Элеонора гордо вскинула голову и направилась к двери. Эван загородил рукой ей пути.
— Что тебе мешает меня отпустить?! — закричала она. — Любовь к нашему сыну? Ты его любишь? Любишь Джеймса?
— Не знаю, люблю ли… — простонал Эван. — Я не понимаю, что мне делать с этим ребёнком.
— Дай ему свободу, — Элеонора оттянула руку Эвана и прошла мимо него.
Оказавшись в коридоре, Элеонора полной грудью вдохнула свежий летний воздух. Она ещё не была у священника, но уже ощущала себя свободной, словно с её рук сняли тяжёлые цепи. Рабы кланялись, когда по коридору и по длинной лестнице проходила госпожа. Элеонора улыбалась, здоровалась с каждым невольником, желала им хорошего дня и дарила комплименты. Ошейники, кнуты, колодки — всё, это теперь другая жизнь. Она вернётся к отцу, вдвоём они начнут обращать рабов в свободных рабочих, чтобы без потерь встретить день отмены рабства.
Казоквары уже не побеспокоят её, Эван не захочет навестить сына. Элеонора была в этом убеждена. Что ж, так лучше для мальчика. Может быть, семейное проклятие и не затронет Джеймса, если он будет видеть от своих матери и деда лишь уважение и любовь. Даже к рабам.
Из детской комнаты слышался радостный смех. Тина рассказывала сказку младшему братику. Элеонора улыбнулась, прильнув к двери. Скоро они будут дома, все вчетвером. Элеонора мечтательно закрыла глаза. Вот она входит в отчий дом, Тина забегает в свою комнату, достаёт забытые детские книжки, надевает яркое персиковое платье и танцует перед дедушкой.
Об Элеонору потёрлись мокрым носом. Она упала на колени.
— Ты моё дитя, — поцелуи посыпались на собачью голову. — Дорогое моё дитя.
Морда пса усеяна рубцами, на белой шкуре навсегда застыли сотни шрамов и порезов. Знать бы, какое горе пережил Живчик от подлых и жестоких людей! Мир полон зла, но они с Живчиком скоро спасутся. Пёс лизнул хозяйке лицо. Элеонора засмеялась. Но улыбка быстро исчезла с лица.
— Прости, малыш, я тоже причинила тебе боль. Тебя ранили… Я виновата. Я должна была лучше тебя искать. Ты бы не пострадал. И не убил бы человека.
Она смотрела Живчика и в его поскуливающей морде видела своё отражение. Вынужденный убийца. Невольник, застрявший в чёрной пропасти среди чудовищ. Они вдвоём обнажали клыки и убивали, но их заставляли, не было выбора.
— Мы всегда будем вместе, Живчик. Мы — семья, — сказала Элеонора. — Никто нас не разлучит.
«С Джексона Мариона сняли обвинения. Он может вернуться за псом», — прожужжали в голове мерзкие голоса.
Её погладили по плечу.
— Мама! — зазвенела Тина. — Поиграем с Джеймсом!
— Я занята, уйди, — недовольно огрызнулась Элеонора. — Живчик — ты мой. Я тебя не отдам. Ты только мой, — повторяла Элеонора с волчьей ухмылкой на лице и крепко обнимала собаку.
***
В королевском саду не пели больше скворцы и дрозды, не трещали синицы, не кричали зелёные попугаи. Гордо стояла одинокая пальма, облысевшая на одну сторону. От пальмы тонкой дорожкой тянулись до беседки маргаритки и васильки, высаженные на днях растеневиками. Три молодых человека сидели под разбитой крышей беседки и, хоть стояла жаркая погода, пили душистый горячий чай с пончиками.
— Это твоё окончательно решение, Тоб? — спросил Фредер.
На коленях Тобиана млела Зуи. Он подёргивал плечами всякий раз, когда брат устремляя на него зоркий соколиный взор. Ещё не свыкся с мыслью, что Фредер ему больше не враг.
— Да, — ответил Тобиан с серьёзным выражением лица и улыбнулся краем рта, просматривая на вытягивающуюся от ласки Зуи. — Моя душа тянется к Санпаве.
— Там невозможно теперь жить, — проговорил Уилл. — Земли, воды и воздух отправлены, всё уничтожено огнём. Хаш, разве что этот город не страдал, но он переполнен людьми, которым уже не чем питаться.
Тобиан улыбнулся широко.
— Такие места, где каждый день — борьба, это для меня. Только в Санпаве я ощутил себя Тобианом, провинция и её люди приняли меня без лжи.
