Необычно было видеть ворчащего Фредера. «Теперь это Тобиан. Я должна запомнить его лицо. Теперь это Тобиан». К тому, что умерший Бонтин, возрождённый Тобиан, выглядит иначе, тоже нужно попривыкнуть. Человек сильно привязывается к внешнему облику другого. Ей, посвящённой как полтора года в тайну дворца, и то тяжело при имени Тобиана представлять не бледнолицего Бонтина, а его истинное лицо, тяжело отделять образ сурового Фредера от от его дерзкого брата. Что уж говорить про зенрутчан, которым лишь шестицу назад представили близнеца короля как личность, как нового человека.
«Ты Тобиан», — Нулефер постаралась сфокусировать в памяти его лицо и не думать о брате-близнеце.
Мальчишки оставили их вдвоём. Нулефер и Люси присели на диванчик, они не знали, с чего начать. Путались, перебивали друг друга, смешивали прошлое и настоящее, а потом успокоились и мирно, медленно стали беседовать. Они говорили обо всём. О сущих безделицах, об эклерах, о платьях, о парусных кораблях, о вчерашнем дне рождении Люси. Вспоминали детские забавы, игры, смеялись над глупыми ссорами из-за качелей. Обсуждали войну, абадон, погибших Эмбер и Огастуса, стонущую Санпаву. Люси делилась своей болью по сиротевшим детям и по людям, лишившихся дома, Нулефер рассказывала, что она видела в Абадонии. Они рассуждали про богов, про их запреты и законы, про проклятия и дары. Люси признавалась, она тоже хочет повидать священный город Абадону, но позже… Позже, когда в Санпаве смогут спокойно жить люди. Нулефер и Люси вспоминали родителей.
— Моя мама просит у тебя прощение. Она о многом сожалеет. Она хочет тебя увидеть, но она в изгнании. Если ты когда-нибудь навестишь меня в Тенкуни, встреться, пожалуйста, с моей мамой.
— Обязательно, — спокойно отвечала Люси.
Они проговорили до самого вечера. Их никто не прерывались, лишь Тобиан иногда бесшумно заходил в комнату и на подносе приносил еду и напитки. Когда за окном потемнело, девушки опомнились и взглянули на часы.
— Приходи в гости, — сказала Нулефер.
— Жди меня в ближайшее время! — воскликнула Люси и тихим голосом добавила: — Подруга моя.
Нулефер попросила позвать проходящего мага. Её во дворец к королю привели пленницей, уходила она прощённой победительницей. Больше не причинит она людям горе, не пролёт кровь. Если отступится и её сразит отчаяние и ярость, то память прошлых людей, запечатанная в её сознании, всегда напомнит о незыблемых ценностях жизни.
— До встречи, тенкунка! — прокричала Люси.
— Я абадона, — с гордостью сказала Нулефер. — Абадона. На острове я обрела себя.
========== Глава 69. “Я Тобиан” ==========
— Готов? — спросил Тобиан, поправляя Фредеру красный воротник белоснежного коронационного мундира.
— Волнуюсь, — честно ответил он. — Не каждый день хожу на коронацию.
— Держись, — Уилл снял с его пальца траурный перстень и одел на руки перчатки, расшитые серебряными нитками. — Отчитаешь клятвы, речи и сможешь расслабиться.
— Выпьем рюмочку, другую, а там и танцевать побежишь, — добавил Тобиан. — Но, но, не красней! Не дыши так громко, всех птиц распугаешь!
Возле короля, в его покоях, толпились камергеры, парикмахеры, слуги, они душили его приятными духами с запахом корицы, ровняли волосы под чёрную двууголку с пышным цветным пером. Фредер для поддержки прикасался к медальону отца, спрятанному под одеждами, хотя церемония ещё не началась. Радовало, что Тобиан и Уиллард в этот важный для него день стояли рядом. Брат подшучивал, друг тёплым голосом подбадривал его. Они оделись в чёрные праздничные фраки, на шеях были галстуки, одинаковые, бордовые, чтобы подчеркнуть, что они одна семья. Уиллу не полагался мундир, он ведь только на днях получил свободу и ещё даже не стал курсантом, Тобиан, как член королевской семьи, мог надеть традиционный военный костюм, но желания не было. Он вернул себе имя, данную при рождении фамилию, и больше ничего не хотел.
— Не скучай, малышка, — Фредер почесал за ухом Зуи, которая вальяжно раскинулась на стуле поверх его одежды. — Вечером вернусь.
«Дайте, боги, сил!» — помолился он статуе верховных богов, уходя из своих покоев.
