его милость для простых людей? Военные переговоры, мне кажется, не скоро прекратятся. Ваше Высочество, — Уилл обратился к Тобиану, — отпустите меня на переговоры к Онисею.
Аахен покачал головой. Не иди, говорил он Нулефер.
— Я сделаю всё, что в моих силах, — сказала она. — Если Онисей примет меня, как принял Мегуна, я не подведу Санпаву.
Нулефер замолчала, погрузившись в свои мысли, вздохнула и встала:
— Ваше Высочество принц Тобиан, граф Отлирский, я осталась в истории Зенрута как преступница и террористка. Наверное, я не отличаюсь для вас от чудовищного Онисея. Но смертей в Санпаве я не хочу.
Она повернулась к абадонам, поблагодарила их за помощь и спросила, кто ещё раз отправится с ней в путешествие к кумрафету Онисею. И Харим, и Эдуэг, и Тахан, и Агэм сказали, что не дадут умереть абадонке. Тенкунские воины, сопровождавшие Нулефер, тоже заявили, что не спрячутся в тыл и будут биться до конца. Хотя бы ради памяти их друзей, погибших от дуновения Онисея.
— Коли четверо моих друзей хотят смиловаться над вечными людьми и унять их страдания, — нахмурился Дофиран, — я сдаюсь. Я тоже воззову абадон о пощаде. Аще плохой с меня говорун.
— Аахен, оставайся в Конории, — попросил Хелез. — Мы не доверяем вечным людям. Ты наш проводник.
— Да, — неохотно сказал Аахен.
Принц Тобиан поднялся с кресло и поблагодарил абадон, вызвавшимся утихомирить своих собратьев.
— Нулефер, Уиллард, — посмотрел он сперва на друга, потом на его сестру, — да будет с вами удача.
Нулефер склонила голову перед его фигурой на магическом стекле. Значит, вот какой теперь новый правитель Зенрута. Мучительно, наверное, дался ему этот выбор, Тобиан никогда не хотел становится королём. Странное облегчение ощущала она, на престоле Афовийских, наконец-то, появилось человеческое лицо.
***
Группа из десяти человек продвигалась по скрытому лабиринту под дворцом. Тимер шёл впереди, держа обеими руками карту и направляя за собой спутников. Попасть из жилого района в подземелье оказалось легко: нужно знать скрытые от охраны места, переместиться под землю до появления магических замков и тихо, осторожно красться во дворец. Но чем ближе сияла цель, тем сложнее было к ней идти.
Замки сковывали магию даже глубоко под землёй. Цубасара съёжилась, когда попала под их воздействие, обняла себя руками, словно внезапно оказалась обнажённой и беззащитной, и глубоко хватала воздух. Сальвара, живший во дворце, уже привык к замкам и спокойно шёл впереди, подбадривая соплеменницу, что нечего ей боятся. Всё равно абадона сильнее замков, и захочет, то сломает их в два счёта. Но и ему было неуютно под вражескими оковами, замечал Тимер.
Коридоры были темны, узки, в них давно поселились крысы и пауки, каменный свод пропах плесенью. Дорогу путникам освящали лишь их карманные винамиатисы, тусклые, дабы врагу не бросился в глаза яркий свет чужаков. На холодных стенах ещё сохранились следы крови от сражений и драк вековой давности, когда лишь через эти тайные ходы могли бежать королевские особы, чьих проходящих магов уже убили заговорщики.
Сальвара старался повлиять на замки, но те только дрожали в ответ на его магию. Благо, он видел через стены силуэты стражников, замечал присутствие следящих винамиатисов и всё время держал перед собой образ спящего Сиджеда в верхних комнатах.
— Я вижу абадон во дворце, — выдыхал он. — Фаджай, Дофиран, Фекой, Атазай, Иэгафап. Они были заточены в Тенкуни, ныне сидят с зенрутскими полководцами за столом. Зрят в магическое стекло. С ними Аахен Тверей, друг нашей стаи. Люди Зенрута и абадоны ведут беседу. Друзья не должны израниться.
— Почто же твоя магия сильнее моей? — с досадным любопытством спрашивала Цубасара.
