Дворец Солнца, он был оплотом зенрутской монархии, недосягаемой твердыней. Пока не явилась мать, отмщающая за сына.
Были бы здесь абадоны, они остановили бы Цубасару! Аахен выругался про себя. Надо было оставить хотя бы одного на собрании. Соплеменник Цубасары обуял бы её стихию. Ведь кто победит абадону кроме другого абадоны? Аахен взглянул за окно, протирая очки, залепленные дымом. Цубасара размножила своё сознание, наделила им каждый кусок пламени. Стала единой со своей стихией. Цубасара окружала весь дворец, оказывалась на мгновения быстрее замков. И даже маги не могли бросить в её сторону силу — Цубасара нападала на них до появления первой капли воды или первого ветерка.
Аахен осторожно направил магию на устоявшее в саду дерево. Единственную выжившую пальму. Листья качнулись под влиянием растеневика. Ветка выросла и поползла ко дворцу. Быть может, он тот самый, кто остановит Цубасару? Вот умора, если слабый растеневик победит саму абадону! Аахен даже позволил себе улыбнуться. Нет, это бред. Не получится у него пробиться ветками пальмы или настенным плющом в логово Цубасары, обезоружить её и спасти королеву, если та, конечно же, ещё жива. Цубасара поймёт его замысел и вышвырнет как котёнка. Да и ветвь превратится в пепел, едва коснётся настоящего огня, который плотной неприступной стеной окружил королеву Эмбер.
А толпа, одуревших людей, бежала по всем коридорам. Доносились крики, что огонь не поранит их. Но люди верили своему страху, а не храбрым крикам товарищей. Канцлеры и лакеи, прислуга и помощники советников бежали, не зная куда. Из окон открывался вид на восточную часть дворца, в которой жила королевская семья и придворные. Матери неслись с детьми на руках, молодые фрейлины обнимали старушек и кричали в окна, звали на помощь. Паника отказывалась покидать людей.
И в то же время солдаты оттаскивали безумцев от пропасти. Под окнами растянули одеяла и полотна. Отчаянные маги натянули над землёй водное покрыло, чтобы удержать придворных от смерти. И на удивление Аахена Цубасара не разрушала это полотно. Огонь ласкал стены, едва касался человеческих голов, но не думал нападать на водных магов, которые уже прекратили бороться с ним. Цубасара огненными глазами наблюдала за людьми и пресекала лишь тех, кто мешал ей вершить месть. Даже проходящие маги робко стали совершать первые скачки, спасая обитателей дворца.
Покорные цепочки людей выходили из дворца во внутренний двор. Полковник Уайтс на улице руководил эвакуацией. Лендарский восстанавливал сообщение между Конорией и противоположной стороной. Принц Тобиан, не слушая предупреждения офицеров, бросался за людьми, которые стояли на краю окна, и заталкивал в коридор. В залах также сидели запуганные отчаявшиеся люди. Тобиан, перехватив один из винамиатисов военных, направлял отряды солдат к закрытым комнатам и залам. Страшнее дьявольского огня абадоны был только животный страх. Цубасара добилась своего — отвлекла обитателей дворца и сбежавших на огненное зарево конорийцев от судьбы королевы.
Но Аахен задумался. Если Цубасара хочет предать жестокой смерти только Эмбер, почему же она подняла этот шум, ведь должна осознавать, сколько жертв будет от её «невинного» ложного огня! И почему же пламя всё ещё горит? Спали человека, которого ненавидишь, и остановись. Цубасара решила растянуть страдания королевы?
— Ей нужна наша мать, ей нужна наша мать, — твердил как заведённый Тобиан. Принц прятал от офицеров и Аахена своё лицо. Он не хотел, чтобы кто-либо увидел, как он содрогается в страхе за мать.
— Боги, зачем же я полез в Чёрный океан! — Аахен не заметил, как оживил свои мысли.
