Маги стояли либо сидели перед серыми камнями и заряжали их энергией. Пробуждали магию, как правильнее надо говорить. Впервые в жизни своими собственными глазами, а не по картинке со стекла, Нулефер видела винамиатисы, которые приводили в движение поезда, корабли, ткацкие и прочие машины, которые создавали нужные королевству вещи. Оказывается, были винамиатисы, которые находились глубоко в канализации и очищали воду. Нулефер слышала о них, но её воображению трудно было представить, что они не выдумка.
Осторожно взяв в руки один из камушков, Нулефер сосредоточилась, смотря на магов, она стала проникать внутрь него, чтобы почувствовать энергию камня. Но ничего не получалось.
— Это сложно, сразу ничего не получится, — положила ей руку на плечо Урсула. — Нулефер, положи камни. Никто не должен знать, что ты маг.
Нулефер послушно исполнила просьбу-приказ, но скривила незаметно для Фарар рот. Положив камень, она услышала детский плач.
— Что это? Младенец?
— Да так… — Урсула резко повернула голову на крик, — кто-то из сотрудников просто с ребёнком пришёл. Видно, не с кем было оставить.
Нулефер посмотрела на Фарар, волшебница отвела взгляд в сторону. В эту секунду в их сторону стали приближаться шаги. Видный, опрятный мужчина в галстуке подошёл к ним.
— Здравствуйте, фанеса Фарар! — поприветствовал он женщину. — А это кто с вами?
— Здравствуй, фанин Акитр, — ответила Урсула, когда подчинённый ей поклонился. — Это дочь моих знакомых, она приехала с севера учиться, сейчас живёт у меня в доме.
Мужчина расплылся в улыбке.
— Фанеса, у вас добрейшая душа! С материнской заботой ухаживаете за рабом герцога, что живёт у вас, приютили племянника покойной сестры, а теперь и вот дочка знакомых… — мужчина скрыв улыбку, принял серьёзный вид. — Перейдём к делу, фанеса, тут с Камерута недовольные связывались с нами, мол, мы у них заказчиков отобрали.
Урсула побагровела.
— Без меня нельзя было взять винамиатис и связаться с ними? Объяснить, что мы договор с ними раньше камерутчан заключили?
Урсула топнула ногой, с ближайшего стола полетел вниз стакан с водой.
— Фанесы Фарар нет, торговля гниёт! Наворотили делов, а перед начальством мне отчитываться. Мне раздвоится из-за вас?!
Женщина схватила Нулефер за руку и повела в свой кабинет. Быстро найдя нужные бумаги, она приказала Нулефер сидеть в кабинете, ничего не трогать и не делать. А главное, не шастать по заводу. Наскучит — пусть закроет кабинет, отдаст ключ на вахту и едет домой, деньги на карету есть.
— Не всё так в моей работе хорошо, — возмущённо воскликнула она.
Нулефер кивнула, но когда Урсула уходила, то не могла не задать вопрос.
— Фанеса Фарар, у вас есть племянник? Вы его приютили, а я и не видела.
— Мой племянник уехал в Тенкуни. Нулефер, потом поговорим, — спешно ответила Урсула. В её голосе зазвучала волнительная нотка, которая не возникала, когда девушка расспрашивала её по пути в кабинет про иностранных заказчиков и конкурентов-камерутчан.
Нулефер осталась одна. Она быстро поняла, что учительница вернётся не скоро, можно и не ждать её. Работа, что поделаешь. Но уходить домой Нулефер не хотелось. Она понежилась в мягком креслице, прошлась в столовую, попробовала вкусное рагу из баранины, которым кормили работников, подышала свежим воздухом у входа в завод.
Центральная часть здания представляла собой пышный полукруг, посреди которого стоял памятник последнему императору Неонилиасу. Возрождение величия последнего правителя началось с восхождением на престол Эмбер Афовийской. В народе говорили, что не случайно памятники ставятся по стране да изучается жизнь императора, жестокий Неонилиас как бы показывает, что политика королевы правильна. Не раз среди историков возникали вопросы, тираном был император или первейшим патриотом Зенрута? Забавно смотреть на памятник Неонилиасу, над которым висел флаг Зенрута. Белая большая полоса, символ мира, новой жизни, давила сверху полосу красную, маленькую — кровавое прошлое страны, часть которого составлял Неонилиас и его разрушенная империя. В центре флага находилась львиная чёрная грива — корона монархов. Жаль, что последних диких львов в Зенруте истребили ещё триста лет назад.
