После заключения мира Тенкуни предъявила манаровским странам счёт по долгам.
Абадоны уходили с процесса триумфаторами. Манаровские генералы, даже зенрутские победители, — опустошёнными и разбитыми.
Уже шестицу шёл обмен пленными. Солдаты и младшие офицеры мечтали побыстрее увидеть свой дом, обнять родных, высшие офицеры с трудом передвигали ноги и закрывали фуражками лица. На лбах командиров, которые сдались, спасая от неминуемого уничтожения своих подчинённых, зияли позорные клейма. Некоторые офицеры сдирали с себя кожу, поджигали абадонскую метку, пусть будут уродами со шрамами, но без клейма. Одним из калек в ближайшем кругу Геровальда был и генерал Нанцирский, потерявший и руку, и лицо. «Ваш лик изуродован, но сохраните честь, — сказал ему Геровальд, стараясь утешить своего министра, когда тот подал ему прошение об отставке. — Вы остаётесь со мной. Камерутская армия должна возродиться. Вы тот человек, на которого я могу надеяться». Геровальд не расставался с покалеченными слугами и полководцами, в отличие от иширутского соседа. Никому не известно было, что произошло между Иги и генералом Шенрох, но сразу после окончания войны любимец иширутского короля оказался в темнице и должен был дожидаться казни… за измену. Через несколько дней с помощью верного тенкунского адъютанта изувеченный Шенрох бежал, его след затерялся в Гайруте, ещё одном детище великой империи. Изуродованный, отверженный, одинокий, знаменитый изменами зенрутской королеве и иширутскому королю, Шенрох вновь отправился на поиски своего дома.
В тот день, когда манаровские страны подписали мирный договор, Сальвара снова вернулся в Камерут. Для абадоны дорог каждый миг, когда он предстаёт человеком, и эти заветные часы Сальвара решил посвятить своему другу и его сыну. Они с Геровальдом прошли много часов пешком по саду Зимнего дворца, разговаривая обо всём на свете. Они и присоединившийся к веселью Джейгард играли в непос, смеялись над весёлыми сказами на стекле, наслаждались праздничной камерутской кухней, катали на плечах Сиджеда и рассказывали ему забавные истории. Геровальд внимательно смотрел на Сальвару, слушал его речи на старом языке и не переставал поражаться огромной пропасти между их мирами. Не нужно создавать машину времени, чтобы увидеть, какими были далёкие предки. Они все прикованы проклятьем на заколдованном острове. Разница между временами ощущалась даже не в речи, не в мышлении и мировоззрении, а простых вещах: во владении чернильной ручкой, в зажжении спички, в поведении за столом.
Сальвара был пленником времени — живя в одну эпоху, он не мог покинуть черту прошлого. Сальвара родился с мыслями и памятью людей, что жили тысячу лет назад, их сознание стало его сущностью.
Но дружба была сильнее и ярче временных границ. И пусть между Геровальдом и Сальварой дорога занимала десять веков, они её преодолели.
Когда приблизилась полночь, Сальвара взял руку регента и сказал:
— Друг мой, навещай меня на Абадонии. Я буду ждать тебя и сына твоего. Мы не прощаемся. Я жду вас в гостях.
— Я приеду к тебе, Сальвара, — ответил Геровальд. — Слово короля и обещание друга.
— Заботься о Сиджеде. Взрасти его великим мужем и королём. Взрасти человеком.
— Человеком. Да, Сальвара, человеком, — сосредоточенно подумал Геровальд. — Ты показал мне важность человечности. Я буду опорой для моего сына. Обещаю, Сальвара.
— Что есть помысел без претворения в жизнь? Пустой звон, — задумчиво протянул абадона.
— Сальвара, ты в моём сердце навсегда.
«Навсегда», — заулыбался Геровальд, глядя на взъерошенного пустоглаза, ласкающегося к Джейгарду.
Он взял на руки Сиджеда и пригласил брата к себе в кабинет, мальчик тотчас свернулся клубочком на руках у отца. Пирожков на кушетке было ещё много, хватит на четверых. Но больше… Мариэлле не хватит. Геровальд велел позвать няню, заодно велел принести творожно-яблочных пирожков и для неё. Когда пришла девушка, регент торжественно объявил о полднике. Последний, который они проведут с Сальварой.
Усевшись тесным кругом, Геровальд предложил насладиться воспоминаниями о счастливых днях. Сиджед тёр глаза, по всей видимости, хотел спать. Но и виду не подавал, хотя раньше сам проситься уложить его в постель. Разглядывая сына, Геровальд замечал, что щёки порозовели, глаза сияли ярче, мальчик потяжелел. Заложничество, убийства, горящий дворец Солнца должны были сломить без того болезненного и пугливого малыша, но Сиджед стал лишь смелее и упрямее.
