Иги ахнул и чуть не упал со стула.
— Не пугайтесь, — громко сказал Тобиан и мирно сложил руки на груди. — Старейшина Тверей просто шутит. Король Иги, король-регент Геровальд решительно готов рискнуть своей жизнью. Мы всей огромной толпой ждём только вашего согласия. Вы один мнётесь как напуганный ребёнок. И не думаете о будущем вашего государства. Даже абадонский старейшина Тверей больше беспокоится об иширутчанах. Заметили, что мы не про Санпаву говорим, а про судьбу Иширута и Камерута? Санпава… Её возрождение долгом ляжет на Зенрут.
Иги тревожно мял листы бумаги и кусал губы, Геровальд что-то шептал ему и в шёпоте камерутского короля чувствовались угрозы. Плохо, что их разделяет стекло. Тобиан бы сказал пару ласковых слов прямо в лицо Иги. Нет. Не сказал бы. Он за Фредера взял на свои плечи судьбу Зенрута и должен держать себя в руках. Какая эта мука. Тобиан был вместо короля несколько часов и уже настрадался. Его место не здесь. Дом в той бушующей от горя и смертей Санпаве, в её разграбленных и навечно переставших существовать городах и деревнях. Рядом с Джексоном Марионом, который на духовном уровне стал ближе родного брата. Смерть объединяет людей не хуже жизни. Во всяком случае избавиться от этой связи можно только, убив свою душу.
Если Фредер выживет… Тобиан знал, куда он вернётся и чему посвятит свою жизнь.
— Король Иги! — на повышенных тонах сказал Геровальд. — Осознайте вы уже опасность абадон. Я бы тоже никогда не пошёл на этот шаг, но Камерут не простит мне уничтожения городов и провинций.
— Осознание не ко всем приходит, — вздохнул Тобиан. — Это тоже мы должны осознавать.
— Я не привозил в Иширут абадон, не порабощал их. Разбирайтесь сами. Я ухожу.
Иги Тесивотский встал, кашлянул для уверенности и задрал голову кверху. Свита кричала ему сесть, почти приказывала. Иги спешил уйти. Действительно, иширутский король не встречался вживую с абадонами, а от него что-то требуют.
— Ваше Величество! Погодите! — вдруг закричал иширутский офицер полковник. Рука прислонила к уху связывающий винамиатис. — Генерал Шенрох пришёл в себя.
Ехидная усмешка пробежала на лице полковника.
Король Иги развернулся. Ужас застыл в его широких глазах.
***
Абадоны с Нулефер и Уиллардом влетели во внутренний двор. В глаза им тут же хлынул яркий свет, огонь затмил небо, раскалённый воздух обжигал кожу. Повсюду кричали, солдаты выводили людей и не пропускали никого внутрь. Дворец Солнца пылал как картонный домик. И в то же время не сгорал. Он представлял несгорающий факел, наполненный отчаянием, скорбью и безумным страхом всех его обитателей и всех конорийцев, кто прибежал поглядеть на судный день королевы.
Эдуэг и Тахан попробовали унять пламя, даже воспользовались руками. Мысли было недостаточно, чтобы погасла хоть искра. Необъятный свободный огонь обратился горящими столбами, красной оградой закрыл абадонам дорогу, словно говорил: «Не подходите. Не мешайте мне!»
«Цубасара, куда тебя завела месть?» — с сожалением подумала Нулефер. Тёмные облака приняли очертания ехидной улыбки. Цубасара, по всей видимости, наслаждалась чужой болью. Абадонка ощутила появление своих детей. Кисть пламени превратилась в руку и провела по щеке сына и дочери.
— Принцы Фредер и Тобиан эвакуированы? — первым делом спросил встревоженный Уилл у капитана стражи.
— Принц Тобиан в Центральном полку с Твереем, — ответил гвардеец. — Принц Фредер… Он отказался покидать дворец. Сейчас кронпринц в лазарете.
— Отказался? Он пришёл в себя? — на мгновение лицо Уилла заиграло новыми красками. — Я отправляюсь к Его Высочеству. Если проходящие могут передвигаться в этом кошмаре, пусть немедленно перенаправят меня к принцу.
— Как же Цубасара? — Нулефер дёрнула его за руку. — Мы должны остановить её.
