— Без понятия, — хохотала Нулефер.
Аахен выбежал, умытый, переодетый в прогулочный фрак через пятнадцать минут. В руках был заяц, который Нулефер заставила ходить. Запыхавшимся от спешки голосом, Аахен сладко проговорил:
— Чудесная игрушка! Вот придумала же затею — создавать игрушки на основе магии.
— Приятно дарить людям радость, — ответила Нулефер. — А ещё радует, что не нужно обрабатывать эту почву как сероземельник, превращая её в драгоценный камень. Магия доступнее, ближе и… принадлежит Зенруту, — вырвалось внезапно.
Ханна покрутила шагающего зайца, посмотрела, как он идёт по столу и спросила:
— Сможешь научить его песенке?
— Надо попытаться, мама.
— Пусть он поёт «ах какая расчудесная Нулефер»! — воскликнул Аахен.
— «Аахен растеряйка» будет короче. У тебя оба левых ботинка надеты, — и Нулефер поправила ему воротник фрака.
— Извини, — буркнул он, — память предков. Был в прошлом.
— Не в прошлом, а на Абадонии, — Нулефер поймала скрытый мотив в его голосе. — Не переживай, Тобиан в последний раз явился к нам в Тенкуни вообще без ботинок, потерял их, пока шёл к своему проходящему магу.
Тобиан…
Внезапно воспоминания унесли Нулефер в прошедший год. Тогда Тобиан и Люси, сопровождаемые Уиллом, поплыли в Чёрный океан. Когда с ними встретилась Нулефер, она первым делом спросила у Тобиана, кого-нибудь он, ненавистник богов, видел в Чёрном океане. Тобиан стоял, повёрнутый к пенистой воде, вдыхал солёный воздух, протягивал руки к брызгам и хриплым голосом сказал, не оборачиваясь к людям:
— Моего отца. Конела.
***
Что может быть лучше солнечного летнего денька? Голубело тёплое небо, плыли снежные хлопья облаков, ветер веял морской нежной прохладой, в ней витал запах ароматных пирожков, жгучих специй, деревья, растущие вдоль тротуара, тянули ветви к свету. Аахен и Нулефер шли по рыночной площади к кабаку, в коляске дремал Юрсан. Торговки заманивали их свежими фруктами, ягодами, деликатесами моря, периодически Аахен и Нулефер останавливались, здороваясь со знакомыми, которых в Тенкуни было у них не мало, в особенности воины из Магического братства и учёные мужи и жёны. Нулефер про себя отмечала: «Это воин-водник, это шпион-мыслечтец, это превращатель, который является чьим-то донором в Камерута». Кто-нибудь узнавал Твереев в толпе и шептался: «Абадоний старейшина, санпавская спасительница».
— Я задумался, — Аахен взглянул на Нулефер и сузил глаза. — Нам кое-кого не хватает.
— И кого же? — «Опять его эксперименты!» Таинственный взгляд Аахена намекал о новых затеях.
— Домашнего питомца! Например, собаки. Хочу гулять с ней, обучать командам, играть, когда такие стоят тёплые дни.
— Возьми пустоглаза, одень на него поводок и гуляй с ним, — захохотала Нулефер. — Мы будем почтенной примерной семьёй: молодые супруги, ребёнок и питомец на поводке.
— Так! — прогремел Аахен. — Не оскорбляй пустоглазов! Как ты можешь, абадонка, говорить такие слова?
Нулефер захихикала:
— У абадон побольше чувства юмора. Эх ты!
Возле шумного кабака их дожидались зенрутские друзья, перенесённые в Тенкуни проходящим.
— Сестрица! — Уилл сжал её крепкими широкими руками. — Как же я ждал нашей встречи! Здравствуй, приятель, здравствуй! — Уилл полез к Аахену. — Ну-ка, покажи мне моего племянника!
За семь Уилл стал ещё шире и рослее, отрастил усы и небольшую бородку, но при мощи своего тела держался скромно, был в бежево-коричневом костюме и походил на обычного заезжего фанина. О службе в гвардии мог напомнить только связывающий винамиатис с королём, который Уилл носил постоянно во внутреннем кармане.
— Нулефер, дорогая подруга, обнимемся! Ах, соскучилась! — с губ Люси не сходила лёгкая улыбка.
По-прежнему тонкая и изящная, в светло-кремовом платье, с завитыми локонами Люси казалась совсем юной девушкой, на шее сверкало голубое ожерелье, на указательном пальце кольцо королевы Эмбер.
— А как же слова «Тоб, прошу не опаздывать!» — выкрикнул Тобиан. — Сами и опаздываете. Так всегда!
