Лицо Сидежда покраснело от непрекращающихся слёз, грудь подпрыгивала, хотя мальчик собирался вздохнуть. Он мог только с мольбой в глазах смотреть на Тимера и Карла, которых ещё недавно ласково называл дядями. Нелепая попытка вытащить изо рта тряпку обернулась сильной пощёчиной от Тимера. Сиджед упал лицом на стол и перестал мычать от нарастающего страха.
— Тимер! Ты пугаешь меня! Не говори, что убьёшь короля! — заорал Карл.
— Что же ещё? — проговорил Тимер с восхищением, вонзая нож перед дрожащими пальцами Сиджеда.
— Я понял, ты не случайно прикрылся проходящим магом! — Карл смотрел, как Тимер достаёт из кармана винамиатис, связывающий его с Геровальдом. — Так вёл себя Тенрик, когда сдал нас. Случайно дотронулся до винамиатиса Элеоноры, случайно не появлялся долгое время, случайно застал нас в сарае, в котором нельзя было спрятаться от него.
— Винамиатис Сальвара тоже случайно потерял: я его украл и уничтожил, — засмеялся Тимер. — Дружище, ты знаешь, я безжалостен с предателями. Король Геровальд предал нас, когда мы нуждались в его признании, а потом позвал нас, поманил пальцем как бездомных щенят. Я отомщу ему. Во дворце Геровальда я не мог рассказать тебе свой план, Карл, нас подслушивали, мы были окружены винамиатисами. Но тут — свобода! Никто не потревожит, враги заняты дьявольским огнём!
Тимер наклонился над Сиджедом и сказал громко, чтобы слабослышащий мальчик разобрал его слова.
— Ты сын предателя, Сиджед. Да будешь ты убит!
— Ты любил этого мальчика, — смотрел Карл с сочувствием на Сидежда, трясущегося мелкой дрожью.
— И до сих пор чувствую к нему тепло.
— Мальчик не виновен, — не успокаивался Карл.
— Ты Карл Жадис или оборотень, испивший зелье превращения? — рявкнул Тимер.
В секретере фрейлины он нашёл магическое стекло и поставил на него винамиатис, держа камень перчатками. На той стороне взволнованный напуганным до ужаса голоса взывал к Тимеру Геровальд, не зная ещё, что спаситель его сына накинул на себя роль карателя.
— Сиджед родился королём. Он своим рождением уже виновен, что стал фигурой на доске мира и войны, свободы и плена! Его смерть должна стать расплатой регенту-предателю! Регенту-слабаку! Карл, кто шепнул мне зарезать несколько десятков неповинных людей на улице Лебедей? С чьей подачи Лебеди стали самым ужасным нападением Кровавого общества? Кто захотел убить всех жильцов и их рабов в обычном жилом доме?
— Это был я, Тимер, — вздохнул Карл. — Но каждый из этих людей порабощал Зенрут своими действиями или смирением!
— Ты без зазрения совести убивал обычных людей, не забывая издеваться над ними, смотря в лицо. Как глава Кровавого общества, я принял твой план под своё имя, я взял все твои убийства и насмешки на свои руки, однако не желал. Думал прекратить хаос и уйти, раскаивался первые дни. Но что произошло, то не изменить. Взгляни ещё раз на Сиджеда! — схватив мальчика за щёки, Тимер поднял его голову. — Тебя смущает его детское лицо, наивные печальные глазки. А его отец плакал, когда развязывал войну с Зенрутом, когда его солдаты и маги убивали санпавских детей, превращали их в сирот? Кто из королей трёх воюющих стран задумывался над страдающими людьми? Пройдёт пятнадцать лет и наивные глазки Сиджеда пропадут в гордости, жестокости и безразличии. Я отомщу Геровальду. Сиджед будет моим невинным лебедем!
Тимер стянул перчатку и взялся за винамиатис.
— Карл, задумайся, какой прекрасный день! До восхода солнца умрут сразу два короля! Эмбер и Сиджед! Геровальд, дурень, слышишь меня?
Стекло зажглось, голос Тимера дошёл до Камерута. И регент увидел пламенную комнату, в котором на столе, словно жертвенный барашек, лежал его сын с разбитой губой и пылающей красной щекой.
— Геровальд, какого быть преданным, обманутым? — Тимер посмотрел на регента тяжёлым давящим взглядом.
— Тимер… Ты же… Спасти хотел моего сына… — выдавил из себя Геровальд тихим голосом, почти онемел. — Ты не убьёшь его.
Глаза Тимера полыхнули яростью как у Цубасары.