И его повезли в храм Супругов-Создателей. Ещё вдали виднелась фиолетовая крыша мощного, раскинувшегося на большую площадь, святого дома. Главный храм Конории, в котором короновалась и его мать Эмбер, и дед Вильяс, и прадед Джозеф, и коварно убитый брат Джозефа Реджир. Вся династия Афовийских, начиная с основателя Афова, приносила присягу в храме Супругов-Создателей. Толстые белокаменные стены были двойными, защищающими от врагов. Высокие окна покрыты цветной мозаикой с фигурами божественных Мужа и Жены, фиолетовую крышу, купающуюся в лучах солнца, сковал золотой гонг.
Карета Фредера, запряжённая четвёркой белых коней, ехала через толпу ликующих людей.
— Король! Король! Король Фредер! — кричал народ.
Он улыбался через окошко подданным, взгляд останавливался на детворе, что захватила все столбы и крыши. «Эти дети вырастут при моём правлении», — думал он и сжимал кулаки от накатывающейся на него ответственности за каждого человека, который будет при нём жить. Фредер замечал десятки людей, прорывающихся вперёд, чтобы поглазеть на короля — на их шеях был ошейник. Рабы встречали короля-освободителя, умоляюще просили его о воле и покровительстве.
Коронация должна пройти скромно, ведь это даже не коронация, принятая во многих других странах, сопровождающая пышными торжествами, а лишь принесение присяги на служение Зенруту и Пятнадцати богам. Королём Фредер стал в ту минуту, когда Цубасара сожгла Эмбер, сейчас же происходит лишь официальная церемония, на которой он принесёт клятвы и получит благословение верховного священника. И издаст первый свой закон. Впрочем, первый после коронации, указы и законы Фредер издавал тотчас, как узнал о смерти матери.
Фредер не откладывал церемонию на месяцы, хоть и просили его советники провести коронацию через полгода, а то и через год, когда Зенрут соберётся с силами после войны и сможет роскошно отметить торжество. Но Фредер хотел покончить поскорее с правилами, объявить о самом значимом законе, выше которого по традиции даже не встанет парламент, и забыть, через какую боль и потери он надел корону. Кроме того, излишняя пышность была не в его духе.
Народ мыслил иначе: собирались толпами, ярко и нарядно одеваясь, танцевали на улицах, украшали гирляндами и флажками столицу, вечером объявили о зрелищах под открытым небом с лучшими актёрами и циркачами Зенрута.
Впереди ехала карета короля, за ней карета с Тобианом, Дианой и Изикой, а также с Уиллардом, Фредер настоял, чтобы Уилл в этот день присутствовал не как телохранитель, а как друг, член семьи. Королевский экипаж остановился у порога храма. Фредер выходил под бурное ликование людей. Гвардия была начеку, в толпе схоронились переодетые под простых зенрутчан зоркие сокола и маги. У дверей храма его приветствовали двое — премьер-министр Роберт Отлирский, отдающий королю часть власти, и военный министр Лендарский, принимающий нового верховного главнокомандующего. Лендарский держался живчиком, один глаз был закрыт чёрной повязкой, которая была временным атрибутом. Целители восстановили глаз Лендарскому, оставались лишь некрасивые царапины, обещавшие зажить. «А вот Нулефер одним ударом уничтожила Казоквару глаз», — на днях сказал Уилл, с нескрываемой гордостью за сестру.
Фредёр пошёл первым, держа руку на шпаге, Отлирский и Лендарский следовали за ним. Тобиан, Уиллард и двоюродные сёстры встали на почётные места возле ступеней перед алтарём. Королевская семья Афовийских была скромна: два молодых брата-близнеца, один из которых пол месяца назад восстал из мёртвых и две их двоюродные сёстры, бастардки, узаконенные покойным Огастусом. Диана и Изика смущённо комкали платья и переглядывались, они словно не ожидали, что Фредер пригласит на места для членов семьи. Но девушки были дочерями его дяди, племянницами его матери, носителями фамилии, принцессами. И Фредер не избегал такого родства. Он не мог назвать близкими свои отношения с двоюродными сестрицами, они виделись лишь по праздникам, общались мало, но теперь Фредер приближал девушек к себе, а через них знакомился с их окружением, состоящим из людей разных взглядов, целей и чинов. За Афовийскими стояла дальняя родня, двоюродные и троюродные дядюшки и тётушки, в том числе жена и дети Отлирского. Одетые в шелка и меха, несмотря на царившее лето, они улыбались, ликовали, радуясь приходу короля. Фредер улавливал, как маркизы и графы стоят на безопасном расстоянии от принца Тобиана, будто тот нападёт на них. Было видно, им неприятно находиться в одном обществе с ним. Не удивительно, бастард и вольноотпущенник, заявивший, что он умерший принц, нахально влез в зенрутскую знать. Тобиану не верили, словам Фредера тоже не верили, даже Отлирскому не верили. Казалось, что король Фредер насмешливо играет с Зенрутом, выдавая двоюродного родственника за родного брата. Однако с утверждением короля никто не спорил, Тобиана называли так, как он требовал.