— Я полгода назад был в Намириане, — Джейгард неожиданно прервал рассказ Мариэллы об играх Сиджеда и Сальвары на заснеженной горке, — мне попалась в руки любопытная статья в местной газетке. Один тенкунец разрабатывает аппарат для усиления слуха. Он пишет, что с его прибором звук будет громче звучать в ушах. Он создаёт прибор на основе электричества, но ещё хочет, чтобы маги занялись его изобретением и попробовали сделать усилитель слуха и на основе винамиатиса.
— Сиджед будет слышать, Ваше Высочество? — заулыбалась Мариэлла.
— От тугоухости прибор Сиджеда не спасёт, но звук будет для него ближе, чем сейчас. Герол, попробуем, обратимся к этому доктору?
— Обратимся! — вскрикнул Геровальд.
Они просидели тесным кругом ещё час. На смену блаженной радости пришла лёгкая тоска. Пора Сальваре отправляться в Тенкуни, где его ждёт корабль. Весь Зимний дворец, от мальчишки-поварёнка до начальника стражи, вышел во двор проводить Сальвару, женщины украдкой потирали намокшие глаза. Пустоглаз был глупым зверем, но он чувствовал расставание. Перестал визжать и рычать, когда с хлопком явился проходящий маг, встал на ноги и, словно человек, обнял Геровальда. Сальвара отпустил регента, поднял Сиджеда из инвалидной коляски и сжал Сиджеда, залепетал что-то на своём зверином. Сиджед ворочался в его объятиях, гладил по мохнатой щеке.
— Мы обещаем приехать к тебе в гости, Салли. Мишка, ты мой мишка. Я люблю тебя, — Сиджед склонил голову на плечо пустоглаза.
Отец спокойно забрал сына, Сиджед не вырывался и не просил, чтобы его друга оставили с ним.
— Тебя ждут твои детки, передай им «привет», — пролепетал Сиджед.
— Не вспоминай меня лихим словом, — добавил Геровальд.
— Сальвара, ты прекрасный человек! — Джейгард похлопал его по рыжей шкуре.
— Мы любим тебя, — Мариэлла прижалась губами к его лбу.
Сальвара тихонько порыкивал, обтёр раненой лапой девушке слёзы, уткнулся головой в грудь Геровальду и повернулся к проходящему магу. Зверь понял, это разлука.
«Мы увидимся. Мы увидимся. Непременно увидимся», — клялся Геровальд.
Маг унёс Сальвару в Зий. «Надо было отправиться с ним, проводить до корабля», — пожалел Геровальд.
Его нежно погладили по щеке. Сиджед неловко улыбался.
— Папа?
— Что, сынок? — поникши прозвучал его голос.
— Папа, я обещал Салли, что буду храбрым и справедливым. Я ничего не боюсь, папа! Я не боялся прощаться с Салли. Мы же увидимся, приедем к нему в гости, или он приплывёт к нам. Я буду ещё сильнее, когда мы встретимся!
Геровальд усадил сына в коляску и потёр своим носом его маленький носик.
— Пойдём в детскую, ты отдохнёшь и поспишь или приступим к занятиям?
— К занятиям! — гордо заявил Сиджед. — Я хочу быть быстрым как Салли! Мчаться, как он! Научи меня…
Сиджед развёл руки в стороны, и его смех наполнил двор. Отец и сын хором прокричали:
— Кататься на лошади!
***
Уже утром всех абадон перенесли из Намириана в Зий, где их ждал «Громовержец». Заодно и толпа свирепых орущих тенкунцев.
— Демоны! Демоны! — доносилось из всей щелей порта.
Бдящие оруженосцы были особенно внимательны, ибо, по слухам, среди толпы тенкунцев затерялись санпавцы, жаждущие мести. Новый корабль, который Тенкуни подарил Зенрут взамен прощения части долга, был шире старой «Встречи», но орудий меньше. Ибо от океанских тварей людей охранять будет присутствие абадоны. На «Громовержце» число людей увеличилось. Корабль забили историки, физики, маготолкователи, богословы. Паломники пятнадцатибожцы плыли к своим святыням, верующие в Единого бога желали собственными глазами проверить, действительно ли в Чёрном океане видны лица не их бога. Находились смельчаки, кричавшие, что они также приручат пустоглазов, как Аахен Тверей. Аахен дал каждому один день на проверку, но никто не выдержал состязания со спесью пустоглазов.