— Вот и нет! Убью твоего сына на твоих глазах! Король-регент, на кого ты понадеялся, на преданного тобой кровавого освободителя, губителя невинных душ? Я убью его. Ты ответишь, что отрёкся от нас.
Геровальд не доберётся до них. Он не знает, в какой из многочисленных комнат находится Тимер и Сиджед. А безумный огонь Цубасары распугнёт даже самого рискованного проходящего мага.
— Тимер, — Геровальд подавил вздох, из его глаз хлынули слёзы. — Я признаю тебя перед всем камерутским народом. Я подарю вам с Карлом Жадисом титулы, земли, возьму в свой совет. Тимер, не трогай мальчика. Возьми мою голову, но пощади мальчика.
Тимер хмуро скривился.
— Геровальд, я тут в пламенеющем дворце до головы проклятой Эмбер сам не могу добраться. Видишь ли, монархов хорошо охраняют маги и офицеры. Как ты представляешь меня бегущего за твоей головой? Не обманешь. И кто ты такой, чтобы твоя голова интересовала меня? Регент, зависящий от малолетства сына-короля. Через две минуты ты будешь никем, а камерутский трон по праву наследства займёт тётка Сидежда. Прощай, Геровальд! Прощай, малыш Сиджед!
— Тимер! Тимер! Молю!
Тимер лишь злобно смеялся. Он поправил стекло, чтобы отец лучше видел, как умирает его сын, и занёс над горлом нож.
Резкий звук вспорол воздух. Могучая волна отбросила Тимера и Карла в стену. Мигом померк огонь, разбились окна, посуда и магическое стекло. В комнату влетел Сальвара, обдуваемый ветром.
С быстротой молнии он воцарился возле Сиджеда и взял его в руки, вытащив ужасную тряпку изо рта.
— Сиджед, мальчик мой, — вздохнул Сальвара. — Ты со мной, драгоценное дитя.
Робко и напугано Сиджед дотронулся до гладкого лица своего спасителя и провёл рукой по щеке.
— Салли? Ты?
— Я, моё дитя. Я, Сиджед.
Сальвара уткнулся головой в ладонь Сиджеда и смотрел на него зачарованными глазами.
— Ты узнал меня, дитя.
— Мишка…
— Сальвара, не будь так наивен…
Тимер поднимался на ноги. Одежда покрылась пылью, изо рта текла кровь. Он держался обоими руками за нож цепко и твёрдо.
— Он сын твоего врага. Твоего пленителя. Сын предателя и лгуна. Геровальд должен познать месть, а Сиджед смерть, он ведь продолжение Геровальда, который однажды станет таким же равнодушным и мерзким, что и его отец.
— На сей день Геровальд и Сиджед — други мои, — зло сказал Сальвара. — Я ж тебе верил, Тимер Каньете.
Тимера передёрнуло. Предавать доверие короля это одно, но разочаровывать избранных абадон…
— Сальвара, как ты не вовремя! — мысль вырвалась в слух.
— Я зрю сквозь воздух. И я узрел. Сиджед был под твоим ножом. Боги праведные, слава вам! Я разглядел дворец, преж чем взмыть к помеченному месту и начать ждать проходящих! Тимер, что ты натворил… Убил людей камерутских. И моего младенца захотел отправить к богам, — горько сказал Сальвара. — Уходи. Я не такой как ты. Я хочу спасти твою душу. Уходи. Ради Сиджеда, что любил тебя, я пощажу тебя и друга твоего.
Сальвара сильнее прижал Сиджеда к себе. Мальчик не плакал и не стонал, крепкой хваткой он уцепился за тунику Сальвары и разочарованно смотрел на Тимера.
Тимер стоял, оперившись в стену. Боги, боги, за что вы посылаете такое испытание! Чуть не вырвался крик. Он и Сальвара должны идти вперёд, сокрушать врагов, вести мир к хаосу, поскольку устоявшийся порядок, основанный на лжи, лицемерии и страдании противоестествен и не справедлив.
— Мегуна показал мне память ваших предков, — Тимер не хотел бросать попыток привести Сальвару к истине. — Я увидел только мрак, который ненадолго развеять смогли лишь абадоны, отобрав у человечества магию. Короли предавали друзей, благородные и чуткие наследники вырастали тиранами, во все имена люди, называющие себя высшими, убивали, грабили и издевались над низшими. И вот сейчас твои абадоны вершат справедливость, они мстят трём странам за своё порабощение, за сломанные жизни миллионов людей, за гордыню трёх королей! Дай же и мне отомстить. Сальвара, возьмём нож вместе, двумя руками. Будь истинным абадоной.
Тимер сделал шаг вперёд и показал нож, лежащий на его ладони. Возле Сальвары оглушительно засвистел воздух.