Дождавшись прибытия из Камерута Сальвары, «Громовержец» отправился в путь.
Корабль весело бороздил сквозь волны, пустоглазы на редкость были спокойны, тенкунские маги и исследователи Абадонии играли в карты, танцевали и шутили. Нулефер вспомнила прошлый раз, когда на два коротких дня они наслаждались праздником жизни в ожидании грядущей бури. На сей раз буря должна их миновать, они увидят лишь далёкий гнев богов.
Когда они вошли в воды Чёрного океана, люди с восторгом встретили обрушившийся шквал дождя, манары через стекло создавали картинки с морскими тварями, рыбовещатели старались установить с ними контакт. Воинам и матросам пришлось даже оттаскивать от борта совсем уж наивных зевак, которые рискнули протянуть руки к пасти монстра. Грозным стражем пустоглазы застыли возле бортов и смотрели в сторону приближающего дома. А люди ждали встречи с богами.
Где же их лики? Где же глас создателей мира?
Но облака витали над «Громовержцем» чёрной непредступной пеленой.
Позже, когда «Громовержец» выбрался из Чёрного океана, отчаянные ребята, посмевшие подойти к борту, откуда их в последнюю минуту спасли опытные маги, рассказывали, что в момент близкой смерти увидели пятнадцать лиц.
— Ложь! Я видел Единого бога! — воскликнул иширутчан. — Я видел его! Видел!
Правда о том, кого скрывали густые тучи Чёрного океана, осталась нераскрытой. Одно было ясно. Даже с пустоглазами на корабле, близко к борту подступать нельзя.
Пустоглазы ещё на палубе узнали родную землю. Корабль только собирался пришвартоваться, как они спрыгнули с него и бросились к соплеменникам. Плавать пустоглазы умели не хуже, чем бежать. Побережье разразилось пронзительным визгом. Самки обнимали своих самцов, детёныши вскакивали на спины отцов и старших братьев. Первыми из людей на берег сошли Аахен и Нулефер, пустоглазы тут же обступили их и принялись облизывать. Даже жившие на острове звери помнили, что Аахен провозглашён их старейшиной, а Нулефер одна из их породы. Аахену и Нулефер пришлось потрудиться, чтобы показать пустоглазам, что вечные люди, приплывшие с ними на новом корабле, не враги. Пустоглазы запомнили, как хитро похитили их соплеменников. Чем-чем, а хорошей памятью природа щедро одарила этих зверей.
В буйной стае заунывно выли пустоглазы, которые не встретились с родными.
— Аахен, — сказала Нулефер, — займись родственниками погибших, а я поговорю с Феганой и детьми Онисея.
На берегу было шумно, вечные люди кричали от восторга похуже морских чудовищ. Нулефер поманила в лес жену, сына и дочь Онисея, села с ними под пышной кроной смоковницы и начала свой рассказ. Говорила она мягко, как можно осторожнее подбирая слова, дабы не обидеть их чувства. Родные не виноваты, что их муж и отец обернулся дьволом. Пустоглазы чутко её слушали, не понимая при этом ни слова. Они уставились в её мокрые глаза и просили, тихо ворча, только одного: приведи к нам Онисея.
— Он умер, — говорила Нулефер. — Онисей не вынес поражения. Он умер.
«Как они будут относится к погибшему отцу и мужу, когда узнают правду? — думала Нулефер. — День, когда снимается проклятие, ведь так близок».
До Тридцать первого герматены оставалось четыре дня. Пока пустоглазы жили привычной животной жизнью и мирились с нахождением на острове толпы вечных людей, Нулефер с проходящими магами обследывала Абадону. Гуляла по городу, любовалась старинной архитектурой, резвилась с пустоглазами. Снова войдя в запретный для обычных людей храм, она ощутила пронзительное слияние с захороненной здесь древностью. Прошла дальше, нашла венок, который оставила в храме, будучи в нём последний раз. Он, как живой, пах дорожными цветами. Жёлтые соцветия колыхались от трепетного ветра, заглядывавшего в окно. Жизнь жила в храме богов. Застывшая, вечная, незыблемая временем и преградами. За окном было бесконечное лето, ветви деревьев стучались в стены, как бы прося их впустить. Но храм был неприступен. Только абадоны, только проклятые, но меж тем одарённые создания могут приблизиться к загадкам бытия.
