Урсула грациозно-кокетливо повернулась на одной ноге и по-девичьи откинулась спиной назад. Джексон поймал её, не дав Урсуле упасть.
— Я бесполезна. Я целыми днями провожу в отделе, занимаюсь бумажной волокитой, работаю с магами, заряжающими камнями. Знаешь, как нашей стране не хватает магов? Для того, чтобы зарядить винамиатис, толковому магу нужно минут пятнадцать-тридцать. Ему нужен перерыв в течение рабочего дня, он не хочет работать больше семи-восьми часов, ведь сил уходит ужас сколько! А производство винамиатисов растёт и растёт! Зенрут так и норовит подписать очередной контракт с другими странами. И мне приходится решать все эти проблемы и заодно обучать Уилларда! Думаешь, есть время для другого?
Джексон одобрительно закивал:
— Глаза есть, уши есть и время найдётся. Но самое главное, ты утаить от меня не сможешь — свою силу. Она мне также нужна. Урсула, принюхайся, чем пахнет?
Урсула затрясла носом и быстро передёрнулась, закрыв лицо руками.
— Не знаю, Джек, что ты имеешь в виду, но я чувствую одно — навоз и отходы поблизости. Фу, кто это нагадил?
— Твоя королева! — взмахнул руками Джексон. — Наша страна загнивает, разлагается! Она погрязла в отходах! А что делают с отходами, если их не смыла канализация? Очищают своими руками.
— Ты бредишь, мой друг. Ты слишком привязан к этой стране, маг.
Джексон слабо улыбнулся, перевёл взгляд на Живчика, не убежал ли пёс от него, и ответил:
— И что с того, что это страна манаров? Я родился здесь, вырос. Зенрут — мой дом. Я не могу такое сказать про Тенкуни. Да, я там прожил шесть лет, там родились мои родители, живут до сих пор дядя и тётя, заменившие мне отца и мать. Но я всегда чувствовал, что в Тенкуни мне не место. Сколько я раз говорил тебе, что уеду? Наверное, не сосчитать. Я смотрю сейчас вдаль и восхищаюсь всем, что вижу: посеревшим листиком на земле, стаей зимних птиц над головой, голосами людей. Скажешь, листья, птицы и люди во всех странах мира есть. Соглашусь, но есть такое слово. Оно простое — родина. И на этом сказ окончен. Урсула, а ты можешь назвать одну из двух стран, Зенрут либо Тенкуни, своей родиной?
Урсула оторвала ясные глаза от Джексона и застегнула пальто, ей вдруг стало холодно.
— Я получила гражданство Зенру…
— Всё понятно, — оборвал на полуслове её Джексон. — Если сразу не назвала страну, то ответ очевиден. Урсула, почему ты перестала помогать освободителям?
Урсула прикусила губу, её звонкий голосок зазвучал грубо, недовольно:
— События трёхлетней давности показали, что их работа бессмыслена. Помогать рабам, этим лишённым воли людям… Это не то. Ну вот, сняли Каньете с триста невольников ошейники, соорудили для них путь через Санпаву за границу, где бы они были свободны, подготовили документы. Что сделали люди на пути к свободе? Стали искать оружие и напали на своих хозяев. В итоге их убили, покалечили кнутами их семьи, а Линда и Грэди умерли в тюрьме от отёка лёгких. Порабощённые не умеют управлять своей свободой. Тогда это я поняла.
Джексон язвительно кашлянул и открыл рот, но Урсула не дала ему сказать:
— А почему ты, губернатор Санпавы, не спас хотя бы Грэди и Линду? Где ты пропадал в тот день?
По лицу Джексона пробежала дрожь, он едва ли не отпрыгнул от Урсулы, но вовремя удержался. Засуетился, замотал головой и, что заметила Урсула, глазами впился в Живчика, который нюхал какую-то кость на земле.
— Я был на другом фронте.
— Загадки, загадки, загадки, — вздохнула волшебница. — Но правду от меня не утаишь ими, ты не спас своих друзей. Как-то меня поглотили речи освободителей, я с лихвой насмотрелась зверств во дворце, решила бороться с рабством. Придумала незатейливый план, как спасти Уилларда, ради этого мальчика, заворожённая сладкими словами о свободе, готова была отказаться от своего прибыльного места. Но не вышло. Нас сдал один из вольноотпущенников из отряда, он припомнил моё имя и имя Уилларда, которое случайно выкрикнула Нулефер, и с чистой совестью назвал его властям, описав как следует новую внешностью Уилла. Вместо свободы мальчик получил ещё больше страданий, ты видел надпись на его ошейнике?