— Замки не ограничивают телесную магию, — Карл взяться объяснить. — Это чтение мыслей, понимание языка животных и растений, владение предметами на расстоянии. Способность абадон воздуха видеть тем самым воздухом людей и неживые объекты тоже неотделима от тела и души.
— Как сын мой? Как принц Фредер? Идеже Эмбер? Идеже Огастус? — она трясла соплеменника за руку, в глазах застывала такая скорбная мольба, что Сальвара обнимал Цубасару как родную и нашёптывал тёплые слова.
— Сын твой сидит с абадонами и Аахеном Твереем. На шее мёртвый ошейник, на теле раны, — отвечал Сальвара. — Принц Фредер издыхает. Вижу женщину, рыдающую возле него, и девушку с рыжими волосами.
Цубасара расспрашивала его про каждую чёрточку, которую видел Сальвара в облике этой женщины, пока не убедилась, что над принцем склонилась королева Эмбер. И в этот миг хищная усмешка вытянулась на её губах.
Отряд старался обходить пункты охраны, но когда они подошли к главной потайной лестнице, ведущий во дворец, выбрать иной путь оказалось невозможным. Лестницу от чужих злых помыслов защищали гвардейцы.
— Карл, доставай нож, — сказал Тимер с наслаждением.
— Стойте! — Цубасара кинула им руку в останавливающем жесте.
Но Тимер и Карл, быстро переговорив с камерутскими офицерами, как действовать, ринулись на стражников пулей. В одно мгновение оказались возле них, перерезали горла двум первым офицерами, перескочили ко вторым и, едва те смогли пискнуть, оборвали им жизнь. Камерутские офицеры радостно вздохнули: им не пришлось стрелять, ведь пальба могла бы привлечь подкрепление.
— Ты мог отъять оружие и лишить их сознания.
Цубасара подошла к телам, истекающим кровью, нагнулась, запачкав красное платье, присела на колени и закрыла глаза офицерам.
— Прощайте, воины… Тимер, Карл, вы могли отъять у них сознание, но не жизнь. Сальвара, мыслю, смог бы оставить им мало воздуха, дабы воины спали и не просыпались, покуда вы не уйдёте с Сиджедом.
Карл усмехнулся и косо взглянул на Цубасару.
— Кто тут собрался убивать людей?
— Я иду за Эмбер и Огастусом. Сеи люди — зло. Они должны познать моё пламя… Должны… Невинные люди зря встретили смерть. Ох, Тимер, Карл, грех вы великий взяли на душу. Не смыть его никогда.
Печальная хмурость воцарилась на лице Цубасары. Сальвара подтолкнул застывшую подругу вперёд и сказал отстранённым голосом:
— Сей ночью абадоны впервые познали грех после падения Агасфера. Абадоны убивают людей, уничтожают грады, бьются, выжигая земли и воды, но абадоны спасают наш народ, я спасаю друга Сиджеда, ты спасаешь своего сына и его друзей. Цубасара, не скорби. Скорбь уродлива на твоём прекрасном челе.
— Эти офицеры не были невинными воинами, они псы наших врагов, — добавил Тимер. — Собачья жизнь ничего не стоит.
— А жизнь пустоглаза?
— Любой пустоглаз стократно выше человека, ибо вы избранные богами, — громко провозгласил он, забыв об осторожности.
— Цубасара, — вмешался Карл, наступая на ладонь убитого офицера, — ты слышала про улицу Лебедей?
— Жампер что-то молвил о Лебедях своим работникам, — Цубасара пожала плечами. — Там было нечто жуткое.
— Мы ворвались в жилой дом, когда Кровавое общество было в блеске сил, — отряд поднимался по лестнице, — и уничтожили каждого человека в этом доме. Пятьдесят людей за один день! Да, было жутко. Однако мы сделали мир чище на несколько рабовладельцев и пресмыкающихся рабов. Нашим братьям первые минуты было страшно убивать, даже Тимер задумывался, правильно ли поступает? Но спустя время к нам пришло осознание, что каждый ничтожный человечишка повинен в бедах своего народа.
— Тимер Каньете, — зашипела Цубасара, — ты чудовище в образе человека. Как и мы, абадоны… Сын мой Уиллард хотел уберечь меня от войны. Молвил, я буду единственной не запятнанной кровью абадонкой. Я… — она глубоко вздохнула, — вынуждена.