Нулефер проходила мимо статуй богов, трогая их гладкий отшлифованный мрамор. Заглядывала в книги, принюхивалась к страницам. С виду новые, но запах древний, сухой и мрачный. Она засиживалась в библиотеке Агасфера, смотрела на таинственный шифр и не видела ответов. Но как умиротворяюще и спокойно было находиться во спокойствии веков, этом очаге неувядающих знаний от земной тверди и до небесных тел, вечерами в храмы и библиотеку проникал туман и сумрак, лёгкая дымка кружилась на страницах книг, Нулефер присаживалась на древние камни, созерцала блаженную прохладу и смотрела на образы, которые ей рисовало воображение.
Дни, в отличие от вечеров, были не такими спокойными. Аахен не так сильно ценил святыню абадон. Он стремился непременно подобраться к храмам. Пил оборотное зелье, превращаясь в Нулефер, посылал в храмы магов, принявших образ пустоглазов. Все попытки оборачивались прахом. Нулефер не знала, кто заходит в храм — пустоглаз или тенкунец, но её тело нападало на названного гостя, ежели это был маг. Аахен собирал толпу пустоглазов, отводил их в другой квартал, но, когда его товарищ поднимал ногу на святые ступени, поближе непременно оказывался пустоглаз, сторожащий храмы, и тогда приходилось звать на помощь Тверея, чтобы он спас неудачного спутника от яростного зверя.
Пока он в возбуждённом азарте проводил опыты, терпеливая и спокойная Нулефер пронесла в библиотеку магическое стекло и фотоаппарат и наделала много снимков. Ближе к ночи она пришла к Аахену, сидевшему на пороге древней лечебницы, села с ним и ласково сказала:
— Брось свои попытки. Храмы и дворец Агасфера — запретная территория. Никто не пройдёт.
— Очень жаль, что Уилл остался в Зенруте. Два человека, вхожих в храмы, лучше одного, — тусклым голосом проговорил Аахен. — Тебе в одиночку придётся корпеть над миллионами книг и свитков. В одиночку! Нулефер, ну же, уговори своего брата приехать на Абадонию! Скажи, что это ради человечества!
Нулефер прильнула к нему.
— Моему брату не нужно человечество. Он хочет защищать только одного человека, который всю жизнь был его покровителем и путеводной звездой.
— Ты будешь одна прочитывать столбы книг!
— Не одна, — Нулефер положила на его ладонь картинки книг.
Аахен долго и неотрывно смотрел на картинки и воскликнул:
— Что это?! Боги дали себя обмануть?!
— Богов нельзя обмануть. Они предвидели человеческое любопытство и дали возможность окунуться в их знания, хоть и с некоторыми трудностями.
Наступило тридцатое герматены. Стаи, живущие на берегу, пробудились, встали, как под гипнозом, и побрели в сторону Абадоны. Нулефер и Аахен преследовали их с проходящими магами, отвлекали, задерживали, но заколдованные звери шли и шли. Стаи, поселившиеся ближе к городу, под воздействие магии попадали позже. Тем часом в Абадоне игрались их жители, спали и ели, спаривались или грызлись в бранной ссоре. К ночи и они потеряли животную беспечность, встали на задние лапы и побрели к арене с одеяниями. С высоты птичьего полёта пустоглазы казались муравьями, стекающимися к заветной, столь желанной цели.
Нулефер попросила воздушного мага опустить их с Аахеном на крышу арены, оставить одних. Хотелось быть поближе к абадонам. Они встали и обнялись.
— Несколько минут, и настанет Тридцать первое герматены, — сказал Аахен. — Мы увидим, как исчезает проклятие. Великий день!
— Да, великий, — восхищённо вздохнула Нулефер. — И завтра тоже великий день. Первое лореамо. День, когда Тенкуни явилась миру и началась другая эпоха, в которой мы живём с тобой. А ты, мой старейшина, через свою дружбу с абадонами создашь новую эпоху.
— Я лишь охраняю их покой, — скромно проговорил Аахен.