— Не расслышал, Фредер был наедине с Цубасарой? — сердце гулко забилось.
— Да. Он занимался в её сарае. Цубасара, как король уехал, так и пропала потом. Вернулась ночью, вылезла с каких-то кустов за оградой, злая, фырчащая, кусалась, если к ней не подходили. Невзлюбила Фредера!
«Ты же делал вид, что усердно занимаешься, для отвода глаз Джона Пайна».
— Фанин, где был телохранитель Его Величества?
— Осматривал территорию. Король… принц ещё… велел его не беспокоить, не отвлекать от занятий.
— Капитан Пайн оставил его одного?
— На ферму поставили магические блокирующие замки, так приказал принц.
Уилл провёл рукой по жёсткой шерсти Цубасары.
— Вот как… Фредер плохо относится к своей безопасности. Могли напасть скрывающиеся на ферме враги… Или Цубасара укусить до крови. Надо с ним обсудить эти моменты.
Уилл погостил на ферме ещё три часа. Играл с Цубасарой, на деревянных палках фехтовал с мальчишками, обедал с Жамперами, разговаривал с офицерами об охране фермы. Жамперы расстроились, узнав, что Уилл уезжает. Фермеры думали, он приехал на весь день. Вчера Уилл так и планировал — провести чудесный день наступившего лета с мамой. Но сейчас у него появились другие заботы.
Обратно он летел на предельной скорости, сократил путь, порезался через деревья и сорняки, в них же и запутался. Притянув воду, вырвал безжалостно сорняки с корнем и пустился дальше. Хорошо, дорога была дремучая, безлюдная, а вот неосторожного оленя он едва не сбил. Через некоторое время Уилл выехал в поле, на котором трудились люди. Крестьяне, рабы, все вперемешку обрабатывали землю, среди них несколько человек сплочённой кучкой стояли особняком, на лицах застыла безнадёжная печаль, руки были в шрамах и ожогами. Этими больными руками люди держали лопаты и копали землю. «Санпавцы», — понял Уилл. Фредер обещал, что Зенрут позаботится о всех пострадавших, о всех обездоленных, о всех несвободных.
Во дворец Солнца он прошёл как всегда свободно, без лишних проверок и оповещений: Уилл жил во дворце и состоял в свите короля. К самому Фредеру он имел семейный доступ и беспрепятственно проходил в королевские комнаты, нужно лишь было через камердинера предупредить Его Величество о своём приходе.
Фредер не захотел встречать друга в рабочем кабинете, сказал слуге, чтобы Уиллард прошёл в его комнату.
Король, повёрнутый спиной к гостю, сгорбился, сидел на высоком кресле, уперев локти о согнутые колени, и задумчиво смотрел на ярко горящие угли в камине. На плечах, поверх мундира, небрежно висела уличная чёрная накидка из бархата. Уилл увидел в зеркале его лицо: убитое и опустошённое, тяжёлый взгляд наблюдал за трещащим огнём. Фредер держал в руке погашенную папиросу, на полу стоял стакан с остатками вина, лежала брошенная двууголка с пером.
— Что случилось? — спросил Уилл.
— Она мне отказала, — протянул Фредер, в голосе чувствовалась пустота. — Кэтлин Джоанская мне отказала.
Он повернулся к Уиллу, мертвецки бледный. «Как после покушение Огастуса».
— Вчера я был у Джоанских, рассказал о своих намерениях жениться на Кэтлин. Симон и родители положительно отнеслись к нашей помолвке, благословили меня. А сегодня я сделал предложение руки и сердца Кэтлин. Она отказала.
Уилл с сочувствием кивнул:
— Объяснила почему?
— Да. Кэтлин сказала, что любит меня, но не может быть королевой. Она не хочет жить в постоянном напряжении. Замужество с королём возложит на неё большие обязанности, с которыми она не справится. До войны абадон она не задумывалась всерьёз, что такое быть женой короля. Представляла, что будет принимать гостей, помогать мне советами и растить детей. После войны, после смерти моей матери, после убийства Огастуса она поняла, что корона приносит боль. Кэтлин не хочет купаться в интригах и обмане, терять друзей, жить в окружении стражи. Она не хочет, чтобы её первенец страдал, унаследовав тяжёлую судьбу короля. Кэтлин не знает сейчас, каким именем называть моего брата. «А что будет потом, с нашими детьми?» — спросила она меня.