Он почти не изменился, лишь лицо загрубело, стало мужественнее. В глазах светился пыл, азарт, вскоре он не удержался и похлопал друзей по спине, покривлялся перед разбуженным Юрсаном, которого теребил Уилл. Тобиан уже успел запыхаться, чёрный фрак небрежно накинул на плечо, расстегнул ярко-красный жилет и аккуратными движениями поправил отцовский медальон.
— Лошадку, хочу на лошадку! Лошадку! — залепетал карапуз, не отпускающий руки Тобиана.
— Оливер, помнишь меня? — Нулефер присела на колени, чтобы оказаться на уровне с малышом, и поцеловала его.
Она знала, что мальчик, которому было два с половиной года, конечно, не запомнит её, и поэтому хотелось показать ему, что она не чужой, а близкий ему и его родителям человек. Нулефер приготовила для Оливера оловянного зайчика, мыслью, даже не словами повелела ему — «иди». И заяц пошёл навстречу поражённому малышу, который тотчас завизжал от восторга.
— Друзья-соратники, я занял для нас столик! — начальственно рыкнул Тобиан. — Поторопимся, пока его у нас не украли!
— А лошадка? — Оливер поднял глаза на отца.
— Сначала твой папа отдохнёт, потом будет лошадка, — Тобиан взъерошил тонкие рыжие волосы Оливера, доставшиеся тому от матери.
— О какой лошадке он говорит? — Нулефер тихо шепнула Люси на ухо.
Люси покачала головой.
— Тоб обещал прокатить его на волшебной тенкунской лошадке. И Оливер забыл про всё на свете.
— Надеюсь, под лошадкой он подразумевал не пустоглаза, — сурово провёл бровью Аахен.
Уилл, наконец, уложил Юрсана в коляску.
— Глядите в оба за сыном. Не то и вашего Тоб посадит на лошадку.
Тобиан, ведя Оливера за руку, воинственной походкой шёл вперёд. По его гордой спине и напевающей мелодии было понятно, Тобиан очень гордится тем, что явился на встречу с друзьями первым, не опоздал, даже ухватил столик. Из многолюдного кабака доносилась музыка, танцы, смех и звон бокалов. Не лучшее место для провождения времени с детьми, но так повелось, что Нулефер встречалась с братом и друзьями именно в этом громком и весёлом месте, а уже потом шли в тихий парк, спокойный ресторан, на берег моря или домой к Твереям.
— Уйди от меня! — пробурчал Тобиан. — Ну, уйди уже!
Он замахал рукой на чёрную, огромную собаку, что старательно принялась нюхать его штанину.
— Уйди! Нулефер, Аахен, я вас полчаса жду и полчаса эта псина наблюдает за мной!
Собака услышала, что говорят про неё, вздёрнула головой, развернулась и ушла к ящикам, стоящим у бревенчатой стены кабака. Лёжа в клубке, почесала ухо и скользнула взглядом по Тобиану.
— У неё умные, почти человеческие глаза, — с подозрительно проворчал Тобиан.
— Хочешь сказать, что это человек в теле собаки? — насторожился Уилл и тоже уставился на животное.
— Она меня преследует!
— И грызёт своих блох, — Уилл потормошил его за плечо. — Не надо. Как в прошлый раз, когда к тебе на колени уселся одноухий кот и ты потом до сумерек искал его, чтобы забрать к себе. Не надо.
Тобиан фыркнул. Собака, напоминающая размером лошадь, чихнула.
— Она меня смущает. Она смотрит на меня.
— Волнуешься за себя? Я вызову проходящего, отправимся к Нулефер и Аахену под защиту замков.
Тобиан мигом себя растормошил.
— Вот ещё! Побежали уже, или не будет у нас столика! Время тяните.
Столик у самых дверей ещё ждал Тобиана и его друзей.
— Малерз, мы в сборе! — на тенкунском языке Тобиан кликнул разносчика еды. — Жаркое и пирог готово? Несите, несите, будьте любезны! Вина на троих, а для прекрасных дам холодный квас! Вот, Нулефер, Аахен, — переключился он на зенрутский, — пока вас ждали, и утку приготовили, и пирог испекли.
Разносчик уже спешил порадовать непростых гостей. Какой кабак похвастается, что в него захаживают старейшина абадон, санпавская спасительница и зенрутский принц? Один на всю Тенкуни! Тобиан забрал у него часть блюд и подал друзьям. Это место когда-то нашёл он, и потому считал себя главным за создание праздничного настроения.
От Нулефер не скрылись его опухшие красные руки, покрытые волдырями, местами были коросты, чёрные пятна.