«И я чудовище».
Проходящий уже всех предупредил. Нулефер, Уилл и Цубасара приготовились перемещаться. Как вдруг их остановил голос Фредера.
— Постойте.
Принц упёрся на ручки коляски, напыжился. Он ухватился за стоявшего рядом офицера, второй рукой взялся за Люси и оторвался от кресла. Фредер держался на ногах лишь благодаря двум помощникам. Он попробовал сдвинуть ногу, но не получилось. Движение отдалось болью в груди. Фредер не сдался. Тихо стоная, он протянул ногу вперёд, потом вторую. Отпустил офицера и кивком попросил Люси не держать его.
— Я тоже иду с вами. Эмбер и Огастус мертвы. Я их наследник.
Ярое пламя покидало дворец и багровым сверканием металось в небе. Оно встречало восходящее солнце, врывающееся в утро алым рассветом сквозь ночные цепи.
***
Кровь залепила глаза, хлестала из ножевой раны в груди, из порезов и шрамов от кнута абадоны, правая рука болталась безжизненной культёй. Глава освободителей плёлся по горящим тоннелям дворца Солнца. Падал, вставал, падал, терял сознание, просыпался, находил невероятные силы для нового шажка и стремился перейти на неуклюжий бег. Сочная и свежая кровь покрывала грязно-багровые следы драк и сражений прошлых веков. Прижимаясь израненной спиной к холодным стенам, Тимер будто бы оставлял в подземелье знак, отпечатывал свой след в истории дворца.
Вниз, вниз, поворот направо, прямо, узкая дверь налево, малюсенькая лестница вверх, снова направо. Он знал куда идёт. Сами Боги направляли Тимера к свободе, к последнему пристанищу. Их храму. Их дому. У Тимера темнело перед глазами, временами исчезало сознание. Но помнил, он всё помнил. Умело обходил посты охраны, разорванным ухом ловил звуки подступающих шагов и прятался в тёмном грязном углу. Эх, какая досада! Недавно он был безжалостным зверем, которого невозможно загнать в угол. Он бы выскочил первым и впился окровавленными зубами в горло пробегающего вооружённого врага, перегрыз бы ему все внутренности и, задрав голову вверх, поблагодарив на новый удачливый бой богов, ринулся бы дальше. За тонкой стеной кто-то побежал. Шаги неуверенные, мягкие, их сопровождает женский печальный стон. Тимер лишь жался к стене, окропляя её своей кровью, сейчас он не справится даже с перепуганной служанкой.
Беглянка затерялась вдали, ускользнув в ложное пламя Цубасары. Надо идти вперёд. Скоро будет выход на площадь Славы, в тёмные закрома конорской канализации.
Близок рассвет.
Тимер осознал, что он уже не в замке, когда затих абадонский огонь. В нос вдарил смрад грязи и испражнений. Каков ужасен его последний путь до храма любимых богов! И он побежал, спотыкаясь и падая в лужи нечистот. Ужасно знобило тело, болью кричала голова, в новых вспышках игры света и тьмы появились Линда и Грэди.
— Мама, отец, — через влажные от крови губы шептал Тимер.
Горькие слёзы текли из глаз, призраки родителей не отвечали ему.
— Вы… гордитесь мною? — протянул он, забираясь по колени в подземную реку. Рана в груди зверски взывала, когда соприкоснулась с водой.
Ботинки обмокли и потяжелели, Тимер выбросил их. Снял с себя порванную рубаху и кое-как прижал лохмотья к ране. Израненное тело ласкала сточная острая вода. Другого пути в храм нет, только через клоаку, только через городские нечистоты он сможет очистить себя и принять смерть на ложе богов.
— Мама, отец… вы… слышите меня?
Мёртвые оставались глухи к словам живого. «Хоть бы Боги дали нам встретиться!» — теплилась в Тимере последняя надежда. Мать, отец, мать, отец… Потеря крови, видимо, затуманила его разум. «Какими были мои… родные мать и отец?» — задумался он. Детёныш, выращенный в колбе, созданный лишь для того, чтобы служить сильным людям, нормальным людям.
«Я не смёл все заводы по выращиванию людей. Не успел… Не получилось». Слёзы крупными каплями падали со звоном в зловонные воды Зенрута. Люди без прошлого, без настоящего, без будущего. Они будут и будут рождаться в Зенруте. Не так — появляться на свет из колбы как жалкие муравьи или мухи. Рождение — право свободного человека.
Перед глазами стоит захваченное помещение с десятками растущими в колбах созданиями. Тимер разбивает колбы, убивает будущих рабов. В те далёкие дни славы ему казалось, что он жалеет маленьких беспомощных младенцев. Сейчас, утопая в грязи, умирающий рассудок вдруг твердит: «Я видел своё отражение. Я видел свою ничтожность».