Фредер дёрнулся, руки задрожали, в глазах вспыхнула боль. Он вскричал, срывая голос:
— Знаешь, что ещё она мне сказала?! Призрак мучительно погибшей Эмбер всегда будет преследовать её в этом дворце! — И тихо прошептал: — Кэтлин видела горящий дворец. Той ночью она с семьёй поздно возвращалась домой в карете и оказалась на площади Славы, когда воспылал дворец.
Фредер поднял бокал с вином, но осушить его не хватало сил.
— Кэтлин убила меня, сказав «нет». Я не знаю, как теперь дальше жить. Не знаю, Уилл…
Уилл с состраданием смотрел на сломленного Фредера. Надо что-то сказать, утешить его.
— Сильному королю нужна сильная королева. Кэтлин не справилась бы. Ты найдёшь достойную тебя партию.
— Призрак мучительно погибшей Эмбер всегда будет преследовать… — со вздохом повторил Фредер.
Взгляд Уилла яростно устремился на короля.
— Фредер, я пришёл поговорить.
— О чем?
Уилл положил чёрный винамиатис с золотой цепочкой на подлокотник кресла.
— О наших матерях.
***
Было шесть часов вечера, когда Тобиан и Джексон вступили на Санпавскую землю. Раздался хлопок, появились Урсула, Люси, Майк, Живчик и Анли Пикман. За последний месяц Тобиан так привык перемещаться между провинциями, что хлопки проходящих отдавались в ушах спокойной музыкой. А сколько ещё путешествий предстоит совершить!
В небе стояло холодное солнце, плыли чёрные облака, которые стали обыденностью. Вдыхая тяжёлый пыльный воздух, Тобиан улыбался и боялся осознавать: он в Санпаве. Он в Хаше. Он дома. И это не быстрый прыжок с проходящим из одного города в другой, когда после дневных тяжких восстановительных работ какого-нибудь городка вечером его будет ждать чужая и далёкая духом Конория. Это возвращение.
Тобиан прижимал к груди свою семью — Люси и Майка. Джексон положил ладонь на белую голову Живчика. Возле стен мэрии их встречала бурная, кричащая, рукоплещущая толпа.
— Марион! Марион! Марион! — восторженно гремели санпавцы.
— Принц Тобиан! Принц Тобиан! — шумели мужчины и женщины.
— Бонтин Бесфамильный! — выкрикивали голоса не верующих в правду.
Люди шли со всех сторон, заполняя небольшую площадь перед мэрией. Многие хашиане, бежавшие из города в ночь нападения абадон, вернулись в родное место. На крышах домов тоже собирались толпы, столбы шатались под тяжестью детей, забравшихся на них, балконы дрожали.
— Марион! Тобиан! Марион! Тобиан!
Джексон Марион, любимец толпы и народный вождь, вернулся из столицы признанным отцом Санпавы, с ним был его правая рука — принц Тобиан — незаменимый помощник, спаситель санпавчан, гарант, что Санпава свободна от мучительной тирании Конории, пока на троне сидит его брат.
Люси, непривыкшая к такому вниманию, зябко жалась к Тобиану. Майк с восхищением свистел, Живчик довольно рычал, Урсула бдящим взором охраняла своих друзей, Пикман разглаживал складки плаща, на груди у которого был вышит бело-красный флаг с чёрным львом. Он принял подданство Зенрута и освободился от цепей Тенкуни.
Тобиан устремил взгляд к небесам. Чёрные как тьма облака, пыль, зависшая тенью над Санпавой, ещё долго они будут пожинать последствия абадон. Долго… Он родился в суровый век, но жизнь закалила к трудностям.
Шумная толпа заголосила ещё пуще прежнего:
— Марион! Марион! Тобиан! Бонтин!
И Тобиан с радостным смущением оглядел площадь. Пёстрые домики стали будто бы ярче. Санпава сияла красно-синими, жёлто-зелёными красками, пурпурные и оранжевые стены искрились, не взирая на тучи, скрывшие солнце. Люди той же разной толпой шумели и кричали приветствия. Толстосумы в дорогих плащах и потёртые жизнью подёнщики протягивали руки, встречая Джексона Мариона. Обнимались и кричали «ура» беспечные горожане и рабы с сухими уставшими лицами. Нищие беженцы, одетые в шинели и платья не по размеру, брали на плечи незнакомых девочек и мальчишек и орали: