Уилл приближался к ферме. Поставив самокат возле ограды, Уилл приготовил угощение для Цубасары: сыр из королевской сыроварни, яблочные пирожки, апельсины и мандарины. Из всех пленённых абадон лишь одна Цубасара отказалась возвращаться на родной остров. Часть зенрутчан проклинала её и жаловалась, почему убийца их королева ещё жива, вторая часть благодарила за уничтожение Онисея. Как ни ворчал народ, Фредер разрешил Цубасаре остаться и взял под защиту короны. «Она спасла нас», — говорил новый король. Впрочем, Уилл плохо понимал, почему при всей благосклонности к убийце матери, Фредер сурово обошёлся с Нулефер и не дал ей королевское помилование за все её усилия спасти Санпаву от абадон.
— Доброе утро, — Уилл поздоровался с военными, призванными охранять Цубасару как от ярых монархистов, желающих отомстить за королеву, так и от любопытных глаз.
— Доброе утро, фанин, — ответили они, патрулируя территорию.
Коровы с лошадями щипали траву, мекали задиристые козы, работники смеялись над шуткой, хозяйские дети гладили свирепого быка, который прежде никого не подпускал к себе. Хорошая погода радовала сегодня всех. Мама должна быть где-то рядом. Когда солнышко, она любит полежать и понежится на траве возле своего сарая.
— Уилл! — визжа, Алекс бросился к нему на руки.
Уилл поднял мальчишку и закружил. Алекс стал выше ещё на несколько сантиметров, он рос с каждым днём. «Меня догонит», — улыбнулся Уилл.
— Ты давно не заезжал, — смеялся Алекс.
— Столько дел, спать не успеваю.
Коронация Фредера, подготовка к мирному договору, прощание с абадонами, поступление в академию, посещение с проходящим магом могилок кровных родителей в Хаше. За месяц Уилл лишь трижды гостил у Цубасары.
— Она там! Побежали к ней! — закричал Алекс.
Пустоглазка спряталась в кустах тимьяна, торчала только серая макушка головы. Цубасара на кого-то охотилась. Она затаилась, медленно пригнулась и стала красться как кошка, плавно передвигаясь в плотных зарослях. Прыжок, атака, и вот в зубах завизжала мышь. Цубасара развернулась и увидела Уилла. Перепрыгнув все кусты, она очутилась возле сына, поднялась на ноги, раскрыла ему руку и положила мышь. Мелкий зверёк оказался неробкого десятка, он тут же выскочил и бросился наутёк.
— Я тебе повкуснее еды принёс, — засмеялся Уилл. — Твой любимый сыр, фрукты, пирожки — всё что ты обожаешь.
Цубасара обожала Уилла. Она отдала еду в руки Алекса и затрепала сына в объятиях. Цубасара рычала, посмеивалась и повизгивала, при каждой встречи с ним пустоглазка радовалась словно дитя. Уилла даже не отмахивался от поцелуев и облизывания, знал, что бесполезно.
— Какая ты беспокойная! — он поворчал. «Но такой ты мне больше нравишься». Пустоглазка Цубасара вела себя как обычный непослушный зверь, и усмирить этого зверя было проще, чем огненную женщину, которая была себе на уме. А её примитивное радостное настроение было понятливее странной тоски и скорби, навечно застывшей на человеческом лице.
Позавчерашний день Уилл провёл с матерью от первой до последней луны. Тридцать первого герматены Цубасара обратилась женщиной. Сама, без помощи чуждой силы, ведомая тысячилетним проклятием. Уилл в нежных оттенках представлял, как они уединятся с мамой под высоким дубом и будут болтать весь день, не переставая. Вспомнят Аимея, помянут Эмона и Стэшу, посмеются над причудами Нулефер и Аахена. Коли Цубасара пообещает ему удерживать огненный пыл, он даст ей чужое одеяние и зелье с чужим лицом и покажет чернокаменную Конорию. Он почувствует возле себя маму. Но Цубасара, едва обняв и поцеловал сына, попросилась в Санпаву. Она ходила по выженной земле, посещала места сражений, взяв у мага воздуха защитную маску, и молилась за души мёртвых и живых. Насилу Уилл уговорил Цубасару вернуться на ферму, рассказывая смешные шутки и истории, сумел развеселить её. Через час Цубасара знакомилась с зенрутской кухней, смотрела сказ на стекле и играла с Уиллом в воланчик, не забывая по-матерински ласково ворчать, что Уилл легко одевается. Хоть и лето завтра, а вдруг простынет, бегая в одной рубашке. Уилл уже размечтался, что Цубасара распрощается с человеческим обликом в густой траве, любуясь яркими звёздами, а он в это время будет обнимать давно потерянную маму. Но когда наступил вечер, Цубасара попросила отвезти её к высокой часовне, с высоты которой хорошо был виден дворец Солнца. Она смотрела на далёкие крыши дворца, трепетно обнимала хрупкую чёрную колонну и вздыхала. «Эмбер, королева Эмбер», — разносился ветром тихий шёпот.
— Я уже читать научился, — похвастался Алекс.
— Ну-ка покажи! Порадуй меня своими успехами!
Алекс побежал за книжкой, Уилл обнял Цубасару. Она уже отошла от бурной радости, сердцем почувствовала, что её сын хочет покоя, и присела на мягкую траву. Уилл уселся с ней, сорвал душистый цветок тимьяна, принюхался. Сейчас он стал замечать, что даже трава стала пахнуть приятнее, чем раньше. Цубасара лизнула его нос.
— Не уймёшься! — и Уилл поцеловал Цубасару в голову.
Пустые страшные глазницы внимательно смотрели на него. Многие говорили, что рука так и тянется в глазницы пустоглазов, но Уилл не чувствовал этого влечения. Ему хотелось только обнимать свою маму, дышать воздухом и рассказывать ей обо всём, что происходило. Цубасара урчала под мерный голос Уилла. А он говорил про возвращение абадон, про Фредера, закончившего академию Гумарда, про Нулефер, которая разговаривала с ним из Абадонии, про свою службу и планы.
— Вот, слушай! — Алекс вернулся с книгой.
Сборник сказок, прочитал на корешке Уилл. Одна такая «сказка» от Юрсана Хакена изменила ход истории… Алекс зачитывался, голос его звучал уверенно, слог был хорошим. Цубасара тыкала головой в книгу, будто сама хотела понять, что такое буквы.
— Как у меня получается? — спросил Алекс.
— Очень прекрасно! Быстро всё схватываешь, далеко пойдёшь!
— Я хочу пойти в офицеры. Быть таким же храбрым как ты.
Уилл взлохматил волосы мальчику.
— Храбрым может быть любой человек, не обязательно офицер. Но если ты не передумаешь, когда подрастёшь, ты тоже поступишь в академию Гумарда и наденешь офицерские погоны.
Мимо пролетела птица, Цубасара подскочила и тут же прониклась азартом. Птица уселась на дерево, Цубасара сначала засомневалась, можно ли бросить Уилла, но желание поиграть перебороло заботу. «Вот же егоза», — Уилл с восторгом улыбался, наблюдая за безмятежной мамой. Кто бы мог представить, что эта взбалмошная пустоглазка заживо сожгла человека, а после с помощью дочери Нулефер забрала магию у Онисея и положила конец Санпавской войне.
— Уилл, король Фредер отменит рабство? — спросил Алекс.
— Конечно, — ответил Уилл. — Я не сомневаюсь в нашем короле.
— Почему сейчас он не может отменить?
— Это сложный процесс, — принялся объяснять Уилл. — Освобождённых рабов нужно обеспечить домом, работой, научить их зарабатывать деньги и содержать себя и свои семьи. Рабы не знают, как жить самостоятельно, это большая проблема. За день не отпустишь их на свободу. В стране ещё миллионы людей из Санпавы остались без дома, и о них нужно позаботиться. Людей всегда ждут трудности, к этому нужно привыкать. Но ты не отчаивайся, король Фредер отменит рабство.
— Ты веришь королю?
— Я знаю короля.
В глазах Алекса засверкали искорки надежды, и тут же мальчик погрустил.
— Я не хочу, чтобы людей били и пробуждали ошейник. Я вот нашёл камень месяц назад на нашей ферме. Им причиняют боль.
Алекс вытащил из кармана штанов чёрный блестящий винамиатис, он висел на золотой изящной цепочке. Уилл смутился. На ферме трудились только свободные рабочие. Ещё покойный Конел Наторийский завещал, чтобы на их ферме никогда не использовался рабских труд, управляющие Жамперы тоже с отвращением относились к рабству. Освобождённые невольники слышали про доброту Жамперов, хорошую плату и шли к ним на ферму в поисках работы. Уилл ни в детстве, когда отдыхал на ферме с близнецами, ни сейчас не видел, чтобы у рабочих при себе имелся чёрный винамиатис.