Насмотревшись на памятник, Нулефер вернулась в кабинет. Позабыв стыд, любопытная девица открыла один из шкафчиков, быстро закрыла. Потом открыла второй, посмотрела чуть дольше на бумаги. Интересные договора, соглашения лежали в столе и в шкафах Урсулы, но Нулефер они наскучили — она вспомнила про детский плач. Почему же Урсулу он так забеспокоил?
Закрыв кабинет, взяв свою дамскую сумочку, она направилась в сторону, где слышала ребёнка. Охранники без проблем пропускали Нулефер, у неё ведь был пропуск помощницы Фарар. Когда она прошла все цеха в правом крыле, плач раздался снова. Его еле было слышно, как-никак толстые стены. Но в других помещениях точно находился ребёнок. И не один. Нулефер отворила дверь, и тут на неё налетел человек.
— Смотрите, куда бе… Бонтин? — вытаращились глаза. — Уилл, Люси?
Трое рабов выглядывали из двери, впереди всех стоял Бонтин, сзади маячили Уилл и Люси.
— Ты не выбрасывала бутылку, которую тебе в сумку племянница положила? — поздоровался Бон. Увидев на плече девушки сумочку, он протянул к ней руки.
Обескураженная Нулефер прижала сумочку к себе.
— Как вас пропустили?
— Сказали имя нашего хозяина, — показал быстро Бонтин надпись на ошейнике. — А теперь давай бутылку.
Непришедшая в себя Нулефер оторопела ещё больше. Бон жадно тянул к её сумке свои руки, которые покрыла дырявая рубаха. Вдруг снова послышался плач.
— Дам, дам, не переживай. Мне нужно кое-что взглянуть, это важнее твоего пива или что там в бутылке ещё такое.
— Да что смотреть, сама понимаешь, какие там дети орут! — набычился Бон.
— Понимаю и хочу видеть! А у тебя нет такого желания посмотреть на… — она запнулась. — Человеческое выращивание? Ребята, вы же его тоже не видели, скорее всего.
— Видел. Ужасно! — заявил Бон, — а теперь отдай…
Но последние его слова остались без внимания. Нулефер оттолкнула парня и прошла дальше. Бонтин хотел было вцепиться в девчонку, хоть она и свободный человек, но не повесят же его за драку. Однако привлекать к себе глаза сотрудников… Бон, а за ним остальные поплелись за Нулефер. Цехи от важной комнаты отделял коридор с чёрным входом — по нему зашли рабы. Возле двери стоял охранник, подтянутый, накаченный, с револьвер в руках. Как будто это привычное дело, проходить мимо охранников, Нулефер показала пропуск, Уилл и Бон показали имя хозяина и их пропустили.
Детский плач оглушил вошедших. Сотни кроваток с маленькими грудными детьми, не старше трёх шестиц, стояли рядами. Младенцы изнемогали от крика, звали на помощь матерей, отцов. Но их мольбы были тщетны. Лениво возле них прохаживали нянечки, грубо брали на руки какого-нибудь малыша и кормили непонятной смесью. Также неосторожно, презрительно бросали в кроватки. В кроватках были заточены винамиатисы, по одну сторону зала находились девочки, по другую мальчики.
— Это же будущие рабы, — протянула Люси, прижавшись невольно к Уиллу и Бону.
Выставив напоказ пропуск, Нулефер походила мимо детей. Внезапно она остановилась, глаза её застряли на одном из младенцев.
— Это… это родимое пятно, такое же у Тины.
Руки её потянулись к крохотной девчушке, на плечике у которой было коричневое пятнышко, похожее на птицу. Точно такое же как у дочери сестры.
— Не трогай, нельзя! — закричал Бонтин и ударил Нулефер по руке.
Нулефер, не отрывая взгляд от малютки, поплелась дальше. Снова новые двери, коридоры. Этому заводу нет конца. Из одной из комнат доносились женские крики. Охранники и… клетки, клетки, полные женщин. Голые, сбитые как скот в одну кучу, с ошейниками на шее. Их губы беззвучно шевелились, в глазах читалась ненависть к вошедшим подросткам. Крупные слёзы катились по их щекам. Женщины молчали, только одна завыла, когда зашли ребята.
— Мой ребёнок! Мой ребёнок! Прошу… позвольте его увидеть!
Охранник заставил её замолчать ударом сапога по голове.