— Ты разве не хочешь запомниться в истории освободителем? — обескураженно спросил Уилл.
Фредер изобразил досадливую гримасу.
— Я запомнюсь королём, который сжёг своего дядю и заклеймил брата. В любом случае, через столетия потомки будут говорить, что Фредер отменил рабство в первую очередь из-за экономических соображений. А Тобиана в зависимости от общественных настроений в учебниках истории будут называть либо героем, восставшим против тирании Эмбер и Огастуса, либо мятежником и предателем семьи. Возможно, он войдёт в историю даже под именем Лжетобиан.
— Это ты вошёл в историю, а я в неё вляпался, — рассмеялся Тобиан. — Зато имя Тобиана Афовийского будет на моей могильной плите. Пусть меня считают Бонтином, я не буду ничего доказывать. Для меня счастье — иметь право сказать: «Моё имя Тобиан» и выйти из-за стен Загородного дворца со своим настоящим лицом. Я Тобиан. Тобиан… Тобиан Афовийский… Я Тобиан…
И он загалдел как попугай. Я — Тобиан. Сколько радости может хранить в себе один лишь звук своего имени.
— Я Тобиан, — упрямо повторял Тобиан, не зная, говорит он вслух или про себя.
«Молодец, сынок. Ты учишься быть не Тобианом. Ты Исали Фарар. Выжги это имя на своём теле». Похвала была хуже оскорблений. Неизменные слова от матери «Тобиан умер, ты не он» были не просто мучительные, а убийственные. Всякий раз ему казалось, что отрывают частицу души. «Ты умер. Ты умер. Ты умер», — за этими строгими и равнодушными словами Эмбер он слышал иное. «Пошёл вон, пустое место». Умереть было не страшно, ужасно — не существовать. Каждое из его новых имён было фарсом, подневольной игрой, каждая новая личность одной души грозилась тут же закончить существовать, нежели он вновь пойдёт против семьи, что подобно холодной исполинской машине растаптывала маленькую жизнь.
— Я Тобиан! — зычно выкрикнул он.
Нежащаяся Зуи испуганно навострила уши. Фредер забрал кошку, посадил на колени и зачесал шею, нашёптывая ласковые слова в уши. Зуи заурчала сильнее, чем на руках у Тобиана.
— Хорошо быть зверем, он никогда не взболтнёт лишнего, — сказал Фредер.
— Зверовещателю взболтнёт, — добавил Уилл. — Даже пустоглазы оказались сговорчивы на болтовню с ними.
— До их человеческого разума зверовещатели не доберутся, — ответил Фредер.
Он прикоснулся губами к затылку кошки и застыл. Печаль тёмной печатью покрыла лицо короля.
— Фред, — встревоженно сказал Уилл, — поговорим о наших матерях? Твоя боль никогда тебя не покинет. Поговорить, лишь поговорить…
— Я же ясно выразился — никаких разговоров о матерях! — Фредер сверкнул глазами. — Цубасара удостоилась прощения короля Зенрута, но не моего личного! Я не хочу о ней слышать! Уиллард, тебе не пора ли готовиться к экзаменам в академию?
Вот теперь Тобиан узнавал нового Фредера. Брат надёжно и глубоко внутрь себя запрятал боль трагедии, ни с кем не желая её разделять. И Фредер, и Уилл пытались достучаться до его души, но Фредер сверхтщательно от них закрывался. Со дня похорон он ни разу не упомянул Эмбер как свою мать, обрывал любого, кто начинал говорить про нападение Цубасары на дворец. На упоминание имени абадонки был наложен запрет. Тобиан и Уилл долгие часы вспоминали Эмбер, рассуждали о причинах ненависти Цубасары. За время этих бесед их узы стали крепче, а скорбь у Тобиана меньше. Но Фредер — человек другого ума, к его сердцу невозможно было подобраться.
— Отдай мне отцовский дом в Хаше, — внезапно пальнул Тобиан, ведь нужно уходить с неприятной темы. — Я ничего больше не попрошу. Наследство нашей мамы оставь себе. Дом отца в Хаше, пожалуйста, оставь мне. У тебя будет вся страна, я хочу лишь отцовский дом, в котором он родился.