Нет нормальных условий для жизни, наступающий голод, земля, покрытая слоем пепла, чахлый воздух — да, Санпава стала ужасным местом, символом гнева абадон. Газеты каждый день пестрили сообщениями о новых небывалых кошмарах. И, если бы не общение напрямую с санпавцами, пришлось бы поверить в разгуливавших до сих пор абадон, в людей, заражённых бешенством, нападающих на соседей, в откалывающуюся луну и в другие сказки, которые сочиняли газетчики, ни разу не побывавшие в Санпаве с момента схватки с Онисеем. В одном все журналисты были правы — Санпава стонала в горе. Абадоны после смерти кумрафета постарались исправить содеянное, потухли многие вулканы, потекла вновь Сквожд, но их старания все равно не избавили Санпаву от катаклизмов, а раскалённые облака с ядовитыми дождями уже парили над всем Зенрутом. «Я не исцелю Санпаву, — думал Тобиан, — но хоть помогу ей. Я нужен Джексону, а мне нужен он и свободолюбивые санпавцы, нужен свободный дух провинции трёх хозяев.»
— Тоб, ты рассуждаешь вслух, — заметил Уилл. — Тебе нужны свободолюбивые люди, тебе нужен Джексон и кто ещё?
— Свободный дух! И… — он залился краской как подросток.
«Люси Кэлиз».
— Люблю поговорить сам с собой: хороший собеседник дорого стоит, — засмеялся Тобиан. — Он меня никогда не перебивает, в отличие от кое-кого, Уилл.
Фредер пронзительно смотрел на него. «Нехорошо, — почуял Тобиан. — Что-нибудь ляпнет оскорбительное». И приготовился к словесному бою. Фредер закинул руки за шею, поверх белой рубашки показалась верёвочка, затем из-под воротника вылез отцовской медальон. Фредер снял его и протянул Тобиану.
— Он твой.
Тобиан выкатил глаза.
— Что? Нет, я не приму. Это твой медальон. Его подарил тебе наш отец.
— Ты любил отца больше, чем я, — невозмутимо ответил Фредер, держа на протянутой руке медальон, — и ценил его прощальный подарок, не то что я. Эта вещь тебе дорога. Забирай, Тоб. Медальон твой.
— Не могу. Отец завещал обладателю медальона справедливость и отвагу. Тебе они пригодятся, король.
— Я знаю, как ты дорожил своим медальоном. Дарю тебе свой. Пусть наш отец всегда будет с тобой.
Фредер положил медальон в руку Тобиана и сжал его пальцы в кулак.
— Спасибо, — неверующим голосом промолвил Тобиан, надевая медальон на шею. — Это самая дорогая для меня вещь.
— Когда отправляешься в Санпаву? — Уилл нагло влез в разговор двух братьев.
— Готов даже сегодня, но мне необходимо встретиться с одним человеком и поговорить о кое-чем, — коротко ответил Тобиан.
Фредер и Уилл догадливо переглянулись.
— Пока ты не уехал, — сказал Фредер, — решим все вопросы. Есть то, что ты хочешь спросить у меня или попросить?
— Сними заключение с отца и матери Люси, — в лоб потребовал Тобиан.
От его настойчивой просьбы Уилл выпучил глаза. Фредер сдержанно ответил:
— Не сейчас, позже. Я освобожу их непременно. Однако некоторое время вы с Люси подождёте. Кэлизы совершили убийство, нарушили закон…
— Они спасались от рабства! — Тобиан перебил брата и тяжело задышал.
— Они совершили убийство, — Фредер сурово понизил голос. — Душой я на стороне Кэлизов, но я король, я должен защищать законы своего государства. Кэлизы выйдут на свободу, я обещаю тебе, но не сейчас. Я не хочу, чтобы первые дни моего правления запомнились освобождением преступников. Всему своё время, Тобиан.
«Слово Уиллу он сдержал, — подумал Тобиан. — Рабам, которых купил на аукционе в день совершеннолетия, тоже дал свободу. Нулефер Свалоу сымитировал побег из надёжно охраняемой Пинийской крепости. Я надеюсь, и Кэлизы дождутся свободы».
— Мой долг — охранять зенрутские законы, — сказал Фредер нерешительным тоном, словно оправдывался. — Прощу одним рабам убийство человека, и другие решат, что им тоже всё дозволено.
— Ты король-освободитель, — настойчиво сказал Тобиан. — Помни о своих клятвах.
Фредер хмуро взглянул на него.
— Мне досталась умирающая провинция, которая может разнести заразу на весь Зенрут. Уже льют дожди, которые уничтожают посевы. Если санпавская земля сможет стать новым источником магии для развития промышленности, Камерут и Иширут снова вспомнят о провинции трёх хозяев. Прежде всего я должен решить санпавский вопрос. Восстановление Санпавы, решение природных бедствий и преодоление нищеты в Зенруте — вот мои основные направления на ближайшее время. А рабство… Тобиан, ты же знаешь, что многие рабы не хотят свободы, они не понимают, что с ней делать. Их нужно подготовить. Отпусти зверя, рождённого в неволе, в лес. Он умрёт! Я не король-освободитель, рёв абадон заставил меня стать лекарем Зенрута.