Сзади стояла Долли и внимательно рассматривала свои пальцы.
— Простите, я не знала никогда, какой наощупь настоящий принц.
Тобиан потёр шею.
— Знай, что принцам тоже бывает очень больно. Бр-р, Люси, — спросил он, когда Долли удалилась, — кто эта надзирательница?
— Девушка из Бэхрийской провинции. Как только утром в её деревню пришли вести о Санпаве и абадонам, она запрягла отцовскую лошадь без его ведома и отправилась в Хаш, но на дороге её остановили солдаты, рассказали про учениц Андорины и посоветовали ехать хотя бы в Конорию. Так Долли оказалась в нашем обществе. У себя в деревне она выхаживала больных родственников, её руки чудесные, целительские. Не обижайся, что не признала, Долли хорошая девушка.
— Люси! — Тобиан уткнулся носом в её голову, — Я счастлив, что могу назваться Тобианом. И Долли мне нравится больше, чем посетительницы дворца Солнца, которые нагибаются передо мной в поклонах, а за спиной шепчут: «Самозванец».
Они постояли, обнимаясь, а потом Люси пошла к томительно кашляющей девочке. Тобиан стоял возле и смотрел, как трудится Люси. Она вытерла девочке, лишённой правой руки, слюну у рта, дала микстуру, поправила подушку и взялась за смену бинтов на груди. Раны были обширными, кровоточили, девочка жалобно хныкала.
— Долли, зови целителя! Рана открылась! — командным голосом закричала Люси.
Тобиан смотрел на покалеченную девочку, которой было не больше семи лет, перед глазами ярко появлялись такие же худые, израненные дети в казокварском имении, а слабый стон оживлял воспоминания о чёрном ошейнике. «Кто четвертовал Нормута? Кому я должен воздвигнуть памятник?» — Тобиан готов был отдать всё, чтобы отблагодарить неизвестного героя.
Девочку стошнило, Люси вымыла ей лицо без малейшей брезгливости. Прибежал целитель, она указала на раны, взяла малышку за руку и спросила:
— Как выглядит солнце?
— Оно жёлтое, яркое, — протянула девочка, — ослепительное.
— Солнышко вокруг тебя играет, — улыбалась Люси.
Вспыхнул магический свет, объял источавщую кровь рану девочки. Целитель сосредоточился над работой.
— Только не смотри на солнышко. Нельзя на солнце смотреть. Смотри на меня, кого я напоминаю? — Люси вытянула язык и выпучила глаза, уводя внимание от обнажённой раны.
— Лягушку! — закричала девочка.
— Когда лягушку целуют, она превращается в принцессу, — Тобиан подоспел на подмогу и чмокнул Люси в щёку.
«Ты моя принцесса». Эти слова он хотел сказать наедине. Через пятнадцать минут Люси оставила девочку и пошла к молчаливому мальчику, сидящему на подоконнике. Тобиан рукой остановил её и пригласил пройти в свободный угол.
— Ты спала этой ночью? — заботливо прошептал он.
— Два часа покемарила, — она глухо ответила.
Тобиан усадил Люси на стул и встал рядом.
— Фредер пообещал освободить твоих родителей. Не сказал, когда это произойдёт, но обещал.
— Ты веришь брату?
Он пожал плечами.
— Вера стала возвращаться, когда он подарил свободу Уиллу.
— Я поверила в него раньше тебя.
Люси сидела, в зале суетились ученицы Андорины, среди них были и запыхавшиеся вчерашние крестьянки, и знакомые Тобиану графини и баронессы. Люси прижалась к спинке стула, потёрла уставшие спину, но руки смущённо заскользили по юбке. Она не хотела долго отдыхать.
— Может, выйдем? Я хочу сказать тебе кое-что наедине, — проговорил через силу Тобиан. «Почему я как мальчишка себя веду? Где моя храбрость?»
— Пойдём, я тоже хочу сказать, — кивнула Люси. — И Майка проведаем, он на третьем этаже.
«Ну почему я молчу? Что за трус!» — Тобиан поплёлся за Люси. Мимо них проходили ученицы Андорины, воспитательницы, целители и проверяющие, пробегала детвора. Что ж так многолюдно?! Надо было дождаться, когда Люси пойдёт с Майком гулять в парк. Хотя что парк, оживший принц и там привлечёт внимания людей. Вон каждый второй останавливается, чтобы поклониться и поздороваться с ним.
— Тоб, — начала Люси, — я могу отдать тебе на воспитание самого дорогого человека, моего брата Майка?