Несмотря на отчаяние, надежда достучаться до Цубасары не покидала его. Может быть, она услышит его, увидит через свои чары, если именно он подойдёт к истинному огню. Аахен — возлюбленный её дочери, почти жених. А Нулефер, как и Уилл, не оценит мести своей второй матери. Аахен предупредил принца Тобиана, что идёт к Цубасаре. Вслед услышал предупреждение не жертвовать своей жизнью. Возможно, и правильнее ждать, пока наладят связь с Камерутом и Иширутом, вступить снова в переговоры и представлять сторону абадон. Но короли не раз слышали условия абадон, а в спасении сейчас нуждался дворец Солнца и душа Цубасары. Про королеву Эмбер, наверное, думать бесполезно. Она должна уже погибнуть или получить раны, несовместимые с жизнью.
Аахен побежал к северному корпусу, соединяющему личную королевскую и государственную часть дворца. Навстречу ему бежали люди, в лестничных пролётах было не протолкнуться. К запертой в огне королеве Эмбер также спешили офицеры и целители, толкая Аахена. Он слился с толпой, стал неузнаваем, чуть не потерял очки, когда его в бок больно толкнула грузная женщина.
«Так не пойдёт. А если свернуть?» Он видел узкий коридор, через который проходило мало людей. Аахен припомнил карту дворца, которую от любопытства изучал месяц или два назад. Кажется, можно нырнуть в малый коридор и выйти к северному корпусу. Пусть будет дольше, зато безлюднее. Главное, чтобы двери были открыты, и он нигде не ошибся.
Людей действительно оказалось меньше. Аахен бежал по тесному коридору, в который выходили двери подсобных помещений. Только бы успеть! Погрузившись в мысли, он не заметил, как налетел на человека в плаще. Оба стукнулись лба и упали на пол.
— Простите, я не со зла! — Аахен быстро подскочил, поправляя очки.
Он хотел было бежать дальше, нет времени, чтобы поднять на ноги человека и извиниться вежливее. Но взгляд всё равно устремился на мужчину, и Аахен обомлел. Перед ним был Карл Жадис собственной персоной. Карла выдала белобрысая голова, а дальше Аахен сразу узнал его, ведь он читал все сводки и вести про членов Кровавого общества. Хоть Карл и убегал от ужасного врага, его глаза горели звериным бешенством. Лицо было в синяках и запёкшей крови, оно казалось более резким и противным, чем Аахен видел по стеклу и в газетах.
— Карл Жадис, — Аахен произнёс его имя, как будто зафиксировал факт.
— Аахен? Тверей? — неприятно воскликнул Карл, тонки голоса отдавали змеиным шипением.
Из плаща топорщился нож, Карл протянул руку в рукоятке. Но Аахен не двигался. Он смотрел на Карла и изучал буйный вид человека, бежавшего от абадоны. И думал больше не про абадон, а про старые атаки Кровавого общества. С таким же диким оскалом Карл Жадис, славный поэт Фанин Ястреб, взрывал людей и вонзал в чужие спины ножи? Карл тоже замер, ожидая, что предпримет старейшина. Как-никак за слабаком Аахеном могут прятаться вооружённые офицеры или сильные маги. Ехидно улыбался, словно в жизни не осталось ничего, кроме животной улыбки, и трепетал рукоятку ножа.
«Был бы у меня нож, — в голову Аахена проникла мысль и обдала вкусом горячей крови. — Хотя винамиатисы при мне, я могу позвать офицеров».
И он сказал на зенрутском языке:
— Я тебя не трону. Мне нужен ответ: вы были в восточном крыле дворца. Карл, как ты попал в западное крыло? Цубасара заблокировала проход.
Карл засмеялся мерзким скрипучим смехом.
— Да, заблокировала. Дворцовые люди не могут проникнуть к своей королевы и спасти её. Кто находился поблизости — тех она выбросила на площадь Славы. Но для меня Цубасара погасила огонь. И я пробежал! Цубасара сохранила мне жизнь. Не знаю, как объяснить это чудо!
— Я объясню — её дочь Нулефер называла тебя другом, — заметил Аахен. — Цубасара не убивает друзей своих детей. Лишь их врагов. Однако я бы на её месте сжёг тебе все внутренности. Вы с Тимером Каньете усердно сбили Нулефер с пути.
— Нулефер — взрослая девочка, — Карл вытер слюни со рта возле смеха. — Она сама решает, с кем её путь.