Фредер мягко кивнул.
— Ты больше сын нашего отца, чем я. Его дом — твой дом.
Тобиан увидел, что к их беседке подходит майор Рис. Это означало, что утреннее чаепитие закончилось. Фредера ждут королевские обязанности, на второй день после своей коронации он планировал посетить завод по выращиванию людей. Майор Рис, вступивший в личную гвардию сына любимой королевы, хранил траурное выражения лица, был скуп на слова, осунулся и сгорбился. Фредер пожаловал Рису за преданность матери один из её летних особняков и увеличил жалование, но для майора это было как мёртвому припарки. Смыслом его жизни было верно служить королеве Эмбер. Даже право на отмщение Цубасары и то забрали у него. Казалось, службу её сыну он воспринимает как вынужденную необходимость.
— Ваше Величество, карета подготовлена. Какие будут указания? — буднично спросил Рис.
— Подождите меня полчаса, — Фредер распрямил спину, — я отдам одну вещь моему брату. Пока у вас будет лишнее время, скажите Зоркому Соколу быть готовым к поездке на завод. Ещё до моей коронации главу завода предупредили, что заеду в гости, но предчувствую, что он не смог скрыть всех ужасов этой человеческой фермы.
— Будет исполнено, Ваше Величество, — непривычно поёжился майор.
Когда Рис служил Эмбер, то сопровождал её на балы и в храмы, сын думал про иные обязанности.
Фредер не любил опаздывать, но ради брата пожертвовал минутами драгоценного времени. Подходя к своим покоям, он встретился с секретарём Байвом и велел подготовить дарственную отцовского особняка на Тобиана. В комнате Фредер мыслью зажёг люстру, свет расплескался по всем стенам и потолку, ярко забил в глаза Тобиану. «Не то, что в тот раз», — подумал он, вспоминая день, когда они с братом поменялись местами. В другом же комната Фредера оставалась такой же. Стоящая по струночке мебель, аккуратно сложенные вещи, никаких лишней деталей. На столике по-прежнему была детская карточка с близнецами и Уиллом, возле изголовья кровати на тумбочке поместилась лежанка Зуи. Урсула давно не видела свою кошку, та, наверняка отвыкла от своей хозяйки. Хоть Урсула Фарар после войны много встречалась с королём Фредером, целыми дни она пропадала в Санпаве, очищая реки, проводя воду людям в города и сёла, и помогала Мариону. Тобиан присел на кровать.
— Возьми ключ от дома отца, — сказал Фредер, открывая полочку письменного стола. — Пока ты будешь переезжать, пока перевозить свои вещи, ты же захочешь переступить порог дома.
— Что это? Ошейник?! — спросил Уилл, стоявший рядом с королём.
Фредер закрывал полку, но Уилл пресёк его. Быстрым рывком заново открыл полочку и достал рабский ошейник. У Тобиана сразу оборвалось дыхание — он узнал орудие пыток, которым наградил его дядя.
— Это же ошейник Тоба, — прочитал надписи Уилл. — Откуда у тебя его ошейник?
Тобиан усмехнулся.
— Ещё один подарок для меня?
Фредер вырвал ошейник из рук Уилла.
— Да, для тебя.
— О, Санпава, дождись меня! — Тобиан измученно упал на кровать.
Фредер сел к нему и сжал своей рукой его плечо.
— Я хранил ошейник для тебя. Он твой, и ты должен его уничтожить.
— Отдай мне, — Тобиан стиснул ошейник. При соприкосновении с металлом его словно обожгло. Разом вспомнилась вся боль, которую он испытывал, пока жил «говорящим скотом». «Моё имя Тобиан Афовийский. Я свободен», — прошептал он себе.
— Откуда у тебя этот ошейник? — Уилл сузил глаза.
— Гвардейцы нашли в Чечпе, когда Тоб выбросил, — ответил Фредер. — Я же рассказывал тебе.
Уилл подозрительно зафырчал.
— И рассказывал, что королева Эмбер хранила ошейник в своих покоях.
— Так я забрал ошейник из её покоев, — Фредер недовольно покосился на Уилл, застывшего в задумчивой позе возле письменного стола.