— Юрсан, держи. Все едят, а ты не ешь.
Юрсан не спал, он спокойно смотрел в потолок, думая о чем-то важном, ведомом только младенцам. Над коляской возникло улыбающееся лицо Оливера, незнакомый мальчик показал ему яркую и душистую вишню. Юрсан не сдержался и радостно завизжал, тряся ручками.
— Оливер, рано Юрсана угощать вишенкой. Он кроха, поменьше тебя будет, — добродушно погладила мальчика по голове Нулефер.
— А кого мне угостить? Папа, тебя? — спросил Оливер, задумчиво надув щёки.
— Меня! — оживлённо сказала Нулефер.
Аахен ухмыльнулся:
— Не отнимай у детей вишни и конфеты.
— Папа, мама, я хочу лошадку! — неожиданно выкрикнул Оливер. — Волшебную!
Люси посадила Оливера на колени, провела рукой по волосам.
— Мы покажем тебе лошадку. Обязательно покажем, рысёнок, — зашептала она и запела тихую песенку.
Оливер смотрел на лицо мамы, а потом задорно засмеялся. Люси качала его на коленях, пела, рассказывала про удивительных тенкунских магов, а Оливер засыпал её вопросам, хлопал, восторженно восклицал. Он спрашивал, кто ещё хочет съесть его пирожное, с кем можно поделиться сахарными ягодами и фруктами.
Нулефер наблюдала с улыбкой за играющими матерью и сыном. Теперь она видела Люси сияющей, обласканной счастьем и удачей на каждой встрече. Многие говорили, что Люси не выдержит жизни с принцем, да ещё с принцем, который отдаёт себя целиком недужной Санпаве. А Люси, как только обменялась с Тобианом кровью и дождалась освобождения своих родителей, перестала грустить. Она жила в Санпаве, трудилась ради Санпавы, творила ради Санпавы. Тобиан, став правой рукой помилованного и восстановленного Мариона, руководил возрождением провинции, залезая в самые опасные места, надзирал за обустройством вольноотпущенников, Люси взяла на себя немного, лишь заботу о санпавских детях. Её ласково называли «сестрёнка Люси Кэлиз», хотя она носила фамилию Афовийских. Но, не будучи принцессой, Люси запоминалась людям как смотрительница приютов, жертвенная «сестра» для покалеченных и осиротевших малышей.
— Уилл, — заговорил Аахен, жадно откусывая большой кусок мяса на ножке утки, — про тебя не слышно. Как ты сам? Когда мы отправлялись в Абадонию, ты нас провожал с Тэйли Милгус. Как ваша жизнь?
— Магия нас разделила, — Уилл высушил залпом стакан чая. От вина он отказывался, несмотря на бесполезные попытки Тобиана напоить его. — Тэйли предана Тенкуни, я Зенруту. Тэйли вступила в Магическое братство, чтобы её магия служила Тенкуни, а моя магия служит Зенруту. Тэйли хочет продолжить род магов, а я отказываюсь покидать манаровскую страну. Наши пути разошлись. Я ведь зенрутчанин, никогда себя не считал частью великого магического круга, что подчиняет себе уклад манаров.
— Как ты сам?
— Этот год весьма тяжёлый. Посещаю с Фредером каждую провинцию, каждый город, он без сна работает над законом, и я с ним. В свободное время, как обычно, я с Цубасарой. Она отчаянно просится в Санпаву, даже пустоглазом выучила, где на карте Санпаве, тыкает лапой и просит, просит. Приходиться мне перемещаться в Санпаву и гулять с мамой.
— Ибо в Санпаве её соплеменники показали себя демонами и дали понять, что не зря боги прокляли их предков, — вздохнула Нулефер.
Юрсан беспокойно заворочался в коляске. Нулефер взяла его на руки, чтобы он не расплакался.
— Почему вы назвали сына Юрсаном? — поинтересовался Тобиан.
На лице задумчивого Аахена появилась тень улыбки.
— В честь человека, подарившего нам целый мир. Когда родился сын, мы, не задумываясь, подарили ему имя Юрсана. Вы с Люси тоже вложили смысл в имя вашего ребёнка?
Тобиан засмеялся.