— Останавливай, — Уилл сурово посмотрел на неё. — У абадон даже не получается побороть её огонь. Королеву не спасти. Нулефер, нам поздно сказали о прибытии Цубасары.
Нулефер окинула дворец. Устрашающий огонь был игрой на публику, отвлечением внимания, она погладила горящие стены и почувствовала только тепло. Никакой боли. Но что творится внутри?
— Там истинное пламя, — сказал Тахан, в десятый раз пытаясь своим огнём справится с фальшивкой Цубасары. — Внутри застыла смерть.
— Королева Эмбер, есть надежда спасти её? — спросил Уилл воздуховика Харим.
Харима зажмурил глаза. Чары Цубасары мешали даже ему.
— Я вижу одну женщину. И пепел, что покрыл стены.
Вода Агэма, воздух Харима оказались слабы перед стихией Цубасары. Огонь кружил над их головами, раздувался и притворялся, что нападёт. Но даже не опалил собратьев Цубасары. Он принимал форму цепей и как бы сковывал абадон, относил их дальше от стен. Стоило абадонам начать сопротивляться, пламя взрывалось перед их глазами. Но не причиняло боли и вреда.
«Моё возмездие. Не ваше! Будьте в покое» — начертались в воздухе ярко-рыжие буквы и погасли, оставляя за собой кружащие искры.
«Мы не успели», — заключила Нулефер. Дворец Солнца стал домом Цубасары, её игралищем над бедными запуганными людишками.
— Абадоны, — молвила Нулефер и вспомнила Хелеза, — оставьте попытки. Не злите Цубасару. Нам хватило взбешённого Онисея.
С Цубасарой не справлялись даже абадоны. Конечно, соплеменники действовали не в полную силу, иначе бы их стихии взорвали площадь Славы и ближайшие районы. Но мощь Цубасары, питающаяся яростью и местью, поражала всех.
— Отправляйтесь в Центральный полк к Аахену, пока проходящие маги ещё в милости Цубасары. Мы попробуем докричаться до нашей матери.
Она дождалась разрешения капитана и взяла за руку Уилла. Без приказов свыше Нулефер не рисковала самостоятельно бежать к Цубасаре. Она на чужой территории, в замке королей, над чьими законами многократно глумилась. Нулефер и Уилл последовали за проходящим и оказались перед дверями дворцового лазарета. По стенам гулял дикий огонь, тонкой змейкой струился по паркету, залезал на гвардейцев, преданно охраняющих принца, и пытался, если не напугать их, то посмеяться.
— Там моя мать. Моя мать! Я никуда не уйду. Уберите от меня свои руки. Хорошо, пусть я сгорю в этом дворце. Но я никуда не уйду! — доносился иступлённый крик Фредера.
— Он жив, — выдохнул Уилл и вбежал в комнату.
Кронпринца было не узнать. Фредер, которого она всегда видела на стекле свежим и бодрым, с румяным задумчивым лицом, а однажды и встретилась вживую, был бледен, разбит, глаза утонули кровоподтёках и синяках, сухие губы дрожали, руки тоже тряслись. Принц перебирался с койки на инвалидное кресло. И, пока целители поддерживали его состояние живительным светом, Фредер с помощью Люси переносил на подставку ногу и отмахивался от гвардейцев. Уилл кинулся к нему и обнял так сильно, что Фредер вскрикнул от боли.
Нулефер подошла к подруге детства, стараясь не засматриваться на её побитое лицо и руки, натёртые до крови наручниками, мило кивнула и положила ладонь на плечо.
— Люси, как давно мы не виделись, — улыбнулась Нулефер.
Люси, любимая подруга, и первый человек, которому она нанесла непоправимое зло. Без тоски и сожалений Нулефер не могла спокойно смотреть на Люси. Они так и не поговорили о том страшном дне, прочная стена навеки застыла между ними. Хоть бывшие подруги и научились смеяться, шутить, пока одна из них не вступила в Кровавое общество, Нулефер казалось, что эту стену, вставшую перед Люси, она никогда не преодолеет. И сейчас Люси смахнула слёзы и привычно засмеялась, показав пальцем на фингал.
— Как тебе моя физиономия?
— У меня было хуже, — ответила Нулефер.
Смехом они скрывали подступающий плач, вспоминали отцов, ждущих в Хаше и Рыси пришествия абадон, огненные змейки скользили над их головами, тем временем Уилл расспрашивал Фредера что да как.