— Не обратил внимания.
— Надо было. Раньше он имел надежду на побег, но её забрали. Теперь на ошейнике красуется имя того подлеца, имея связь с ошейником, он в любой момент может обратить свой взор на карту, и винамиатис в ошейнике покажет место, куда сбежал Уилл, — Урсула замолчала и протяжно вздохнула. — Восстание трёхлетней давности окончательно мне раскрыло глаза. Кто хочет жизни, тот борется. Кто не хочет, тот существует как вещь. Я добилась в этой жизни всего, чего хотела, и я не хочу это потерять. Я не раскрою тебе тайны дворца.
Джексон закрыл глаза. Может, так он услышит что-то знакомое, доброе, смелое. Но этого не было. Язвительно причмокнув уголками губ, он подметил:
— Однако ты позволила приблизиться мне к тебе и Уилларду. Твоё очаровательное личико говорит мне, что ты не против моего молчаливого еле заметного присутствия среди вас. А уж я всегда смогу откопать золото в дерьме, ты это знаешь. Тайны и слабые места дворца не пробегут мимо меня.
***
Первыми домой вернулись Уилл и Бонтин. На ногах наглого раба были потрёпанные башмаки, купленные явно у какого-то старьёвщика. Нулефер это обеспокоило, неужто такую рухлядь парни искали до середины вечера. Но лицо Уилла, которое быстро напряглось, как только он перешагнул порог, дало ей ответ: не в ботинках дело.
— Я думала, вы купите лучше товар, — осторожно заговорила Нулефер.
— Мой хозяин не любит, когда кто-то красивее него одет, — ответил Бон.
За ребятами пришли Элеонора и Тина, Люси несла за ними коробку со столичными сувенирами. Последними подоспели Живчик, Джексон и Урсула. Марион первым делом взглянул на ошейник Уилла. «Уиллард. Огастус Афовийский. Дворец Солнца». Джексон презрительно скривил рот, но ничего не сказал. Было девять часов вечера, а гости и хозяева ещё не поели. У Бонтина заурчало в животе, Уилл засуетился, взглянул на часы.
— Тебе пора домой, поздно прилетишь, нужно ведь выспаться будет перед завтрашним днём.
— Не высплюсь ночью, посплю днём. Я не боюсь своих хозяев, — смело возразил Бон.
Урсула покачала головой и отправилась на кухню, по указанию пальца за ней пошла Люси, надо же помогать хозяйке дома. Без чужих слов или подсказок показать свои кулинарные способности решил Джексон. Элеонора удивлённо развела руками: вот же чудаки эта парочка, Урсула, имея под рукой двух рабов, утруждает себя готовкой, Джексон равняется с её рабыней Люси. Уиллард, оставленный наедине с Нулефер, сразу же почувствовал неловкость. Не зная, что делать, он решил отвлечься от насущных разговоров, вытащил из личного шкафа учительницы серый, неживой винамиатис и стал показывать Нулефер и её родственницам, как нужно его заряжать. Он зажал камень в руке и не разжимая его, не шевелясь, едва дышав, сидел так тридцать минут. Лицо то бледнело, то краснело как у беспробудного пьяницы. Вода, стоявшая в вазе с цветами, колыхалась. Наконец-то Уилл облегчённо вздохнул и разжал руку. На его ладони лежал жёлтый камень, который излучал свет.
— Я наделил его магией, — сказал Уилл. — Мне не принадлежит магия света и тьмы, она как бы сосредоточена в камне, а я только разбудил её из спячки. Этот камень прослужит месяца три, большее — шесть. Вечным ничего не может быть.
— А что с ним потом станет? — спросила Тина.
— Станет серым и мёртвым, похожим очень на сероземельник, но другим веществом. Его, скорее всего, используют в строительстве.
Когда ужин был готов, к столу моментально бросился Бон. Он жадно поглощал всё, что попадалось под руки, даже простой хлеб, но он не забывал пользоваться салфетками, знал толк, для какого блюда нужна та или иная вилка.
— Тебя месяц не кормили что ли? — посмеялась Нулефер.
— Три дня, — ответил за друга Уилл. — Тебе не понять, что такое голод.