Во мраке зажёгся огонь фонаря, вода убывает. Хвала богам, ещё немного ему осталось ползти! Поворот направо, ещё раз направо, первый тоннель. Нет, кажется, второй тоннель. Прямо до ступенек, наверх на новый уровень, и ещё раз направо до двух узких окошек. Протиснуться нужно в левое и идти, пока над головой не возникнет люк, что ведёт наверх к храму.
— Карл, Карл… — молили запёкшие губы Тимера. — Живи, живи…
Так и не успел отблагодарить Карла за дружбу и преданность. Карл был его другом, братом по духу, спасителем и вдохновителем. Без Карла Тимер никогда бы убил в себе милосердие. Карл был сильнее него, он натолкнул Тимера на убийство людей, живущих на улице Лебедей. Карл уничтожил старого сомневающегося Тимера и создал нового, правильного, сильного, преданного только Богам и делу.
Был ещё человек, которому он не успел сказать, что любит его. Делия Швин. Она была красивой, нежной, такой лёгкой и свободной, всегда улыбалась и смотрела на жизнь через стекло веселья и смеха. И какая отвага жила в девушке! Маленькая пташка превратилась в грозного орла, когда оказалась на площади Славы. Делия далеко бы пошла, если бы её не пленили. Отчего-то Тимер верил, что Делия не долго просидит в оковах. Они не победят маленькую птичку. Делия сбежит, выпорхнет из своей тесной клетки. И Тимер найдёт её. Он представлял себя с Делией вместе, виделось, что у них непременно будет шестеро детей: три мальчика и три девочки, которые пойдут по стопам родителей и создадут новый светлый мир.
Карл не разделял мечтаний Тимера по сочинённому образу. Он водил своего командира по борделям, знакомил с различными красавицами, но Тимер даже прикасаться не хотел к этим грязным женщинам. Как-то Карл спросил его, а точно ли Тимер любит именно женщин, не пытается его обмануть, прикрываясь Делией Швин? И получил от своего друга плевок в лицо.
Тимеру нужна Делия. Только Делия Швин. Его свободолюбивая Пташка.
Света уже больше. Больше. Он слышит грохот экипажей, свист летающих повозок. Осталось потерпеть ещё немного, и он будет возле храма. Боги, дайте силы доползти! Тимер потерял уже столько крови, что сам удивлялся как держится ещё на ногах, вернее, цепляется за стены окровавленными руками и передвигается почти что на коленях. В его ранах уже столько грязи, что если он не умрёт от потери крови и от нарастающей боли, то сгниёт заживо от внутренних паразитов и заражения. Южная смерть губила людей истощением тела и красной коркой. Наверное, она родилась в этих злачных местах, где всё сущее создано с целью сразить человека, попавшего в их грязные зловонные лапы.
Но всё-таки славно он отомстил зенрутским свиньям, сломавшим его детство, отобравшим родителям, издевающимся над сотнями бесправных людей. Мелкие и широкие раны, оставленные Сальварой, ныли в мучительной агонии. Она разрывала тело Тимера, мешала ему свободно вздохнуть, забыть хотя бы на мгновение о боли. И всё же у него нашлись силы улыбнуться. Он на своей шкуре чувствует, как жутко погибали его жертвы. И ни капли не жалеет! Так и надо им всем, чтобы ещё вечно страдали на псарне Создателей. Всему Зенруту, конечно, не отомстил, но главным изуверам, которых не брало правосудие, он воздал за их грехи. Казоквары, Зимары… Они познали страшную смерть. Его верный нож принял кровь рабовладельцев, знатных чиновников, генералов, защитников рабства.
Только… Нож не увидел крови ларских хозяев Тимера.
«Я не смог.»
Он не смог, эта мысль безжалостно вгрызалась в мозг, заставляя голову болеть ещё сильнее. Тимер едва протискивался в маленькое окошечко в клоаке, ведущее к свободе. Рука дрожала, ноги едва переступали. «Не смог… Не смог…»
Он не смог. Тимер, создавая Кровавое общество, мечтал, что сперва он вкусит страх и ужас на лицах своих хозяев. С Карлом и погибшими близнецами Брэттли и Дэном он явился в Ларк. Тимер представлял, как под видом путешественника, интересующегося древней историей Ларка и развалинами старого города, войдёт в дом хозяина. Внезапно атакует, запрёт фермера и его мерзкую семейку в одной из комнат и долго-предолго будет мстить, пока от его прошлых хозяев не останется живого места, а потом сожжёт их едва живые тела. Хотя… Возможно, это милосердно? Быть может, придумать наказание пострашнее? Похитить фермеров и убивать их медленно, растянув мучения на года?