Тобиан резко остановился.
— А ты почему не хочешь воспитывать его?
— Ты не прав. Я не хочу расставаться с братом. Но я хочу уехать в Санпаву и заняться детскими приютами. Я не могу остаться в стороне, когда столько детей потеряли родителей, я ведь и сама сирота… При живых-то родителях.
«Каким и я был», — кольнуло у Тобиана.
— Преодоление бедствий в Санпаве затянется на десятки лет, — говорила Люси. — Сейчас отстраивают дороги, очищают реки и поля, в уцелевших районах строят дома, а ведь нужно стоить ещё и больницы с приютами, обеспечить уход калекам, которые хотят вернуться в родную Санпаву, но не могут — за ними никто не сможет ухаживать. А сироты… Их станет больше, ведь природа Санпавы загрязнена. Я решила, что с ученицами Андорины займусь санпавскими детьми. Сперва создадим сеть приютов в Хаше, затем в соседних непострадавших городах, двинемся дальше. И это всё большие деньги, длительные годы. Я не смогу оставаться в Конории и пользоваться услугами проходящих. Я должна перебраться в Хаш. Но вот Майк… У меня не найдётся времени растить его. Фредер не сказал, когда выпустит наших родителей… А я хочу отправиться в Санпаву в ближайшее время.
Тобиан не сразу нашёл, что ответить Люси. Он смотрел в её чистые прозрачные глаза и робел ещё сильнее. Она погладила его по щеке, совсем без стеснения или отчуждения, ведь столько времени она видела в нём другое лицо и другого человека — Бонтина Бесфамильного, а это лицо принадлежало только кронпринцу Фредеру Афовийскому.
— Я ведь тоже планирую переселиться в Хаш и быть правой рукой Джексона Мариона. Будем соседями, Люси.
«Вот же дурак! — появилось отчаянное желание треснуть себя по лбу. — Я же переборол тогда в лечебном зале робкого мальчишку и признался в любви! Смелее же! Чего ты боишься? Она сказала, что любит меня, соответственно, она скажет, что согласна. Люси — другая, она не засмеётся как моя мать: «Ты никто для меня».
Тобиан надул лёгкие воздухом, подтянулся.
И отвернул голову.
«Проклятье, я остался мальчишкой».
— А брат подарил мне медальон нашего отца, — выкрутился он.
Люси выжидающе обвела его глазами и вздохнула:
— Твоя мать раскаивалась.
Тобиан без желания продолжать тему ответил:
— Я читал её письмо. Я простил её. Знать бы, как она умирала… Но Цубасара никогда не расскажет.
— Упокоят боги душу Эмбер, — скорбно сказала Люси.
— Она подарила мне своё кольцо, я вот не знаю, что с ним делать. Мне дорого это кольцо, но не надену же я его на палец, женское оно.
Люси усмехнулась.
— Как же быть тебе с этим кольцом? Вот задача.
Тобиан продолжил шаг, Люси последовала сзади.
Когда он отворил дверь в детскую, то схватился за грудь. На подоконнике, у открытого окна стоял Майк и жонглировал мячиками. Возле него собралась толпа визжавших детей, ровесников и помладше. Присутствием воспитательницы не пахло, зато в открытое окно задувал жаркий ветер. Майк улыбался до уш, радуясь первой широкой публике, от счастья и от важности закрыл глаза и довольно насвистывал.
— Майк, живо слезай! — закричала Люси.
Он услышал сестру. Но вместо того, чтобы спуститься, Майк закрутился и затанцевал. Пусть и Люси полюбуется его талантами!
— Я и не так могу! — подпрыгнул он.
Нога встала на край доски, Майк пошатнулся. Мячики полетели в сторону, мальчик нагнулся за ними и окончательно потерял равновесие. Тобиан стрелой рванул к нему, запрыгнул на подоконник и ухватил за руку.
Тут он почувствовал, что падает сам. Тобиан толкнул Майка в комнату и в последнее мгновение попытался зацепиться за край. Пальцы соскользнули, он полетел вниз. Перед глазами пронеслось голубое небо, приютская крыша, окна третьего и второго этажей. Резко потемнело, затем послышалось ржание лошади и раскинутые руки заколола солома.
Как удачно поставили телегу! Тобиан залился смехом. Это судьба его — побеждать смерть. Он лежал и смеялся. Он наслаждался, ибо смеётся в теле Тобиана Афовийского.
— Тоб! Тоб! Милый! — примчалась задыхающаяся от бега Люси. — Ты цел?!