— Нет. Мы сидели в саду, сидели под оливковым деревом и решили, пусть он будет Оливером. А если девочка, то Оливия. Мы не придавали имени глубинный смысл. Нулефер, Аахен, — Тобиан провёл по ним взглядом, — вы слышали, что мой брат ожидает наследника? Фред меня сильно оглушил, сказал, что хочет назвать первенца, если родится сын, в мою честь! Ещё одним Тобианом Афовийским! — лицо исказилось недовольной гримасой. — Нет уж! Я сразу заявил, что против этого имени. Хочу быть единственным Тобианом в нашей семье. Не люблю тёзок. И кому нужна путаница в двух Тобианах?
Аахен посмотрел на него странным голодным взглядом, который привёл Тобиана в замешательство и заставил передёрнуться. Только Нулефер одна из компании сразу поняла, что означает появившаяся на лице Аахена усмешка.
— Близнецы… — Аахен засверкал белизной зубов. — Тоб, вы с братом примеры ужасного эксперимента по воспитанию близнецов в разных условиях. Одного любят, второго нет, один живёт в золоте и шелках, второй растёт как дикий репейник. Мы можем встретиться, когда не будет наших жён и друзей, и потолковать? Это для науки.
— Господин старейшина, — фыркнул Тобиан, — вас окружает столько абадон. Вы можете сами провести эксперимент по разлучённым и неправильно воспитываемых близнецах. А в моём расписании нет свободного времени.
— Аахен, ты маньяк! — Нулефер дёрнула его за руку. — Ты научный маньяк! Тоб, всё нормально, не обижайся на него. Аахен, твой отец получил прозвище Тенкунский Лев, а тебя все называют маньяком!
— Это так интересно — познавать новое, делать открытия! — затряслись руки Аахена.
Старейшину абадон окрестили безумным учёным, когда он представил результаты экспериментов с деторождением у вечных людей и абадон. Как оказалось, облик передавался по матери. Пустоглазки рожали пустоглазов, женщины обычных младенцев. Магия доставалась по закону земли. Дети абадон, зачатые в манаровских странах, не получали ни капли магии. Тенкунское общество ужаснулось экспериментом Тверея, породило слухов, что он построил на Абадонии тайную лабораторию, где препарирует абадон. На самом деле Аахен жизнь бы отдал за попавшего в беду подопечного.
— Нулефер, как книги, свитки? — Люси, лаская Оливера, невозмутимо перешла на другую тему.
— Это невероятно! — Нулефер воскликнула во весь голос. — Во дворце миллионы книг, и каждая запечатана своим шрифтом. Это невероятно! Мы считали, что библиотека это плод Агасфера. Но невозможно одному человеку собрать столько знаний и так тщательно сохранить их. Над его библиотекой работали первые абадоны ещё до проклятия и после проклятия, отдавая единственный человеческий день не семье, а сохранению знаний. Паутина языков, тайн, иероглифов — её всю нужно понять. Мы перевели одну книгу благодаря рисункам в ней, получили шифр. А дальше языки меняют, быстро так, стремительно. И нужно понять, где буква принимает другое значение. Мы уже поняли, что есть и другие способы пробуждать магию, которой усеяна земля. Магия и земля… — сладко вздохнула Нулефер. — Они не разделимы друг от друга. Магия это энергия, которой пронизана вся наша планета. Как электроволны, как волны света, волны звука. Понять бы её, узнать о всех скрытых загадках. Мы так и не узнали, были ли раньше абадоны, которые как мы с Уиллом, переселились в тела вечных людей, но раз я стала человеком, свободным от проклятия, я должна исследовать рукописи, которые Агасфер оставил для потомков.
— Какого это погружаться в чужие сокрытые тайны? — спросила Люси.
— Очаровательно! — воскликнула Нулефер, покачивая засыпающего Юрсана.
— Мучительно, — вдруг буркнул Уилл.
Нулефер подняла на брата глаза. Уилл поёжился и заслонил лицо стаканом.
— О чём ты, Уилл? — к ней подкралось беспокойство.
— Да так… Полезно иногда не знать чужие тайны, — простонал он.
— Уилл, про какие тайны ты говоришь?
Уилл смотрел на неё помрачневшими глазами и молчал.
Внезапно Тобиан подскочил, чуть не перевернув стол.
— Она… Она здесь! Она попыталась меня укусить!
Залетала чёрная шерсть, а через минуту из двери выглянула косматая собачья морда. Собака зафыркала, занюхала воздух и скрылась также внезапно, как появилась.
— Я говорю, она преследует меня! Она чуть не укусила! Я почувствовал её зубы на своей руке!
Его крикливый голос привлёк внимание посетителей. Разносчик еды фыркнул, заворчал, что в последнее время в кабак заглядывает много собак, и закрыл дверь.